– Ложись! – крикнул Каввель, бросая секиру и увлекая за собой вниз Антонио с Хиенной.

Когда писк и шелест крыльев огромной колонии рукокрылых удалились настолько, чтобы можно было оторвать руки от ушей, минотавр вскочил на ноги и беспокойно забегал туда-сюда. Все пространство, докуда хватало глаз, было залито неярким лунным светом, достаточным, чтобы понять: троу тоже пропал.

– Абордажную кошку вам во все отверстия! – бесновался пират, ничуть не упрекая оставшихся с ним товарищей и больше обвиняя в произошедшем себя.

Антонио был склонен с ним согласиться, но благоразумно промолчал, чтобы не провоцировать Каввеля, и сосредоточился на собственных ощущениях. Панический ужас прошел так же быстро, как и появился. Его место заняла гнетущая боязнь неизвестности.

Хиенне стало совсем худо. Она лежала, скорчившись, на земле и стонала. С виду никакой причины на то не было.

– Ты как? – участливо потеребил ее по плечу Бурбалка.

– М-м-м! – простонала суккуба в ответ.

– Что, плохо? – опять возник из ниоткуда давешний незнакомец. – И должно быть плохо. Все-таки пуутам не место в пределах Девяти кругов. Домой ей надо.

– А есть возможность выбраться? – сделал вид, что не удивился внезапности появления, Бурбалка.

Незнакомец хотел что-то ответить, но не успел: налетевший сзади Каввель, не разбираясь, рубанул его секирой. Топор просвистел сквозь призрачную фигуру и, не встретив препятствий, устремился дальше. Минотавр, не удержав равновесия, споткнулся и растянулся на земле. Неосязаемый субъект растаял в воздухе, сообщив на прощание:

– Не все из вас смогут уйти. Кто-то один должен стать жертвой. Подумайте над этим.

Если у страха глаза велики, вы либо смотритесь в зеркало, либо нарвались на пучеглазого выползня.

Пособие по выживанию в Подземье

Слух вернулся не сразу. Адинук долгое время просто сидел, обхватив руками голову, на каменистом полу пещеры, куда его забросило. Барабанные перепонки темнокожего барда едва не лопнули, когда множество летучих паразитов запищали в унисон. Отсутствие одной из ушных раковин ничуть не спасало положение. Голова гудела, как растревоженный улей карликовых виверн. Темный эльф сумел разжать руки и обнаружил, что надрывно кричит. Совладав с собой, он закрыл рот и осмотрелся.

– Такое чувство, что я дома.

Потолок смутно угадывался где-то высоко над головой, стены поросли сиреневым мхом, излучающим едва заметное свечение того же, только более бледного цвета, а пять узких проходов змейками расползались в разные стороны, создавая видимость выбора. В том, что выбора на самом деле никакого нет, Адинук был уверен, потому что успел нарушить первую заповедь Подземья – «Будь незаметным». А это место слишком походило на ту пещеру, в которой ему довелось провести первые сто лет своей жизни.

Чувство опасности появилось, как только вернулся слух. Бард взял наизготовку лук, убедился, что в колчане еще осталось восемь стрел, и почувствовал шевеление в заплечном мешке.

– Выходи, хорошая моя! – развязал он тесемки, чтобы выпустить на волю ручную паучиху Милену.

Адинук не выпускал на волю свою восьминогую спутницу из-за Аггрха, который безумно боялся пауков. Она тихонько сидела в холщовом заплечном мешке с самого воссоединения с хозяином. Волшебство котомки уменьшало любые предметы в десятки раз и помещало их в маленькую карманную вселенную, так что места паучихе там хватало.

Паучиха истосковалась по открытым просторам, и теперь, когда орка поблизости не было, попросилась наружу. Эльф никогда не переставал восхищаться размерами паучихи. Из котомки медленно вылезла волосатая паучья лапа. Адинук умиленно улыбнулся. Даже кончик этой уменьшенной лапки был длиннее его ладони.

Лапа нащупала острым коготком твердый пол, и за ней показалась вторая. Наружу вылезла круглая черная голова с восемью глазами, а потом показалось массивное туловище. Как только все тело покинуло пределы сумки, паучиха начала быстро расти и в одно мгновение стала гигантской. Она потянулась, как кошка, и помотала телом из стороны в сторону, стряхивая налипшую паутину.

Бард, не в силах более сдерживаться, бросился обнимать свою любимицу.

– Радость моя, как же я соскучился! – приговаривал он, почесывая пальцем голову Милены.

Арахнида довольно зашуршала конечностями и неуклюже обняла хозяина, боясь поцарапать его своими лапами. Отдав дань радости воссоединения, Адинук вспомнил, что находится в неизвестном месте, полном опасностей.

– Будь готова, – шепнул он спутнице.

Паучиха козырнула одной лапой и скрылась в тенях, укрывающих свод пещеры от тех, кто может передвигаться только по низу. Бард покрепче взялся за лук и медленно двинулся в один из проходов.

«Эх, с луком тут и не развернешься», – подумал он. – «Арбалет бы больше подошел».

Пройдя несколько шагов, эльф напрягся. По коже побежали мурашки – верный признак, что за ним наблюдают.

– Я пришел с миром и покорностью! – произнес Адинук традиционную фразу, означавшую, что готов сдаться превосходящим силам, если таковые готовы сохранить ему жизнь.

– Опусти оружие, отступник! – скомандовал властный женский голос.

– Начинается, – разочарованно протянул бард.

Теперь он был уверен, что очутился в Подземье. Этот голос легко узнавался из тысяч других. Лук Адинук тем не менее опустил.

Из темноты вынырнули трое его среброволосых сородичей с адамантовыми мечами наголо. Вся троица носила фиолетовые цвета дома Хельвиафин. Мечники отобрали у Адинука оружие и скрутили руки за спиной кожаным ремнем. Тогда из сумрака неторопливо вышла темнокожая женщина, по одеянию которой легко можно было опознать жрицу Карвалшаресс – повелительницы пауков.

– Так-так, кто же дерзнул проникнуть в наши тоннели на этот раз? – произнесла эльфийка, кинжалом отодвинув с лица барда мешающую прядь.

– Ты как всегда выглядишь божественно, Элгин, – улыбнулся Адинук. – Помнишь наш последний раз вместе?

Жрица дернулась так, будто ее ужалила змея.

– Ты? – со смесью суеверного ужаса, недоверия и злобы в голосе выпалила она.

– Собственной персоной, – попытался поклониться бард, за что получил несильный, но чувствительный удар по голове.

***

– Че делать будем? – закинул удочку Антонио. Ответа Каввеля он опасался, но начинать разговор на скользкую тему первым не хотелось.

– Ох, юнга, не могу ничего дельного предложить вот так сразу. Обмозговать надо все серьезно. Вроде, по времени нас никто не ограничивал?

– Да, только жрать охота, а ничего нету, – протянул Бурбалка, потирая требующий пищи живот. Сумка-то с хавчиком у Гарба осталась

– Ты прав, приятель, – нахмурился минотавр, прислушиваясь к недовольному бурчанию собственного брюха.

Суккуба тем временем скорчилась на земле в позе эмбриона и тихонько постанывала. Ее кожа посерела, глаза ввалились, а по телу периодически пробегала судорога.

– Мне ее жалко, – сообщил Антонио, отворачиваясь, чтобы не видеть выражение морды Каввеля. – Она мне еще и жизнь спасла.

Минотавр ладонью взъерошил волосы на голове человека и тихо произнес:

– Знаю, дружок. С другой стороны, для меня она значит мало. Свой долг жизни я ей выплатил.

Антонио обернулся и посмотрел прямо в глаза пирата. Тот не выдержал и отвел взгляд.

– А я для тебя че-то значу?

– Ты боевой товарищ, и член экипажа… и друг. Этим все сказано.

Минотавр впервые признался в дружбе с человеком. Это прозвучало странно для обоих, но слова уже покинули рот пирата. Раньше Каввель с некоторым презрением относился даже к части компаньонов, но совместные испытания заставили его пересмотреть свои привязанности.

В наступившей тишине протяжный стон демонессы прозвучал особенно жалостливо для ушей бывшего призрака, вынудив окончательно принять решение, которое уже оформилось у него в голове.

– Я останусь! – заявил Бурбалка.