Дракон попытался подняться, но его тело неестественно выгнулось и начало разваливаться. Ящер завизжал, царапая когтями мраморный пол и оставляя в нем глубокие борозды. Сползающая клочьями со скелета плоть падала и обращалась в соль. Рассыпался и сам скелет, а на его месте остался недоумевающий щуплый молодой человек с черными как смоль волосами, тонкими усиками и чистыми голубыми глазами. Миловидный юноша встал и машинально отряхнул шерстяные брюки и белую рубашку от соли. Взгляд его был насторожен и полон боли, как будто парня только что сняли с дыбы, и он теперь ждал последнего похода к плахе.
Постепенно глаза стали чуть более осмысленными. Человек поднял голову вверх, посмотрел на Гарба и ойкнул.
– Не может быть, – прошептал гоблин, подозревая очередную уловку Минору.
– Э, а че типа происходит? – наконец выдал юноша. – Ты че такой огромный? Опять иллюзией балуешься? И где все? У меня есть пара ласковых для Михеля. Меня по его милости чуть не сгрызли там. Я, конечно, сам поддался, но он мог и не бить, ваще-то.
– Бурбалка? Бурбалка! – радостно закричал шаман, протягивая свои огромные ручищи к человеку.
– Эй, отвали! Ты меня раздавишь! – рассмеялся казавшийся навсегда потерянным компаньон. – И лучше зови меня Антонио. Не хочу больше ничего общего иметь с Умброй и всем, что о ней напоминает.
Гоблин руки убрал, согласившись, что может случайно сломать смертного.
– Как получилось, что ты вырвался из мира теней? – спросил он.
– А тень его знает, – пожал плечами Антонио, поморщившись. – Вы когда Сандро туда отправили, Умбре уже надоело меня пытать, и она сразу занялась им. Наверное, решила, что он ей больше подойдет как проводник. Откуда ж ей знать, что у него с порталами всегда беда была, а он перепугался и слова сказать не мог. А потом меня оттуда вырвало и куда-то потащило. Очнулся я уже тут перед тобой.
– Хм, – задумчиво почесал подбородок Гарб. – После обряда вы стали, как близнецы, что, вероятно, обусловлено синхронизацией энергетических потоков. Когда я ударил Минору, Сандро должен был вернуться в свое тело, но, видимо, оказался слишком занят. И его место занял ты как схожий до смешения двойник. Не понимаю, как его забросило в Умбру, но я рад, что случилось именно так.
– Погоди, – произнес человек, боязливо оглядываясь. – Минору все еще жив?
– Есть вероятность, что уже нет, – честно ответил Гарб, – но убить его и правда не так легко, как хотелось бы. Поэтому он может и появиться через некоторое время.
В этот момент в стороне от них раздался протяжный стон.
– Богиня! – опомнился жрец и, ругая себя последними словами, опрометью бросился к столбам.
Вблизи она выглядела еще страшнее, чем рисовало воображение издали.
В цепях висела дряхлая сморщенная старуха, не имеющая ничего общего с той красотой, что Минору явил Гарбу в видении год назад. Она подняла голову, и гоблин с ужасом понял, что несчастная богиня любви слепа.
– Опять ты пришел, – слабым дрожащим голосом сказала она. – Чего тебе еще нужно от меня, чудовище? Ты уже забрал все, что я могла дать. Убей меня, умоляю. Если у тебя осталась хоть капля сострадания, избавь меня от мук. Я могу сама, но ты же знаешь, что так исчезнет вся любовь. Тебе она не нужна, но она еще нужна миру.
– Это я, Гарб, – робко сказал жрец.
– Братишка? – повела дряблыми ушами богиня. – Ты все-таки не бросил меня, маленький мой. А я тут совсем одичала. Как там мои детки без меня, не знаешь? Я иногда слышу их голоса, но все реже и реже. Я столько звала на помощь, но никто так и не услышал. Только Одноглазый ответил, но и он не пришел. Тебя они тоже держали взаперти? Они говорили, что уничтожили тебя, но я не верила.
Гоблин опустился на колени. По его щекам обильно текла обжигающая влага, а слова застревали в горле. Он запел, вознося хвалу той, что дала жизнь его народу. Богиня замолчала и тоже заплакала незрячими глазами. Каждая из ее слезинок превращалась в маленький блестящий камушек, с легким звоном падавший вниз.
– Я узнаю этот голос, – наконец сказала она. – Его я слышала чаще других последнее время. Ты один пел мне, мой мальчик. Благодарю тебя за этот подарок. Тебе пригодились мои ответные дары?
– Да, Праматерь! – ответил Гарб. – Как мне освободить тебя, посохом?
– Я больше не хочу жить, дитя мое, – ответила Бирканитра и снова заплакала. – Во мне осталось слишком мало любви. Я не смогу больше любить всех, как прежде, а значит, незачем и жить. Убей меня и иди с миром. Это моя последняя воля.
– Но Праматерь, – возразил жрец. – Наш народ совсем захирел без тебя. Ты ведь после смерти аватара вернешься?
Бирканитра яростно помотала головой, и цепи зловеще зазвенели в такт движениям богини.
– Тогда как нам жить дальше? – растерянно спросил гоблин.
– Просто живите и старайтесь любить, – беззубо улыбнулась богиня. – Я чувствую в тебе искру. Значит, ты можешь впитать мою силу и повести братьев и сестер за собой. Передай им все, что осталась от моей любви. Поглоти меня, чтобы тебе было легче. Может быть, у тебя даже получится преумножить то немногое, что еще есть. И тогда я буду жить в тебе.
Человек стоял там, где гоблин его оставил и смотрел, как его друг медленно поднялся и подошел к своей богине. Жрец нежно поцеловал морщинистый лоб, вызвав на лице Бирканитры благодарную улыбку. Затем, он резким движением свернул аватару шею.
Маленькая зеленая искорка выпорхнула из мертвого рта и влетела в грудь гоблина. Жрец уселся на пол, смотря перед собой невидящими глазами, обхватил колени руками и дико завыл. С каждой секундой его лицо становилось все суровее, искажаясь от разгорающегося лесным пожаром гнева.
– Гарб, – несмело позвал его Антонио.
Гоблин посмотрел на него, и что-то юноше в его взгляде не понравилось.
– Ты тоже человек, – медленно вставая, сказал шаман, цедя слова сквозь зубы.
– Что значит тоже? – насторожился парень.
– Люди больше не должны жить на Лумее, – жрец сделал шаг по направлению к Антонио.
Тот в испуге попытался открыть портал, но ничего не вышло. Тогда человек бросился бежать.
***
– Что-то происходит, – проворчал Михель, глядя на высокие неприступные стены и странные всполохи за ними, разноцветными огнями играющие по ночному небу. – Такое ощущение, что там развели огромный погребальный костер и сжигают тела. Хорошо, если это не жертвоприношение для темного ритуала.
– Гарб сказал ждать сигнала, – веско возразил Аггрх, крепче прижимая к себе Рати.
Девушка тоже волновалась. И ей очень не нравилось присутствие незнакомого человека рядом. От него по коже бесконечным маршем шли мурашки – недобрая примета.
За их спинами выстроилось пестрое воинство. Тяжелых баллист у орков не нашлось, но шесть легких камнеметов откуда-то притащили. Михель даже не стал выяснять, где их взяли. Нашелся и таран, сделанный из ствола какого-то эльфийского священного древа. Как раз достаточной толщины и прочности, чтобы ломать любые ворота. Даже такие исполинские, как в этой крепости. Их как раз закрыли перед приходом орочьего войска, а вот подъемный мост поднять почему-то не потрудились.
– Интересно, его сигнал сможет затмить все это великолепие? – поинтересовался монах. – Как мы вообще должны узнать, что это сигнал?
– С каких пор ты стал таким занудой? – усмехнулся орк.
– Если там действительно Минору, я очень хочу надрать его чешуйчатый зад, а ждать мне надоело. Лю, что ты скажешь?
– Вам дадена свобода воли, вот сами и решайте, – сказал жахани. – Мне плохо знакомы ваши способы ведения войны, поэтому воздержусь от советов. А насчет ритуала ты прав. Там приносят жертвы, и много. Вон и петь уже начали.
Действительно, внутри крепости запел стройный хор. Заунывность и гнусавость голосов не оставляли сомнений: обряд самый зловещий.
Минут через десять из-за ворот донесся леденящий кровь вой, а следом чудовищный удар сотряс их, оставив торчащую наружу выпуклость на металлической поверхности.
