В каком-то смысле Вебер был классицистом в романтическом облачении. Эту двойственность лучше всего описал он сам: «[Я] могу объяснить свою музыку с логической и технической точек зрения и добиться в каждой пьесе определенного эффекта»[644]. Его влияние продолжалось долго: Малер делал оркестровки его музыки, Хиндемит сочинил вариации на его тему, Стравинский восхищался им, Дебюсси (который разделял его увлечение испанскими ритмами и восточным колоритом, хотя ни тот ни другой почти ничего не знали об Испании или Востоке) называл его «волшебником»[645]. Его непосредственными и сознательными последователями были Берлиоз и Вагнер. Если такого рода наследие делает его яркой, оригинальной, чрезвычайно влиятельной и в каком-то смысле переходной фигурой, – то это потому, что так оно и есть.

Вебер находил поздние сочинения своего старшего современника Бетховена одновременно «невероятно изобретательными» и «хаотичными»[646]. Он был в этом не одинок.

Людвиг ван Бетховен родился в декабре 1770 года в Бонне (хотя сам он полагал почти всю свою жизнь, что это произошло двумя годами позднее). Корни его семьи были в Нидерландах (отсюда «ван», а не немецкое «фон» – этимология его фамилии позволяет предполагать, что среди его предков были фермеры, выращивавшие свеклу). Его дед Людвиг был уважаемым и успешным придворным музыкантом, а позже и капельмейстером при курфюрсте в Бонне, одновременно торгуя вином. К несчастью, и его жена, и сын алкогольную составляющую его деятельности нашли более привлекательной, чем музыкальную: Иоганн Бетховен, придворный тенор, был гордым и жестоким пьяницей; его жена была ласковой женщиной, но не способна была справляться с темпераментом мужа. Музыка и домашние неурядицы стали частью истории жизни Бетховена с самого начала.

Его музыкальное образование было обширным, но беспорядочным. Отец представлял его в моцартовском духе на придворных концертах как «малыша шести лет» (тогда как ему было уже семь); его «учило» несколько монахов (одному из которых, по его мнению, «следовало оставаться в монастыре и перебирать четки»)[647]. В 1779 году талантливый органист Кристиан Готлоб Нефе систематически учил его контрапункту, цифрованному басу и музыке Баха. В 1783 году Magazin der Musik[648] Карла Фридриха Крамера хвалил ученика Нефе «Луи ван Бетховена… восьмилетнего мальчика весьма многообещающего таланта[649] (на самом деле ему было девять) и упоминал первое опубликованное сочинение «юного гения», вариации для фортепиано[650]. Когда ему было 16 лет, его выгнали с церковной службы во время Страстной недели за «неподобающие фортепианные гармонии» (его также «учтиво пожурил» курфюрст Макс Франц)[651]. В этом же возрасте он ненадолго посетил Вену, где единственный раз в жизни встретился с Моцартом (о деталях этой встречи нам известно мало), но вскоре вынужден был вернуться из-за известия о болезни матери.

Мария Магдалена Бетховен умерла в июле 1787 года. Отец Бетховена стал вести еще более беспутную жизнь. В ноябре 1789 года в возрасте 18 лет Бетховен фактически стал главой семьи. Когда Иоганн наконец умер в декабре 1792 года, курфюрст написал, что «виноторговля понесла утрату»[652].

В конце 1792 года, когда раскаты Французской революции стали достигать Бонна и всей Европы, 21-летний Бетховен отправился в Вену. Его подруга Элеонора фон Брейнинг написала ему в прощальном альбоме, что «дружба, как и добро, возрастает как тень по мере захода солнца»[653]. Граф Фердинанд фон Вальдштейн, его первый патрон, писал: «Вы отправляетесь в Бонн за исполнением своих так долго откладываемых желаний… вы должны получить дух Моцарта из рук Гайдна», и подписался «Ваш верный друг Вальдштейн»[654]. Бетховен больше не видел ни Бонна, ни Рейна.

В большом городе он прежде всего засел за учебу. Его первым учителем, разумеется, был Гайдн. Один из его первых биографов, Тейер, красочно описывает это: «этот небольшой, худой, темнолицый, рябой, темноглазый, облаченный в парик юный музыкант 22 лет отправился в столицу, чтобы учиться своему искусству у маленького, худого, темнолицего, рябого и черноглазого, облаченного в парик композитора-ветерана»[655]. Этот союз был не слишком успешным: Гайдн полагал, что молодому человеку необходимо выучиться основам; молодой человек так не думал. Ученик и друг Бетховена Фердинанд Рис сообщает, что Гайдн потребовал, чтобы на сочинениях Бетховена указывалось «ученик Гайдна», Бетховен отказался, поскольку полагал, что «хотя он и получил кое-какие указания от Гайдна, но не выучился у него ничему»[656]. Что совершенная неправда, как хорошо показывает ряд его сочинений, таких как струнные квартеты Op. 18 и Первая симфония (опубликованные в 1810 году), даже если он выучился у Гайдна благодаря усвоению и имитации его манеры, а не формальным урокам. Он учился контрапункту у знаменитого теоретика и педагога Иоганна Георга Альбрехтсбергера, а вокальному письму – у щедрого и вездесущего Сальери. Черни пишет, что Сальери раскритиковал песню Бетховена за неудачный выбор слов, но на следующий день сказал ему: «Не могу выбросить вашу мелодию из головы». «Тогда, герр Сальери, – ответил Бетховен, – она не может быть совсем уж плохой»[657].

Также в Вене у Бетховена появилась возможность свести знакомства со многими знатными любителями музыки, в том числе князьями Лихновским и Лобковицем, Кинскими, Эрдели и Эстерхази, в чьих домашних ансамблях играли многие видные музыканты, такие как скрипач и глава квартета Игнац Шуппанциг и его коллеги Ваньхаль, Карл Холц и виолончелисты, отец и сын, Антонин и Николаус Крафты. В марте 1795 года Бетховен впервые играл для венской публики, которая до этого момента знала о нем только благодаря его репутации. На первом из двух благотворительных концертов в пользу вдов музыкантов в Бургтеатре 29 марта он исполнил новый концерт для фортепиано с оркестром (его друг Вегелер утверждает, что он транспонировал партию фортепиано на полутон вверх, потому что духовые и рояль не строили вместе: неизвестно, так это или нет). На втором концерте 30 марта Бетховен импровизировал. На следующий день он вновь играл для слушателей, на этот раз концерт для фортепиано с оркестром Моцарта, звучавший между актами «Милосердия Тита», которое аранжировала вдова Моцарта Констанция. К сожалению, неизвестно, какой в точности концерт он играл на этом примечательном мероприятии, однако это мог быть самый «бетховенский» из концертов Моцарта, двадцатый в ре миноре, – этим сочинением он восхищался и написал к нему каденции. Он побывал в Праге, его репутация пианиста и композитора росла, он встречался с певцами, композиторами и меценатами, в том числе с Черни, протеже Моцарта Гуммелем и баритоном Иоганном Михаэлем Фоглем.

Посвящения его сонат раскрывают историю его отношений с окружающими. Первые три, классицистические по форме, хотя и не по настроению, посвящены Гайдну. Далее, за вычетом нескольких небольших пьес, все его сонаты того времени посвящены какому-либо конкретному человеку, как правило, знатному и чаще всего – женщине: графине Джульетте Гвиччарди; ее двоюродной сестре Терезе фон Брунсвик; другие посвящены графине Бабетте и баронессе фон Браун. Среди мужчин в этом списке граф Фердинанд фон Вальдштейн, друг и патрон его со времен Бонна, увековечен в посвящении к большой сонате № 21 до мажор 1803 года, а незаменимый князь Карл Лихновский – в посвящении к ее более ранней и мрачной сестре, № 8, до-минорной Большой Патетической сонате. Позже он посвятил самую грандиозную (среди всех сонат Бетховена и кого бы то ни было еще) сонату, Большую сонату для хаммерклавира № 29 1818 года самому могущественному из своих почитателей, эрцгерцогу Рудольфу.