— Ваше сиятельство… — Я чуть склонил голову. — Примите мою благодарность. Вы непростой противник. С отличным автомобилем.

— Вы мне льстите, князь. Но я все рада слышать.

Гижицкая отсалютовала мне бутылкой шампанского и тут же отхлебнула прямо из горлышка. Вульгарнейший жест — особенно в сочетании с туфлями и коротким платьем. Но даже это ничуть не лишало графиню ни аристократичности, ни утонченности. Скорее наоборот: добавляло какого-то гротескно-противоречивого шарма. Вокруг нее тут же собралась целая толпа юнкеров, и уже через пару минут любой из них наверняка сам бы бросился под грузовик за один только ее взгляд.

А я… Нет, не то, чтобы не разделял всеобщее веселье, но глубоко внутри напрягся — на столько, на сколько хватило остатков сил. Ее сиятельство была не из тех, кто делает глупости просто так, от широты души. И это значило только то, что она оказалась здесь не случайно.

И не случайно влезла в нашу гонку.

— Не пройти ли нам внутрь, милостивые судари? — Гижицкая зябко повела плечами, на которых уже красовался чей-то парадный китель. — Здесь становится холодно.

Одного ее слова оказалось достаточно, чтобы вся юнкерская братия тут же ломанулась обратно в заведение, на ходу бросая папиросы и вытряхивая трубки. Какое-то подобие хладнокровия сохранял только Иван. И даже у моего матерого «дядьки» глаза подернулись какой-то мутноватой пленкой, а лицо понемногу обретало сладостно-мечтательное выражение. И дело явно было не в алкоголе.

Плохо дело. Еще полчаса — и господа юнкера просто-напросто сожрут княгиню. Или она их… Второе, пожалуй, куда более вероятно.

За каких-то несколько минут Гижицкая очаровала всех моих однокашников. Они окружали ее плотной стеной, но графиня все-равно каким-то непостижимым образом смогла оказаться рядом. Совсем близко — так, что ее плечо на мгновение прижалось к моему.

— Если бы я захотела, — вдруг прошептала она — тихо-тихо, так, что никто, кроме меня, не услышал, — пришла бы первая!

От неожиданности я чуть не споткнулся, а ее сиятельство уже скрылась за дверью, напоследок успев не только подмигнуть мне, но даже высунуть кончик языка. Причем так хитро и незаметно, что не увидел никто — даже шагавший с ней рядом Подольский.

Благородный подпоручик и так был изрядно навеселе — а после гонки успел выхлебать бутылку шампанского в одиночку и, видимо, окончательно уверовал в собственную неотразимость. Графиня вежливо кивала, улыбалась шуткам Подольского — но прочих «проявлений» избегала с немыслимым изяществом: стоило Богданову «дядьке» взять ее под локоток — она тут же ловко вывернулась, скользнула к ближайшему столику — и уселась.

Через мгновение вокруг нее собралась такая толпа, что я не стал и пытаться пробиться… Да не очень-то и хотелось! Не то, чтобы ее самонадеянное и наглое заявление выбило меня из колеи — и все-таки думать, что мне вот так, просто, подарили победу, оказалась неожиданно неприятно. Я…

Злился? Да, пожалуй, я еще как злился. Гижицкая в очередной раз появилась неведомо откуда, и все пошло кувырком. Чертовка больше не пользовалась Даром в попытках вскрыть мне голову, не лезла в мои сны — но и наяву приносила достаточно бессмысленного хаоса.

Или все-таки — не бессмысленного? Зачем ей все это?

— Не грусти, молодой. — Иван легонько хлопнул меня по плечу. — Не нужна тебе она. От таких одна головная боль, ты уж мне поверь.

«Дядька» — хоть и успел изрядно принять на грудь — все-таки присматривал за мной. И от его внимания не ускользнуло, что я буквально пожираю Гижицкую взглядом.

Правда, истолковал он все по-своему.

— Помню, была у меня одна… — Иван придвинулся чуть поближе. — Вот также вокруг нее вечно мужики вились. А она — вроде рядом, а на дается! Играет, дразнит, хвостом вертит — одно мучение… Может, я от нее в полк и сбежал. Как от болезни, Сашка, ей-богу! Так что ты послушай меня, я плохого…

Слушать я не стал — только молча кивал в ответ, постепенно погружаясь в свои собственные мысли. В которых приятного было даже меньше, чем казалось поначалу. Гижицкая умела задеть за живое — и даже присущая будущему пехотному офицеру броня выдержки понемногу шла трещинами. И не только потому, что ее сиятельство пустила все кувырком ради собственного развлечения, мгновенно превратив мою победу над Куракиным в пустышку.

Я вдруг с неожиданностью для самого себя обнаружил, что мне совсем не нравится смотреть на Гижицкую в окружении своих же товарищей… И не только товарищей. Ее сиятельство одаривала вниманием даже того, кто каких-то полчаса назад чуть не столкнул ее с дороги. И когда она задержала свой взгляд на Куракине чуть дольше нескольких мгновений, я вдруг почувствовал острое желание подняться со стула, взять початую бутылку с шампанским и проломить князю голову.

А потом свернуть челюсть сначала Подольскому, а потом его «племяннику». Богдан уж слишком настойчиво лез к Гижицкой со своими шутками. И, что куда хуже, ей это, похоже, даже нравилось.

Спокойно, Горчаков! Не хватало еще наделать глупостей из-за девчонки. Даже такой сногсшибательной, как ее сиятельство графиня Наталья Гижицкая.

— Князь… — вдруг произнесла она, поворачиваясь ко мне. — Александр Петрович.

Все голоса тут же смолкли. Разумеется, господа юнкера галдели наперебой, пытаясь угодить графине, и она не оставляла их без ответа — но сама ни к кому не обращалась первая… до этого момента. И всех явно заинтересовало, что же будет дальше.

— Время уже позднее, — продолжила Гижицкая. — А я, кажется, уже слишком пьяна, чтобы садиться за руль… Могу ли я попросить вас… проводить меня домой?

Обычная тишина в зале заведения сменилась гробовой. Десятка пар глаз устремились на меня. И каждый здесь наверняка без раздумий отдал бы годовое жалование и пару пальцев на левой руке, чтобы оказаться на моем месте.

И я вдруг с отчетливой ясностью понял, что если откажусь, то буду выглядеть в глазах однокашников не только человеком с дурными манерами, трусом и болваном, но и трусливым болваном с дурными манерами, упустившим шанс, который простым смертным редко выпадает хотя бы раз в жизни.

Вот так графиня.

— Оставь ключи. — Богдан вдруг магическим образом оказался подле меня. — С машиной разберемся… как-нибудь.

Вот именно, что как-нибудь… Но в самом-то деле — не отказывать же даме в любезности.

Даже если она самая вредная и хитрая вертихвостка во всей Империи!

— Как вам будет угодно, графиня. — Я поднялся из-за стола. — Вы желаете идти сейчас, или…

— Сейчас, непременно сейчас, князь. — Гижицкая отодвинула стул, встала и крутанула на пальце брелок с ключами от «Астон Мартина». — Сядете за руль? Надеюсь, вы сможете… не слишком спешить?

От последних слов графини тишина в зале сгустилась настолько что ее, пожалуй, можно было бы резать штыком от трехлинейки. Я краем глаза увидел, как Богдан обеими руками зажимает себе рот, чтобы хоть как-то удержать рвущийся наружу комментарий.

Спасибо, Богдан.

Я счел за благо отмолчаться и просто направился к Гижицкой, чтобы сопроводить ее к выходу. Когда я открыл перед ней дверь, графиня обернулась, изобразила легкий поклон и проговорила:

— Доброй ночи, милостивые судари… Было приятно разделить с вами праздник.

В ответ ей раздались нестройные выкрики, о содержании которых мне не хотелось даже думать. Не дожидаясь, пока завершится обмен любезностями, я взял Гижицкую под локоть и настойчиво потянул к машине. Она не сопротивлялась — скорее наоборот, с явной охотой оперлась на меня. Шагала графиня не слишком твердо — то ли сказывался хмель, то ли усталость после гонки…

То ли ей зачем-то оказалось нужно изображать беспомощность, чтобы иметь уважительный повод буквально повиснуть на мне, прижимаясь боком. На улице было холодно, но тело Гижицкой — теплым, почти горячим под тонкой тканью платью.

— Князь… — графиня, не сбавляя шага, пристроила голову мне на плечо. — Чудесная ночь, разве не так?

— Не могу поспорить.