— Кажется, понимаю, к чему ты клонишь. — Я невесело усмехнулся. — Хочешь, чтобы я отправился в Варшаву расследовать убийство кайзера?

— Нет… Точнее, такие мысли у меня тоже были. — Павел махнул рукой. — Но хватит уже тебе отбирать хлеб у Багратиона и его конторы.

— Тогда — теряюсь в догадках, — отозвался я, — ваше величество.

— Есть у меня одна на уме одна авантюра, на которые ты так горазд, княже. — Павел откинулся на спинку кресла, чуть склонил голову набок и прищурился. — Но скажи… как у тебя с французским?

Вот так вопрос.

— Bien sûr je parle français… plus ou moins, — осторожно отозвался я. — Более-менее… Ваше величество.

— Тебе точно стоит немного попрактиковаться. — Павел явно посчитал мое произношение не безупречным. — Там, куда ты отправишься, русским владеют немногие.

— В Бельгию? — уточнил я. — Прямо в Антверпен, или…

— И снова не угадал. — Похоже, его величество испытывал некоторое удовольствие, удерживая меня в неизвестности. — Ты слишком ценная фигура, чтобы носиться по условно-нейтральному государству в поисках неизвестно чего.

Конечно, мне очень понравилось слово “ценная”. А вот фигура… Не то, чтобы я питал какие-то особенные иллюзии по поводу собственной значимости в масштабах войны двух крупнейших европейских держав — однако на определенное отношение со стороны однокашника — пусть даже бывшего — все-таки рассчитывал. Но, видимо, юный император уже достаточно прочно вжился в роль правителя державы — и мыслил соответствующе.

Нравится мне это — или нет.

— Я хочу, чтобы ты отправился во Францию. В Париж, ко двору императора Жозефа. В составе российской делегации, конечно же, — продолжил Павел. — И принял участие в тайных переговорах.

Я ничего не ответил, но сам мой вид, похоже, был настолько красноречив, что его величество не смог сдержать улыбку — и тут же принялся поспешно объяснять:

— Знаю, это кажется странным, но подумай сам, княже: война уже идет, и даже доказательство чьей-то чужой вины в убийстве кайзера вряд ли ее остановит. И любой, кто получил фотографии тайной почтой, в конечном итоге поверит не правде, а тому…

— Тому, что посчитает выгодным для собственной державы, — кивнул я. — Тут ты, без сомнения, прав. И император Жозеф уже наверняка решил, на чьей стороне выступит, если придется.

— Надеюсь, что нет. — Павел покачал головой. — Османы уже готовы наброситься на наши южные границы, хоть никто и не говорит о союзах с Рейхом. Да и англичане вряд ли останутся в стороне.

— Пожалуй, — вздохнул я. — Британский монарх вряд ли пожелает пропустить такое… веселье. Наверняка он уже примеривается к колониям в Африке. А может даже захочет под шумок оттяпать кусочек земли прям в Европе.

— Верно. И именно поэтому нам сейчас нужны союзники. — Павел подался вперед и чуть склонил голову. — Я уже подписал указ о мобилизации. К осени в армии может быть уже миллион человек. Но даже если твои фабрики обеспечат их всех современным оружием и панцерами — мы все еще слишком уязвимы с моря. В одиночку Россия…

— Да понимаю! — Я махнул рукой. — Но почему Франция? Твоя династия всегда была дружна с родней покойного Вильгельма, а вот с Бонапартами… Старые счеты. Уверен, в Париже наверняка еще остались те, кто не забыл, что было полтора века назад, когда Наполеон уполз из-под Смоленска и едва не потерял всю свою империю.

— Ну… это было давно, — отозвался Павел. — Может, у Жозефа и нет повода встречать моих послов с распростертыми объятиями, но поводов точить зуб на Рейх у него все-таки больше. Война сто лет назад, после которой Франция потеряла значительные территории на востоке — и сейчас самое время попытаться их вернуть. Если Жозеф согласится…

— А если нет? — фыркнул я. — Но дело даже не в этом, мой краснокожий друг. Я не стану спорить — тебе и правда сейчас нужны союзники. Хоть французы, хоть японцы, американцы или сам Папа Римский… Но почему ты хочешь отправить к Жозефу меня?

— Авторитет Горчаковых сейчас высок. И среди знати, и даже в армии. — Павел улыбнулся и коснулся кончиками пальцев собственного погона. — Ты куда лучше любого министра смыслишь в вооружение. Да и боевого опыта у тебя побольше, чем у некоторых генералов, которые всю жизнь протирали штаны в Генштабе.

— Может, и так. — Я старательно пропустил неприкрытую лесть мимо ушей. — Я действительно кое-чему научился за последний год. Но военные альянсы, политика на уровне держав… Ну какой из меня переговорщик? И потом — сейчас я намного нужнее тебе здесь! Новые панцеры, оружие для армии, реформы Госсовета…

— Думаешь, все производство разом встанет, если сиятельный князь Горчаков ненадолго покинет страну? — усмехнулся Павел. — А что касается реформ — меня ты уже убедил, а этого достаточно, чтобы подписать столько указов, сколько будет нужно.

— Думаешь? — Я чуть прищурился. — Кое-какие из них я выгрызаю уже чуть ли не полгода. И не могу сказать, что удачно. Князья клянутся в вечной дружбе и мне, и особенно деду, но отказываться от привилегий все-таки не спешат.

— Откажутся. Я все-таки император самодержец. — Павел чуть сдвинул брови — но тут же рассмеялся. — Да и Багратион в этом вопросе всецело на твоей стороне. И уж тем более министерства и генералы — уж кто-кто, а они с радостью прижмут старые рода.

— Старые рода сами с радостью прижмут кого хочешь, — проворчал я. — Особенно сейчас, когда они — с твоего, между прочим, дозволения — одним махом перерезали всех врагов государства. И особенно если я вдруг надолго исчезну из столицы.

— Как-нибудь справлюсь. — На мгновение в глазах Павла мелькнула тоска. — Я не забыл, что обязан буквально всем и родам, и лично тебе, княже — но ты ведь понимаешь, что кое-что в столице пока еще решаю я. И только я.

— Государственный совет формально является совещательным органом. Разумеется. — Я пожал плечами. — Но император обычно прислушивается к его решению. В сущности — почти всегда. Случаев, когда кто-то из твоих предков открыто возражал, было всего несколько. И все они завершились… печально.

— Надеюсь, ты не собираешься угрожать мне дворцовым переворотом? — буркнул Павел. — Я не дурак, княже. И прекрасно понимаю, что перегибать палку тоже нельзя.

— А как тогда? — Мне вдруг почему-то до неприличия захотелось улыбаться, хоть тема беседы к тому явно не располагала. — Будешь выдавать пируэты между аристократий, военными, промышленниками и простым народом, пытаясь угодить всем одновременно?

— Ну… да. Как делал бы на моем месте любой государь. — Павел откинулся на спинку кресла и негромко рассмеялся. — Который хочет править дольше, чем год или полтора. Именно так, княже — пытаться угодить всем.

Чуть заискривший между нами лед растаял, будто мы на мгновение снова стали бестолковыми юнкерами-первогодками, а не императором и наследником самого влиятельного рода в столице. Павел говорил не самые приятные вещи — но хотя бы говорил честно. А я…

Пожалуй, не мог ни в чем его обвинять — да, в общем, и не хотел. Как сказал дед — будущего государя с младых ногтей учат править, разделяя и властвуя. И на месте Павла я бы, пожалуй, говорил и делал то же самое.

Как и любой государь — который хочет править дольше, чем год или полтора.

— Ладно, убедил. — Я махнул рукой. — Значит, Франция?

— Париж, — вздохнул Павел. — По некоторым причинам я не смогу назначить тебя руководить переговорами с Жозефом. Но ты должен знать…

— Так. Стоп. — Я поднял руку. — Может, все-таки расскажешь, что ты задумал на самом деле, величество? Почему отправляешь меня, хотя в твоем распоряжении целый дворец придворных, Генеральный штаб и вообще вся страна?.. Только не надо рассказывать про мою незаменимость, ладно? — Я поморщился. — Ты или зачем-то решил удалить меня из столицы, или…

— Нет, княже. — Павел чуть возвысил голос. — Все куда проще: мне нужен в составе делегации свой человек.

— Свой? — насмешливо переспросил я. — А остальные тогда — чьи? Или ты не доверяешь собственным подданным?