Еще более характерным образом южноамериканскую уличную музыку использовал композитор, который, решив найти собственный стиль вне рамок своего аргентинского наследства, отправился в Париж, чтобы учиться у Нади Буланже, сказавшей ему, что он отыщет свой голос, только если вернется домой (что он и сделал): Астор Пьяццолла. Он превратил сексуальное танго прокуренных баров Буэнос-Айреса в свою версию nuevo tango[1400], смешав его с джазом, неоклассицизмом и добавив в него немного Баха. Быть может, ничто так явно не воплощает эклектичную витальность музыки первой половины XX века, как образ Пьяццоллы, мальчика, бредущего домой по опасным улицам Маленькой Италии и Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке, чтобы послушать джаз на заводном граммофоне и поиграть Баха на бандонеоне, который отец купил ему у старьевщика: играть на нем его выучила венгерская пианистка, учившаяся, в свою очередь, у русского эмигранта Сергея Рахманинова.

Богуслав Мартину родился в колокольне города Поличка в Богемии неподалеку от границы с Моравией, в 1890 году. Воспитанный на романтическом музыкальном стиле своего соотечественника Йозефа Сука, зятя Дворжака, после переезда в Париж в 1920-х годах, как и многие, он стал активно экспериментировать с музыкальными формами. Его опера «Juliette» (или «Julietta»), написанная на собственное либретто (на французском) и исполненная в 1938 году, – в некоторым смысле продолжение «Пеллеаса» Дебюсси; затем, в возрасте приблизительно 50 лет, он переключился на неоклассицизм в духе Стравинского. После немецкого вторжения во Францию в мае 1940 года дирижер Шарль Мюнш и влиятельный музыкальный меценат Пауль Захер помогли ему бежать в Америку, где он оказался в 1941 году. Он был невероятно плодовитым композитором, множество его сочинений, таких как шесть его симфоний, исполнялись ведущими оркестрами США. В 1942 году он создал оркестровое сочинение «Памятник Лидице», написанное в память о деревне, уничтоженной нацистами в отместку за убийство Рейнхарда Гейдриха. В следующем году появилась опера «Греческие пассионы» о деревенской мистерии, прерванной появлением группы беглецов. После войны Мартину, тихий, замкнутый человек, разрывался между Европой и Америкой, а также двумя женщинами по разные стороны Атлантики. Война разделила не только страны. По крайней мере, в его случае музыка старается связывать людей, а не увеличивать степень отчуждения и разлада.

Куда более печальна история одной из соотечественниц Мартину, Витезславы Капраловой, появившейся на свет в родном городе Яначека Брно в 1913 году. Плодовитая сочинительница, писавшая для фортепиано и оркестра музыку, обладавшую прокофьевской шероховатостью и лиризмом Бартока, она дирижировала своей Военной симфониеттой 1937 года, исполнявшейся ведущими оркестрами Праги и Лондона, училась в Париже и умерла от туберкулеза в возрасте 25 лет.

Три русских композитора однажды обсуждали идею наличия у тональностей цвета. Рахманинов позже рассказывал, что двое его собеседников не сошлись во мнении относительно цвета ре мажора: Скрябин полагал, что он желто-золотой, а Римский-Корсаков – что голубой. Скрябин в виде возражения указал Римскому-Корсакову на то, что в одной из опер того в сцене нахождения гор золотых монет звучит ре мажор.

Рахманинов был самым эффектным из новых романтиков: высокий, мрачный, с огромными руками и пристрастием к лирике в музыке, но не в общении. Стравинский назвал его «шести с половиной футовым угрюмцем»[1401].

Стравинский так описывал эволюцию музыкального языка своего старшего коллеги:

Печально, что Стравинский считал коллег-композиторов людьми, на которых «стоит плевать», однако его характеристика Рахманинова как представителя «старой» традиции весьма уместна: это слышно и в ритмическом громе и шопеновской мелодичности его фортепьянных прелюдий, и в любимых всем миром сочинениях для фортепиано с оркестром. В Рапсодии на тему Паганини 1934 года он выворачивает наизнанку всем известную тему в пышной медленной части: процесс (хотя и не звучание), сходный с процессом Шенберга.

Как и в случае других русских композиторов до и после него, его церковная музыка сбрасывает европейскую личину и обретает язык и звук православного богослужения: гимны, большие хоры, чрезвычайно «мужественные» голоса (в противоположность милому английскому щебетанию теноров или вибрато французского сопрано), низкие басы, отсутствие органа и любых других инструментов. «Всенощное бдение» Рахманинова 1915 года (также известное как «Всенощная») – протяжное, звучное наследие музыки Чайковского.

Ранние попытки совместить церковные и симфонические элементы привели к кризису. Первая симфония Рахманинова, основанная на церковных гимнах, была закончена в 1897 году после череды ранних заслуженных триумфов, омраченных смертью Чайковского в 1893 году. На премьере симфонией дирижировал Глазунов: неизвестно, был ли он пьян или нет, но он определенно не отрепетировал ее надлежащим образом. Цезарь Кюи писал, что ее музыка, вероятно, понравится студентам музыкальной консерватории в аду. После этого настал период творческого кризиса, во время которого Рахманинов – с большим успехом – обратился к дирижерской работе: в конце концов ему помог курс гипно- и психотерапии, проведенный доктором Николаем Далем в 1901 году.

Темная сторона его души вновь проявляет себя в таких работах, как симфоническая поэма «Остров мертвых», а также в неустанной одержимости мотивом хорала из заупокойной мессы «Dies Irae», повествующего о дне суда и гнева, который исполняют ревущие медные в бурной второй части скерцо из Второй симфонии; также он слышен и в других его сочинениях.

Начиняя с 1906 года Рахманинов с женой много путешествовал, осел в Дрездене и выступал на дягилевских сезонах в Париже. В 1917 году он дал свой последний концерт в России, отправился до границы с Финляндией на поезде и пересек ее на санях во время снежного бурана с 500 рублями и небольшим чемоданом рукописей. В следующем году он эмигрировал в США, где жил относительно благополучно благодаря неустанным концертным выступлениям. После эмиграции в 1918 году и до самой своей смерти в 1943-м он написал всего лишь шесть новых сочинений, большую часть времени посвящая записям пластинок. В 1942 году он по совету доктора перебрался в Калифорнию, где умер в марте 1943 года незадолго до своего 70-летия.

Предсказание автора Музыкального словаря Гроува, сделанное спустя десять лет после его смерти, о том, что музыка его «скорее всего, будет забыта», до сих пор не сбылось[1403]. Если его лирический талант выглядит несколько менее изысканным, нежели талант его великого предшественника, поэта клавиатуры Шопена, то его невероятный мелодический дар, вне всякого сомнения, не даст угаснуть его популярности.

Друг Рахманинова Николай Метнер покинул Россию другим путем и поселился сначала в Голдерс-Грин в Северном Лондоне, а затем в Уорикшире. Фортепианная музыка Метнера, в особенности его 14 сонат, содержит почти все фортепианные приемы XX века – от пространных, сложных четырехчастных сочинений до коротких и не менее сложных одночастным пьес, многие из которых носят образные названия – некоторые из них обладают отстраненным лиризмом, как, например, начало сонаты номер 10 Sonata Reminiscenza[1404] ля минор 1922 года, а также интерлюдия, помеченная lugubre[1405], сонаты номер 5 Sonata Tragica[1406] до минор 1920 года. В изгнании его поддерживали его английская ученица Эдна Айлс, а также индийский принц Махараджа Майсура. Сейчас его музыка известна в целом только специалистам; она заслуживает большего.