– В эту игру можно играть и вдвоем! – раздался сзади сосредоточенный голос Гарба.

Михель нырнул за спину шамана, который уже плел заклинание, речитативом проговаривая слова на неизвестном наречии. Красноглазый на секунду удивленно моргнул, затем подошел на шаг ближе, поднял руку – и черные блестящие жемчужины понеслись в сторону гоблина. Шаман поприветствовал их своей рукой, и капли полетели обратно. Все до единой зависли в дюйме над кожей некроманта, и тот лишь оскалил зубастую пасть.

– Значит, у нас тут колдунишка-шалунишка? Предатель к тому же. Забавно! – раздраженно бросил он, обнажив вторую руку с зазубренным костяным отростком.

Ловец духов застыл, ожидая подвоха. Татуированный оправдал ожидания, метнув в шамана острую кость – рука будто выплюнула ее с огромной скоростью. Гоблин успел только икнуть от испуга. Отчаянный прыжок Михеля спас гоблина от сильнейшей головной боли из-за инородного тела в глазу. Монах перехватил снаряд в воздухе и вернул его владельцу ответным стремительным броском. Кость попала красноглазому в грудь и намертво в ней застряла, пройдя как нож сквозь масло через плотный сгусток Дэ, именуемый «щитом мага».

У Гарба отвисла челюсть. Заклинание простенькое, но дает надежную защиту от мечей и некоторых заклинаний. Чем сильнее маг, тем сложнее пробить такую броню даже колдовством, не говоря уже о примитивном костяном гарпуне. Из-за этого многие опытные волшебники целиком полагаются на свой щит, считая его абсолютно непроницаемым и приберегая более сложные и затратные заклинания для равных по силам соперников. К несчастью именно этого некроманта, Михель просто не знал, что преодолеть подобную преграду невозможно.

Безжизненные глаза удивленно моргнули, сухая рука потянулась, чтобы вытащить из груди впившийся гарпун, но на полпути обмякла, и чернокнижник со стоном покатился по лестнице. Снизу раздались испуганные голоса бандитов, топот, и через четверть минуты все стихло. Бурбалка осторожно выглянул сквозь стену и никого живого на первом этаже не обнаружил.

– Как это ты его? – спросил Гарб у Михеля.

– Сам в шоке, – ответил потрясенный монах. – Машинально как-то получилось. Нас в монастыре такому учили, но ни у кого, кроме великого мастера, до сих пор не срабатывало.

– А чему этому? – поинтересовался Каввель.

– Пробивать защиту с помощью силы воли.

– Предлагаю тихо свалить, пока городские легавые не объявились! – прервал их призрак.

– Не вижу оснований не согласиться, – утвердил решение за остальных Гарб.

И заселили смертные Лумею, и вновь изгнали дьяволов. И взмолились боги, чтобы Део дал им закон. И тяжко вдохнул Создатель, ибо требовали от него ограничить свободную волю. И стал он думать, как поступить. И создал он ныне существующий порядок. И сохранил он свободу воли, но дал всем мирам такие законы, преступить которые теперь не могли даже старшие боги. И кроме законов этих повелел он каждому поступать так, как вздумается.

На первом этаже стало так тихо, что копошащийся в уголке паук замер, потому что шелест лапок стал пугать его своей громкостью. Осторожно обходя трупы, компаньоны спустились вниз. Возле лестницы, широко раскинув руки, лицом вниз лежал мертвый любитель чужих чаров. Гарб пошевелил тело секирой и изрек:

– Он и при жизни-то был не очень привлекательным.

– А сейчас и вовсе чучело! – подхватил мысль Каввель, глядя на хищный оскал острых, как у акулы, зубов.

– Меня больше заботит, зачем этому хмырю болотному понадобился слабеющий чар. От него же одна польза – чтобы порталы не открывались, – почесав подбородок, произнес Михель.

– Боюсь, мы уже не в силах это выяснить, потому что я плохо знаком с искусством практической некромантии, чтобы разговорить его мертвое тело, – ответил ему Гарб. – Дух же его вряд ли попадет в Шеол. Узнать бы хотя бы, какой породы этот индивидуум. Мне кажется, он назвал меня предателем не без причины, хотя я о ней даже не догадываюсь, и меня это угнетает.

Некромант не был похож ни на кого из разумных существ Лумеи. С некоторой натяжкой в нем можно было бы признать потомка эльфов. Однако неприятные грубые черты лиц мертвых охранников полуорков выглядели на фоне жутковатого мертвеца красивыми, пропорциональными и мужественными. Гоблин заинтересовался татуировками на гладком черепе твари.

– Да это же… – задохнулся он от волнения. – Не может быть!

– Что? Где? – всполошились его спутники.

– Ну, вот же! – Гарб указал пальцем на несколько рун.

Остальные недоуменно посмотрели на загадочные символы. Лишь Бурбалке смутно вспомнились давние уроки по истории древних рас. Учитель показывал ему и второму ученику загадочные письмена, оставшиеся от древней цивилизации. Настолько древней, что даже эльфы не помнили, от кого эти знаки остались. Глядя на непонимающие лица коллег, Гарб объяснил:

– Это письменность последователей Быр-Хапуга! Было такое племя гоблинов, поклонявшихся этому древнему злому богу. Племя давным-давно было очень многочисленным и могущественным, но потом пришли лусиды и почти всех истребили. Я думал, их совсем не осталось.

– Что-то не похож он на гоблина, – усомнился Михель.

– Пошустрите у него по карманам и валим отсюда! Потом будете выяснять, че к чему! – прервал их Бурбалка, хотя волнение шамана передалось и ему.

В карманах убитого не нашлось ничего путного, кроме небольшого золотого медальона с изображением исполинского гоблина, который сорванным дубом гонял трех драконов. Глаза великана в буквальном смысле метали молнии, а из рук знакомо выглядывали костяные острия. Судя по картинке, исполин побеждал.

***

К тому моменту, как патруль городской стражи обнаружил последствия резни, учиненной шайкой полурослика, Гарб, Михель, Каввель и Бурбалка успели набить волшебную сумку провиантом, миновать городские ворота и пройти по Большому тракту половину дневного перехода.

Шли, не таясь, пока гоблин и минотавр не лишились своей маскировки.

– Так вот я и говорю настоятелю... – умолк на полуслове монах.

Затем он остановился, недоверчиво глядя на метаморфозу спутников. Тело Гарба начало стремительно съеживаться, а Каввеля напротив – быстро начало расти. Одежда лопнула на рогатом гиганте с громким треском, и Михель вздрогнул.

– Мама, – сказал он.

– Точно, – хлопнул себя по лбу гоблин, барахтаясь в ворохе кожи с заклепками, который теперь стал непомерно велик. – Предупредить же забыли!

К чести монаха, он почти ничем не выдал своего испуга от внезапного превращения спутников. Только первые полчаса наотрез отказывался слезать с верхушки придорожной березы, пока Каввель не пригрозил срубить ее секирой.

Стараясь не терять достоинства, Михель ловко спрыгнул на землю и повторно познакомился с компанией, которую настоятель назначил ему в спутники. Чтобы монаху было легче прийти в себя, в глубине леса подальше от дороги устроили привал. Парень сидел возле костра, негромко постукивал зубами о края походной железной кружки, и мысленно клял учителя, подложившего такую свинью. Гарб услужливо плеснул туда своей успокоительной настоечки, но она пока не дала нужного результата.

«Ибо вижу я, что суть их не так проста, как кажется тебе», – мысленно передразнил наставника монах.

Знал ведь старый мерзавец! Все знал, но прямо сказать не мог – это же изменить традициям пришлось бы! Убил бы! Так, глубокий вдох и выдох. Я спокоен.

Понемногу вдолбленные за время послушничества в голову мантры и шаманское средство стали действовать. Михель действительно успокоился. Гарб все это время находился рядом и сочувственно поглядывал на человека, помня свои чувства, когда он впервые увидел представителя другой враждебной расы – испуг, желание спрятаться или убить. Убить? Такая мысль раньше не приходила ему в голову насчет монаха. А что, если этот набившийся в друзья самец человека окажется таким, какими их изображают мамаши, пугающие людьми маленьких гоблинов? Кровожадным неразумным дикарем, готовым уничтожить любое разумное существо, потому что ему так захотелось, а не потому, что у другого разумного существа есть еда или золото? Нет, с ним надо держать ухо востро.