– Чем это? – ухмыльнулся пират, презрительно глядя на безоружного недомерка.
– Руками, – сказал Михель.
– Врешь! – не поверил минотавр.
Вместо ответа человек взял ближайшую к нему ветку толщиной в руку, положил ее рядом с собой одним концом на землю, а другим на камень, и с шумным выдохом обрушил на нее правую ладонь. С громким хрустом древесина переломилась в месте удара. Тауросу посмотрел на человека куда уважительнее.
– А с виду хлипкий, – похлопал он монаха по плечу, от чего тот едва не покатился в сторону. – Меня так научишь?
– Попробую, – кивнул Михель, пряча улыбку.
Из всех компаньонов только призрак оставлял у человека неисчезающее чувство тревоги. Он вечно висел в воздухе где-нибудь неподалеку и наблюдал. Монах это чувствал и нервничал. Глаз у Бурбалки не было видно, но ощущение, что он следит, выжидая удобный момент, чтобы сделать какую-нибудь пакость, не проходило. Он, конечно, поддержал человека, но с какой целью он это сделал...
«Надо выяснить, что с ним не так. Почему-то мне кажется, что этот Бурбалка совсем не такой простачок, какого из себя строит», – подумал ди Лёве в первый же день.
***
Узнай Бурбалка, в чем его подозревает монах, он бы поначалу рассмеялся, а потом серьезно задумался. И в самом деле, дух косил под дурачка из осторожности, чтобы случайно не выдать план по возвращению себе тела. Самый простой вариант – вселиться в кого-нибудь с магическими способностями – теперь недоступен. Возможность ускользнула в тот момент, когда призрак распрощался с Шеолом. Рискнуть открыть портал обратно он не смел да и сил бы сейчас не хватило.
Кое-что из знаний Каввеля, однако, должно было пригодиться Бурбалке на Лумее. Это бы не сработало в шеольном мире, но в мире смертных могло оказаться вполне достижимым. Замысел был сложен и требовал предельной точности исполнения.
Для начала нужно накопить плотность.
– Если соединить все базовые стихии и энергии в один сосуд, – процитировал тогда Каввель неизвестного учителя, – то можно из них, как из кирпичиков, начать строить свое тело заново.
В теории это должно напоминать ускоренное заклинание регенерации.
– Не сработает, – подвел итог минотавр. – Никто не может впитать все сразу. Даже маги больше двух стихий не используют.
«Наивный простофиля!» – подумал тогда Бурбалка. – «Типа, сам так никогда не делал, так ни у кого не выйдет. Ну да, живые из плоти и крови так не могут. А я-то дух!»
На Лумее призрак успел вобрать в себя огонь, воду, воздух и землю. Темная энергия Тэ ему досталась еще с поглощенной тенью еще в Умбре. Полного исцеления не получилось, но призрак потерял неосязаемость. С ней пропала и неуязвимость, зато теперь готов он к окончательному превращению. Осталось найти мощный источник Дэ – божественной энергии.
Михель прекрасно вписался в план. Бурбалка сразу увидел, насколько сильным проводником энергии Создателя может служить этот немного застенчивый монах. Есть, правда, один недостаток: энергии нужно много, и его одного может не хватить. Должен помочь шаман.
Насчет резервов гоблина можно не сомневаться. В крайнем случае всегда можно уговорить Гарба пошить себе новый магический кафтанчик, чтобы запасов Дэ хватило. А вот как оценить силы монаха? По идее, божественная мощь безгранична, но выдержит ли такой поток силы передатчик? К тому же обоих еще нужно уговорить на участие в ритуале восстановления. Согласится ли Михель, и где взять другого более сговорчивого монаха в случае отказа?
Была только одна проблема: Бурбалка не был уверен, что другие переживут обряд, и испытывал смешанные чувства по этому поводу. Сможет ли он спокойно жить, если Гарб из-за него умрет?
***
Следующей ночью шаману приснился вещий сон. Гарб вдруг очнулся посреди огромной пещеры, сжимая в лапах, словно реликвию, недавно найденный жезл. Все чувства как будто сошли с ума и усилились, одновременно обрушиваясь на маленького гоблина какофонией шорохов незримых пещерных обитателей и загадочной вереницей запахов.
– Такое бывает от грибного отвара, но я его точно не пил, – сказал шаман сам себе. – Да и не похоже тут на Шеол.
Ловец духов не поверил, что это не сон, аккуратно ущипнул себя и еле сдержал проклятие. Больно, однако. Темные своды хоть и терялись где-то вдалеке над головой, но все равно давили невообразимой мрачностью. Неподалеку с разведенными в стороны лапами в цепях висела прекраснейшая из самок. От Нее исходило божественное сияние, разгоняющее мрачный сумрак вокруг. Свечение ласкало взор, хоть и немного слепило. Один неосторожный взгляд, и глаза отвести в сторону уже не получилось. Слишком красиво, чересчур притягательно.
– Кто ты? – робко спросил Гарб, непроизвольно делая шаг в сторону прекрасной незнакомки, только сейчас замечая, насколько она крупнее него.
– Подойди ближе, дитя, – слабым, но привыкшим повелевать глубоким низким голосом приказала самка. – Ты знаешь кто я?
– Нет, – помотал головой гоблин, – но рискну предположить, что воплощение какой-то богини.
Он все еще не до конца осознавал, перед кем оказался.
– Какой-то?! – на секунду голос великанши даже окреп от смеси удивления и возмущения, но она тут же вынужденно перешла на хриплый шепот. – Я Бирканитра, дитя. Я создала ваш неблагодарный народ!
Дернувшееся в цепях тело бессильно обмякло, свесив голову вниз, и шаман бухнулся на колени перед аватаром божества.
– Молю, прости недостойного! – возопил несчастный гоблин, расстроенный своим невежеством и поведением.
Из глаз богини на каменный пол пещеры упало две слезинки, тут же обернувшиеся полупрозрачными камушками. Гарб машинально подобрал их и положил в карман. Биканитра снова подняла голову и затуманенным взором наткнулась на жезл.
– Ты нашел… Бир? Я знала, что это когда-нибудь случится!
В желтых глазах богини блеснула надежда.
– Что я нашел? – пробормотал озадаченный шаман.
– Знай же, что отныне ты мой жрец! – с жаром сказала Бирканитра. – Я вижу, что ты не знаешь правды. Услышь же ее от своей Праматери. Многие тысячи лет назад на Лумее никто не жил. Здесь не было ни богов, ни смертных. Мы открыли этот мир своим детям в надежде, что тут все смогут мирно жить в любви и согласии. С превеликим удивлением мы поняли, что богам почти не под силу менять здесь реальность своей волей, и это вселяло надежду.
Богиня умолкла, то ли отдыхая от монолога, то ли собираясь с мыслями.
– Великое переселение шло через Шеол. Единственный доступный портал на Лумею вел в ее подземелья. Богам порталы ни к чему, но для наших смертных детей был доступен только этот путь. Эльфы, гномы и дворфы успели перейти первыми, а на остальных напали. Мы, гоблины, прикрывали безопасный отход других рас в новый мир. В подземный мир Лумеи мы вошли последними уже после вмешательства Део.
Бирканитра тяжело вздохнула, переводя дух. Столь длительный разговор, похоже, давался ей нелегко.
– Я хотела убедиться, что все до единого попали на поверхность, и замыкала колонну. Стоило последнему гобхату миновать туннель, ведущий к поверхности, как я получила подлый удар сзади. Мой отвратительный брат Быр-Хапуг, которого я долго терпела, все-таки выждал удобный момент, чтобы предать меня. От удара я потеряла сознание, а очнулась уже здесь. Веками я томилась в этой пещере, и только он иногда являлся, чтобы поиздеваться надо мной. От него я узнала, что мое имя втоптано в грязь, а моих адептов становится все меньше и меньше. Если их не останется совсем, я умру. Помоги мне, дитя мое! Неси своим собратьям свет с моим именем на устах! А когда ты преуспеешь, я наберу достаточно сил, чтобы разорвать оковы, сдерживающие меня. И тогда… Тогда я отомщу. Жезл, который ты нашел во время своих странствий. Найди три таких же, объедини их в единое целое и принеси сюда. Они помогут мне освободиться. Собранный из них посох даст мне сил. Иди же, возлюбленное дитя, не подведи меня!
Глава 17
И подшутил Део над ними, и сделал зависимыми от верующих. И стала зависеть сила каждого бога от числа его почитателей. И договорились боги, как им поступать со смертными, чтобы избежать новой свары. Ведь и бог теперь мог умереть, если в него никто не верил. И разделили они между собой обязанности, чтобы у каждого нашлись почитатели. И постановили, что для истинно верующих после смерти полагается награда, а для неверующих – наказание. И разрешили дьяволам и демонам забирать души неверующих себе, чтобы вечно мучить их в нижних мирах. И удалился Део, и больше никогда не вмешивался в дела детей своих.