– Я результат воровства эльфиек! Не нравлюсь? – хищно оскалила острые зубки Рати. – Хотя, я еще не самый худший экземпляр. Если бы не эльфийская кровь, хапуги давно превратились бы в чудовищ. Даже сейчас внешность наших мужчин вызывает стойкое отвращение, а уж что было до первой эльфийки... Это верховному богу бледных эльфов нужно передавать благодарности.

– Триединому? – уточнил шаман.

– Ему самому, – с жаром подтвердила хапуга. – Это он нас в наказание проклял за веру в его заклятого врага. Ты же знаешь, что если в бога никто не верит, то он может раствориться в небытии?

Гарб кивнул. О таком ему рассказывали в Бездне.

– Мы были последним племенем, которое не отказалось от Быр-Хапуга. Триединый требовал отречься от нашей веры, но мы не сдавались. Бледное ушастое ничтожество быстро устало уговаривать и наложило на нас проклятие. А мы все равно продолжаем верить, хотя вера эта нас уродует с каждым поколением все больше и больше. Одна надежда на посох. Так что ты как хочешь, а нам он нужен.

– А некромантия? – не сдался гоблин.

Рати фыркнула в ответ.

– Ты еще нас осуждать начни! – разочарованно протянула она. – Я думала, ты понимаешь важность любых знаний. Когда живешь в Подземье, волей-неволей приходится научиться выживать. Троу вовсю пользуются темными искусствами. Чем мы хуже? Мы даже лучше них научились использовать темные энергии, так что сделай лицо попроще, жрец предательницы.

Гарб вскочил и поморщился от боли в ногах.

– Не смей ее так называть! Это твой Быр-Хапуг предал сестру! – гоблина трясло от негодования.

– А вот и не подеремся, а вот и не сейчас, – неожиданно добродушно откликнулась девушка. – Кто тебе сказал, что твоя правда правдивее?

– Она сама и сказала, – с вызовом ответил жрец.

Гарб чуть-чуть успокоился, но отступать от своих убеждений не собирался. Хотя зерно сомнения уже было посеяно. Где-то глубоко внутри ему начало казаться, что Рати говорит чистую правду. И все же только одна из версий может быть истинной. В силе Бирканитры он уже убедился, так что спорить со своей богиней даже заочно не хотелось. Однако что-то в рассказе хапуги заставило его по-новому взглянуть на всю эту историю. Что-то не сходилось.

– Надо тебя с отцом познакомить, – усмехнулась хапуга. – Два жреца должны найти общий язык. Поделитесь знаниями друг с другом. Уверена, вам есть что рассказать.

Гарб зарылся лбом в ладонь, помотал головой и уселся обратно на кровать. Встречаться со Сконмом мордой к морде ему отчаянно не хотелось. Внутренний голос подсказывал, что такая встреча может плохо закончиться для одного из жрецов.

– Не надо, – отрезал он, сладко зевнул, едва не вывихнув челюсть, и спросил. – Спать на кровати будешь?

По внутренним ощущениям уже около двух часов ночи. Масло в лампах почти выгорело, и свет начал тускнеть. Зевнула и хапуга, трогая кожу на груди. Чудодейственное средство за время беседы заживило порезы, и они лишь немного саднили.

– А можно? – каким-то странных голосом спросила она и оценивающе посмотрела на шамана, а затем вдруг сообщила. – Знаешь, а ты симпатичный: такие мужественные шрамы, рост высокий… Я люблю высоких парней, так что из нас могла бы получится отличная пара. Тебя только помыть и приодеть бы.

– Разве что пара врагов, – усмехнулся Гарб.

К нему окончательно вернулось самообладание, но оно никак не подсказало, что же делать со шпионкой.

– Ложись там. Я только защитный контур поставлю на всякий случай. Извини, но доверие теперь не мой конек.

– Иди ты в Бездну! – почти ласково сказала девчонка, обходя все еще сидящего на кровати Гарба.

– Только что оттуда, – заметил шаман, поднимаясь и начиная плести заклинание.

– Всякое бывает, – пожала плечами Рати, уже забравшись под одеяло и блаженно потягиваясь. – Спокойной ночи, симпатяга.

Гарб не ответил, сосредоточенно выписывая пассы лапами. Краем глаза он увидел обеспокоенное лицо Адинука, промелькнувшее за незанавешенным окном, но отнесся к подсматривающему эльфу на редкость спокойно. Даже сам удивился.

[1] Сын совы! (гоб.)

Мала шерстинка на шкуре, а выдирать больно.

Гоблинская поговорка

В двери настойчиво постучали.

– Херр колдун! – раздался голос распорядителя. – Откройте, битте! Я бы не стал вас беспокоить, но у вас вот-вот должна начаться дуэль.

Гарб с трудом разлепил веки и обнаружил, что спал, растянувшись на мягком ковре. Рядом с ним лежал кто-то мягкий и теплый, мирно посапывая. Он посмотрел на пустую кровать с нетронутым контуром, потом перевел взгляд на хапугу, решившую использовать его уже порядком затекшее плечо вместо подушки, и вздрогнул. Девушка тут же открыла глаза и вскочила, растерянно озираясь.

Озадаченное выражение на ее личике сменилось испуганным, а затем разъяренным, когда она увидела себя в зеркале во весь рост. Рати прошипела что-то нечленораздельное, но Гарбу удалось уловить слово «мать» и еще что-то нехорошее про родственников всех гномов этого острова до седьмого колена.

Толстые каштановые косы растрепались, полупрозрачный пеньюар, мало что скрывавший в сумерках, теперь при ярком солнечном свете и вовсе оставлял девушку почти в чем мать родила. Она стройной мускулистой стрелой метнулась к кровати, осторожно просунула руку в контур и легко оттяпала крупный кусок парчи от завесы балдахина, аккуратно полоснув по ней острыми коготками. Гарб сразу проникся уважением: не всякая сталь способна так резать.

– Вообще-то, мог бы уже убрать ловушку, – укоризненно заметила Рати, заворачиваясь в расшитый золотом и серебром бордовый шелк. – Да не лежи ты, как бездушный чурбан! Иди открывай, а то они решат, что я тебя укокошила, и начнут ломать.

Шаман, нащупал посох, нехотя поднялся и заковылял к двери. За ней толпилась целая орава любопытствующих мульфиблов обоих полов. Все старательно вытягивали шеи и вставали на цыпочки, желая лично увидеть, что кровожадный гоблин натворил за ночь. Хапуга, недолго думая, показала им язык, вызвав этим крайне удивленные возгласы, и уселась в кресло спиной к двери.

– У вас там… дуэль… – не веря своим глазам, пробормотал распорядитель, глядя на место, где должна была находиться истерзанная пленница.

Цепи сиротливо жались к стенам, ясно давая понять, что ими уже давно не пользуются. Оставленный ключ от оков, конечно, намекал на такую возможность, но всерьез в нее никто не верил.

– Там? – не слишком любезно переспросил Гарб, нервно постучав несколько раз посохом по полу. – Мы еще тут не закончили. Примирение у нас, вот.

С каждым ударом материал пола вокруг места соприкосновения со снопом зеленоватых искр последовательно менялся на шершавую сосновую доску, ярко-желтый песок, весело плещущий водичкой родник и, наконец, вернулся в исходное уныло-мраморное состояние, обдав напоследок грязными водяными брызгами модные кружевные панталоны сановника.

Это окончательно выбило гнома из колеи. Он с перекошенным лицом молча развернулся и, расчистив себе локтями путь в толпе, бросился бежать, смешно подкидывая косолапые ноги. Гарб сурово посмотрел на остальных, и все придворные тут же последовали примеру коллеги.

– Одежду принесите! – сурово крикнул им гоблин вдогонку на цвергском своим высоким скрипучим голосом.

Он уже собирался снова закрыть дверь, когда ее придержала волосатая зеленая лапища.

Орк протиснулся мимо шамана и подозрительно осмотрел помещение глубоко посаженными карими глазами. Увидев все интересующие его детали, бывший гладиатор расплылся в широкой похабной ухмылке.

– Как спалось? – громко поинтересовался он, уважительно потрепал Гарба по плечу и шепотом добавил. – Мужик! Как объездил кобылку-то?

Сердиться на друга так же, как на гномов, у гоблина не получалось, поэтому Аггрха за вторжение и хамство пришлось простить.

– С удовольствием, – лаконично ответил Гарб сразу на оба вопроса, а Рати при этом вспыхнула как маковый цвет, поджала губы и нервно дернула плечом.