Сочинение Берга посвящено «моему учителю и другу Арнольду Шенбергу с неизмеримой благодарностью и любовью». Вклад Берга в традицию двенадцатитоновой музыки заключался в отыскании способа использовать серию в контексте традиционных музыкальных форм. Два его прекрасных сочинения иллюстрируют этот принцип.

Его Концерт для скрипки был написан в память о Манон Гропиус, дочери вдовы Малера Альмы и ее второго мужа Вальтера Гропиуса, умершей от полиомиелита в возрасте 18 лет. Здесь не только встречаются узнаваемые элементы, такие как венские вальсы, карпатская народная песня и почтенные гармонические приемы вроде секвенций, но и сама серия структурирована вокруг трезвучий, каждое из которых начинается на открытой струне скрипки при вступлении этого инструмента. Последние несколько нот серии, оставшиеся после трезвучий, ненадолго образуют целотонный лад, который становится темой насыщенного хроматизмами хорала Баха, процитированного в финале: «Es ist genug! So nimm, Herr, meinen Geist!»[1220] Все элементы пьесы взаимосвязаны в своем движении от жизни к смерти и от смерти к преображению. Концерт, несмотря на стилистические отличия, обладает элегическим характером, сходным с характером концерта композитора, умершего за год до его написания, – Концерта для виолончели Эдварда Элгара.

Опера Берга «Воццек», впервые прозвучавшая в 1925 году, – в трех актах, каждый из которых представляет собой пятичастную форму, соответствующую пяти сценам: группа из Пяти характерных пьес; Симфония в пяти частях (включающей в себя сонату, фантазию, фугу и рондо) и серия инвенций, основанных не столько на какой-либо теме, сколько на ритме, аккорде и даже на одной ноте. Здесь встречаются лейтмотивы и objets trouvés[1221], такие как военный оркестр и стоящее на сцене расстроенное пианино. Сюжет оперы, взятый из пьесы Георга Бюхнера о реальном солдате, убившем свою сожительницу, – чистый веризм из жизни маленьких людей, полной шокирующего насилия и повседневного садизма; музыка же – нет. Оркестровка выполнена мастерски и исполнена малеровской силы и пристального внимания к деталям. Драматический инстинкт Берга безупречен: ребенок Мари, скачущий в финале на деревянной лошадке к своим друзьям, глазеющим на недавно найденное тело его матери, производит душераздирающее впечатление. Вторая опера Берга, «Лулу», еще более детально исследующая психологию насилия, осталась к моменту его смерти в 1935 году незаконченной (как и Малер, он прожил только 50 лет). Шедевры Берга, – вероятно, единственные образцы сочинений школы Шенберга, заслужившие место в музыкальном репертуаре благодаря любви слушателя.

Если Берг расширил метод Шенберга, то Веберн сделал прямо противоположное. В сравнении с предельной концентрацией материала в Шести пьесах для оркестра его Пять пьес для оркестра 1911 года звучат еще более сосредоточенно: большинство их продолжается менее минуты, в четвертой содержится всего 50 нот. Шенберг говорил о пьесах Веберна того периода:

Как и глава школы Шенберг, Веберн полностью усвоил 12-тоновую технику в 20-е годы: впервые она зазвучала в его песнях с выразительным камерным аккомпанементом, в котором капли инструментальных тембров набухают и падают, сопровождая строки стихотворений, кажущихся немного странным выбором, – «Three Traditional Rhymes» (1924–1925) и сочинений любимца романтиков Гете («Zwei Lieder», 1926); затем, более ожидаемо, это случается в коротких опусах, таких как симфония 1928 года, струнный квартет 1937 и поздние вариации как для фортепиано, так и для оркестра (вариации на тему чего? Аналитики безуспешно пытались понять это, изучая обращения, ряды и внутренние ссылки). Веберн был аскетичным и дисциплинированным человеком, в отличие от словоохотливого и чувствительного Берга. В качестве исполнителя он настаивал на страстной, выразительной и свободной интерпретации даже (и особенно) своих лаконичных, загадочных сочинений. В качестве публичной фигуры он, к сожалению, попал под обаяние опасного мифа об имманентном превосходстве пангерманской культуры, открыто, хотя и наивно, приветствовал приход нацистов к власти и одобрительно относился к антисемитским высказываниям. Его единственный сын Петер, нацист, был убит во время обстрела союзниками военного эшелона в феврале 1945 года. Сам Веберн был застрелен в сентябре того же года американским солдатом, выйдя во время комендантского часа из своего дома на улицу выкурить сигару, чтобы не беспокоить внуков.

Веберн со временем заслужил репутацию наиболее глубокого и интеллектуального участника школы Шенберга, что по большей части лишало его музыку возможности попасть в концертные программы, но в то же время снискало ему восхищенную преданность следующего поколения авангардных композиторов. Его музыка требует предельного сосредоточения: кажется, что нужно задержать дыхание, чтобы не упустить из нее ничего. Возможно, пониманию его творчества поможет тот факт, что он написал диссертацию о музыке австрийского контрапунктиста XVI века Хенрика Изака и рассматривал свои сочинения в контексте лаконичной, сухой, интеллектуальной традиции ренессансного контрапункта. Аранжировки Веберном Баха также способны помочь в этом начинании; его оркестровка шестиголосного ричеркара из «Музыкального приношения» – вероятно, лучший пример Klangfarbenmelodie: здесь ноты баховского короткого угловатого мотива передаются от инструмента к инструменту с точностью патологоанатомического скальпеля, разрезающего мозг.

Веберн выражал мысль в коротких возгласах, которые Стравинский называл «ослепительными бриллиантами»[1223]. Возможно, это сияние впоследствии было заслонено более поздними композиторами, также прибегавшими к подобного рода афористическим жестам, но уже без его выразительного аскетизма. Веберн и Берг развили положения своего учителя Шенберга (который был всего на десять лет или около того старше своих знаменитых учеников и пережил обоих) в совершенно разных направлениях, – плодотворных и странных, закономерных и достойных внимания.

Среди других имен, связанных с Шенбергом, стоит упомянуть его учителя и шурина Александра Цемлинского, который положил на музыку стихи Рабиндраната Тагора в немецком переводе в своей «Lyrische Symphonie»[1224] 1923 года и уступил в соперничестве за руку Альмы Малеру: ему посвящена сходно названная Лирическая сюита Берга, в которой цитируется его симфония.

Переложением для хора и оркестра 23-го псалма Цемлинского дирижировал композитор, чья популярность в оперном мире ранней Веймарской республики уступала только популярности Рихарда Штрауса благодаря известности его стилистически разнородной оперы-сновидения 1912 года «Der ferne Klang»[1225]: Франц Шрекер. Как и в написанной приблизительно в то же время опере Ганса Пфицнера «Палестрина», в «Дальнем звоне» главный герой, композитор, является символом артистических исканий. «Kammersymphonie»[1226] Цемлинского 1916 года сжимает малеровские форму и звучание в нечто небольшое и плотное: звук солирующей флейты высоко парит над тихим дрожанием обертонов арфы, гармониума, рояля, челесты и струнных на пути к пышному финальному аккорду ре мажор. Быстрый закат его карьеры был обусловлен переменой вкусов и нарастающим антисемитизмом.