— Не совсем… Не совсем так. — Павел почему-то чуть покраснел, будто мои дурацкие вопросы его изрядно смутили. — Мне нужен тот, кому я буду доверять не на сто, а на двести процентов. Не какой-то там придворный, генерал и болван из министерства иностранных дел — а именно ты, княже.

— Ну, если уж тебя почему-то не устраивают генералы…

— Ты добудешь мне этот союз. Любой ценой, слышишь меня, княже — любой! — Павел тряхнул головой. — Остальные делегаты будут говорить то, что можно — но ты нужен там говорить то, что нельзя. Пообещай Жозефу золото, династический брак, оружие, преференции в торговле, все наши колонии или освобождение от таможенных пошлин хоть на тысячу лет вперед — но не возвращайся без подписанного пакта!

На мгновение показалось, что Павел спятил… Но нет — его величество, похоже, говорил совершенно серьезно. И действительно требовал от меня невозможного.

— Как? — усмехнулся я. — Как я, по-твоему, это сделаю? Стоит хотя бы заикнуться о половине из того, что ты назвал — и другие делегаты сожруть меня заживо.

— Значит, если придется, обойдешься без них.

Когда на стол передо мной лег тяжелый перстень, странно-шутливое как ветром сдуло. По спине даже пробежал холодок — и я вдруг вспомнил, где сижу. И кто сидит прямо передо мной.

— У тебя будет право говорить от моего имени. Принимать решения, не спрашивая никого… даже меня. — Павел говорил медленно и веско — будто забивал гвозди. — На таких встречах часто тянут время, советуются, отправляют телеграммы в столицу — но это слишком долго. Возьми Жозефа за жабры и не отпускай, пока он не поклянется выступить против Рейха на нашей стороне. Пока этот перстень у тебя, — Увесистое украшение еще чуть придвинулось ко мне по столу, — любое твое слово следует понимать, как волю российского государя.

Я только и смог, что кивнуть — язык будто прилип к небу. За год после аварии, едва не отправившей меня на тот свет, я повидал многое — и искренне, предполагал, что удивить меня больше не сможет никто и ничто. Но такое…

Павел, фактически, наделил меня властью, равной императорской — пусть лишь временно и только в вопросах переговоров с французским монархом. Не знаю, удостаивался ли подобной чести хоть кто-то из Горчаковых… да и вообще хоть кто-нибудь за последние лет этак пятьдесят. Даже дед не рассказывал о подобном — а уж он-то видел и помнил вообще все на свете.

— Надеюсь, ты меня не подведешь, княже. — Павел явно через силу выдавил из себя улыбку. — Ты ведь понимаешь, что о… скажем так, некоторых подробностях нашей беседы лучше не знать никому за пределами этой комнаты.

— Более чем, — буркнул я. — Если честно, я и сам постараюсь забыть, что на меня навесила твоя монаршья воля, чтоб ее.

— Ага… Ну и так, на всякий случай, — Павел чуть нахмурился. — Про отдать Жозефу наши колонии — это я не серьезно.

— Правда? Очень жаль, — беззлобно огрызнулся я. — Боюсь, без этого убедить его величество будет непросто.

— Сегодня ты подозрительно плохо ешь, — задумчиво проговорил дед. — Однако выглядишь здоровым. Значит, дело или в несчастной любви, или в политике. К сожалению, о твоих амурных похождениях я знаю предостаточно, так что остается второе.

Я сделал вид, что не услышал. Потом уткнулся взглядом в тарелку с омлетом и принялся орудовать вилкой так, будто от этого зависела моя жизнь… Но избавиться от деда, конечно же, не вышло.

— Можешь поделиться мыслями, — усмехнулся он. — И тогда станет полегче. Наверное.

Конечно, я не стал держать в тайне от старика нашу беседу с императором. Рассказал, как только вернулся из города в Елизаветино — хоть и умолчав о подаренном перстне и чрезвычайных полномочиях на переговорах. Но обсудить с дедом мой отъезд в Париж пока еще не успели.

И вроде бы даже не собирались… кажется.

— Ты хочешь разговаривать о политике во время завтрака? — поморщился я. — Аппетит у меня, как ты верно заметил, и без того так себе.

— Это пройдет. — Дед пожал плечами. — А вот политика останется с тобой — теперь уже до самого конца жизни. Привыкай.

— Непременно. Сразу после завтрака начну.

В одном дед точно не ошибся — настрой у меня действительно был, что называется, на тройку с минусом. И кусок не лез в горло именно из-за событий: как прошедших, так и тех, которым еще только суждено было случиться. И огрызаться хотелось по той же причине — можно сказать, просто так, а не потому, что на деда некстати напало желание побеседовать.

— Догадываюсь, что ты сейчас не в восторге, — неожиданно мягко проговорил дед. — Но что именно тебя так смущает?

— Честно? Все! — не выдержал я. — Почему Павел хочет убрать меня из столицы? Я хоть сейчас назову полтора десятка князей, которые годятся для переговоров с Жозефом Бонапартом куда лучше. В чем вообще смысл?

— Понятия не имею. — Дед пожал плечами. — Я могу запросто придумать десяток причин: от совершенно безобидных до грозящих мучительной смертью. А тебе стоит иметь в виду не только то, что в чужих словах и поступках порой есть второе дно… Но также и то, что порой этого самого второго дна нет.

— Ты хочешь сказать…

— Павел действительно может верить, что твое присутствие на переговорах с императором Жозефом склонит чашу весов в пользу России. — Дед чуть склонил голову. — И этот вариант ничуть не хуже любого другого. Хотя лично я скорее вижу здесь другой: абсолютно беспроигрышный для Павла, но весьма сомнительный для тебя… к сожалению.

— Какой это именно из десяти? — мрачно усмехнулся я. — Безобидный или грозящий смертью?

— Примерно посередине. — Дед подтянул поближе кружку с чаем. — Император не прогадает в любом случае. Если ты справишься, он получит Францию в союзники и наверняка закончит войну еще до зимы.

— А если нет?

— Тогда — получит повод обвинить тебя в неудаче и оттереть и от двора, и от общества старших родов, — ответил дед. — И это, фактически, будет означать если не конец твоей политической карьеры, то изрядную потерю репутации.

— Проигравшие не интересны никому, — буркнул я.

— Именно так, Саша. Курочку-Рябу холят и лелеют, только пока она производит золотые яйца. — Дед осторожно подул на чай. — Но стоит один раз снести обычное…

— Зарежут и отправят в суп?

— Не исключено. Но я бы на твоем месте не переживал на этот счет. Наверняка избежать возможных последствий можно только одним-единственным способом: отказаться от поездки. Но ты ведь не собираешься?..

— Нет, — вздохнул я. — Конечно же, не собираюсь.

— Тогда просто не забивай голову. — Дед махнул рукой. — По крайней мере, пока встретишься лично с Жозефом.

— Пожалуй, ты прав.

От меня действительно ничего не зависело… почти ничего. Я едва ли мог бы избавиться от поручения Павла, не испытав на себе монарший гнев — со всеми вытекающими последствиями. А значит, оставалось только принять совет деда: выдохнуть и не накручивать себя раньше времени. Так или иначе, присутствовать на переговорах все равно придется.

И лучше уж привезти обратно в Петербург подписанный Жозефом союзный пакт, а не бесполезные оправдания.

— Ты прав, — повторил я, откладывая вилку в сторону. — Но мне равно никак не понять, в чем подвох. Неужели Павел действительно готов рискнуть отношениями с Францией ради того, чтобы иметь возможность…

— Можешь не продолжать. Не стоит говорить дурного об августейшей особе — даже когда, как ты думаешь, тебя никто не слышит, — усмехнулся дед. — Но не надо и переоценивать важность союза с Жозефом Бонапартом. Что бы Павел ни говорил о его необходимости — это всего лишь удачный и предпочтительный вариант — и все же никак не единственный.

— То есть?..

— В мире — даже в Европе и без Франции найдется достаточно держав, которые пожелают пощипать округлые бока Рейха. — Дед отхлебнул чай и поставил кружку. — Особенно когда немцы начнут проигрывать войну.

— Не могу в полной мере разделить твой оптимизм, — вздохнул я. — Хоть и догадываюсь, откуда у него растут ноги. Мне уже приходилось слышать, что армия Рейха не способна долго воевать на чужой территории, про отсутствие единого командования, про разношерстность офицеров и…