– Ладно, – наконец сказал он, – я пошел.
Решимость Гарб обрел после беседы со своими воображаемыми личностями, к которым добавились Быр-Хапуг, Бирканитра и Михель. С Разрушителем пришлось долго спорить, но в конце концов его удалось урезонить с помощью сестры.
На совете постановили, что если уж злить Део, то нужно либо обзавестись могущественным союзником, либо хотя бы больше узнать о сути происходящего. Гоблин пришел к выводу, что в кургане все-таки сидит не Неган, хотя каким-то образом эта сущность с ним связана. С самим миром хаоса сделки заключать бессмысленно, ведь у него одна цель: уничтожить Лумею и все остальные творения Део. А вот здесь можно попробовать, хоть и боязно. В конце концов, там уже сгинуло много богов. Но именно это и дало гоблину надежду на осуществление его дерзкого замысла. К тому же он начал догадываться, кого Создатель мог держать там в заточении.
– Ты уверен в том, что делаешь? – спросил Каввель.
– Вообще, не очень, – признался гоблин, – но что-то мне подсказывает, что другого пути нет. Просто спокойно жить ни мне, ни вам не дадут. Так что пожелайте мне удачи.
– Попутного ветра! – сказал за всех минотавр.
– Да, совсем забыл, – Гарб уже сделал было шаг к курганам, но остановился. – Я побывал на Мирасе. Там все в порядке. Твои родители живы и здоровы.
– Спасибо, – чуть склонил голову в короне Каввель.
Гарб медленно пошел вперед. Он мог бы просто переместиться к нужному кургану, но решил пойти, как ходят все лумейцы. Звук шлепающей по земле обуви тоже напоминал, каково это быть смертным. Самого ощущения ходьбы не было. Мышц как будто не стало, и бывший шаман с сожалением отметил, что не столько идет, сколько плывет или парит.
Сейчас он был больше богом, чем любой из аватаров, которым все же приходилось мириться со смертной оболочкой. И все же он отчаянно не хотел отдаляться от друзей. Он слишком долго был один. Если божественность в нем перевесит, он их потеряет и снова останется в одиночестве.
На этот раз гоблин вообще не видел и не чувствовал никаких преград, хотя смертные уверяли, что скелеты по-прежнему охраняют подступы к долине. В задумчивости он переставлял ноги и шаг за шагом приближался к цели.
Возле охраняемого периметра бог остановился. Мгновением спустя перед ним, загораживая проход, возник высокий рогатый силуэт.
– Му-Кирин или Торгарон? – поинтересовался гоблин.
– Второй, – зарычал минотавр и ударил себя кулаком в панцирь. – Здесь должна была быть наша боевая двойка, но твой человеческий приятель как-то сумел уделать моего непутевого внука на дуэли.
Ростом он превосходил Каввеля, но рядом с Гарбом смотрелся карликом. Гоблин заметил, что все-таки на этого тауросу пират походит внешне куда больше, чем на Турона. Такие же бледно-сапфировые глаза навыкате, мохнатые ноги прикрыты поножами, но шерсть определенно того же черного цвета. Как, впрочем, и грива на голове. Разве что руки еще толще и крепче, а в руках не секира, а глефа с длинным древком.
Острие оружия угрожающе уткнулось гоблину в живот.
– Знаю, зачем ты туда идешь. Не ходи. Мы хотим пробудить Отца, а не выпустить наружу чудовище!
– Я слышал, ты прорицатель, – прищурил желтые глаза Гарб. – Ты что-то знаешь? Или ты уже бывал внутри?
– Внутри не был, боязно, – ответил Торгарон, тряхнув гривой. – Пророчества – безделица. Это всего лишь выражение воли богов. События идут своим чередом, а мы, их направляем. Они вьются вокруг нужной точки, пока не созреют, как гнойник на плоти. Тогда они вырываются наружу для нужных смертных. Только это все для них и придумано. Богов пророчества не касаются.
– Даже пророчества о конце времен? – покачал головой Гарб. – Ну-ну. Откуда же ты тогда знаешь, что там, если сам не заходил?
Минотавр шумно вздохнул.
– Там поселилось что-то чужое и страшное, что охотится на богов. Давно наблюдаю. Всех туда манит, даже меня, сулит великую силу. Многие входили, но только двое вышли. Бирканитра и ты. Та синяя тряпка, что на тебе, родом из этого логова, как и посох. И то, и другое – сущий кошмар для вселенной. Не ходи. Придумай другой способ разбудить Отца.
– Позвать сюда пуутов или, может быть, жахани? – усмехнулся Гарб. – Део сразу пробудится и создаст для меня отдельную Бездну. Или открыть Лумею для всех богов? Уверен, Всеотцу очень понравится эта идея. А уж смертным как понравится, что за этим последует. Какие способы знаешь ты? Уничтожить какой-нибудь мир со всеми обитателями? Создать новый? Я могу сделать все это, но гнев Део немедленно обрушится на меня, а я не желаю бросать ему вызов. Сюда же я уже входил и уверен, что смогу выйти еще раз.
– Этого я и боюсь, – топнул копытом тауросу. – Что еще ты вынесешь из этой пещеры чудес? Или с кем выйдешь?
– Так с этого нужно было начинать! – в светящихся золотом глазах Гарба появилась насмешка. – Зависть – плохое чувство, но я не думал, что она так сильно определяет поведение богов. А к ней в придачу трусость, злоба, жадность, мелочность, мстительность, гордыня и чувство вседозволенности. Чем больше я о вас узнаю, тем противнее становится. Раньше я думал, что боги хотя бы мудрые, но куда там.
Торгарон сузил глаза.
– Глупый выскочка! Думаешь, тебе повезло стать одним из нас, и теперь ты можешь меня безнаказанно оскорблять?
– О чем и речь, – спокойно заметил гоблин, легко отталкивая рукой лезвие глефы от живота. – Никто из вас не умеет признавать свои ошибки и только злится, если на них указать. Учиться вы даже не пробуете. Зачем смертным мстительные боги, которые не умеют прощать?
Для минотавра это стало последней каплей. Он с ревом замахнулся оружием на Гарба, с грустной улыбкой смотрящего на ярость собеседника.
В последнюю секунду лезвие глефы отскочило от искрящегося лезвия лабриса.
– Не смей! – глаза подоспевшего Каввеля были черны от гнева.
– Это было не обязательно, но все равно спасибо, – поблагодарил друга гоблин, обходя сцепившихся отца и сына. – Он бы не смог мне навредить. У вас двоих наверняка найдется, о чем поговорить, а я пока пойду. Не поубивайте тут друг друга.
Минотавры, издавая рычащие звуки, принялись кружить, утаптывая песок для поединка и цедя проклятия сквозь зубы.
Гоблин тем временем уже спускался по лестнице к знакомому склепу. За Каввеля он не переживал. Переживать стоило за Торгарона, потому что пирату пересказали содержание беседы с Хьялти, ничего не утаивая. В свете истории с проклятием негодование пиратского капитана не поддавалось описанию словами.
***
– Ты все-таки пришел, малыш, не побоялся, – поприветствовал его знакомый поток эмоций, – и так вырос, прямо загляденье. А я научилась совсем не кричать, как ты хотел.
Последняя фраза пришла с чувством радости и гордости.
Саркофаг и жертвенная чаша существенно не изменились. Разве что новой приманки здесь не было. Гоблин решил, что ничего удивительного в этом нет, ведь приманкой на этот раз служит сама обитательница склепа.
– Да, я пришел, – сказал Гарб. – Хочу точно знать, кто ты.
– Неужели еще не догадался? Я создала этот мир.
– Догадывался, но хотел убедиться. Все-таки ведь…
– Все знают, что Део убил Йени? – холодно переспросил поток эмоций. – Я одна из первичных стихий. Меня нельзя убить. Заточить, как оказалось, можно.
Бирканитра внутри Гарба едва не рванулась наружу, чтобы немедленно освободить пленницу. Он и сам едва сдержался.
– Что будет, если я смогу тебя выпустить?
– Я начну менять. Я существую для этого, для постоянных изменений.
– И тогда пробудится Део?
Ответом был смех, звонким колокольчиком прозвеневший в ушах.
– Разве он когда-нибудь спал? Он даже сейчас внимательно слушает наш разговор и следит за тобой.
Гарб похолодел. Одно неверное слово или действие могли вызвать печальный для него конец. Все это время. Стоило ли так беспечно и в открытую планировать нарушение запретов? Просчитать при этом последствия того или иного шага невозможно. Неужели нужно просто действовать, как подсказывает совесть?
