В общем, наследник верещал на весь лагерь и подпрыгнул вместе с одеялом под самый верх палатки. А сиятельный князь Горчаков ржал, как ненормальный, пока не получил по лбу какой-то книжкой.

И сейчас бы предпочел, чтобы никто больше не вспомнил об этом досадном событии.

— Ваше высочество, — Я повернулся к шагавшему рядом Павлу, — вы ведь могли рассказать и раньше… хотя бы мне и господину юнкеру Бецкому. Или позже, когда мы захватили училище.

— Ага. Сам-то подумай: белобрысый первокурсник вдруг заявляет, что он — наследник престола великий князь Романов. — Павел рассмеялся. — Да ротный бы решил, что я тронулся умом — и посадил бы меня под замок.

— Может быть, — кивнул я. — Но тогда вам не пришлось бы рисковать жизнью и…

— Хватит уже выкать! Я же тебе не мать и не министр какой-нибудь. — Павел махнул рукой. — Только индейцем больше не называй, княже — а не то на каторгу отправлю… Достали уже.

— Ну простите, ваше краснокожее высочество! — Я все-таки рискнул ввернуть шпильку. — Кто бы мог подумать, что вас… что тебя засунут во второсортное пехотное училище?!

— Второсортное — это еще мягко сказано, — усмехнулся Павел. — Ладно. Пойдем хоть посмотришь, как я живу.

Комната наследника российского престола мало напоминала мою собственную — и отличалась не только размерами… раз этак в десять. Дед наверняка вполне мог бы позволить окружить каждого из своих наследников не меньшей роскошью. Но, видимо, в роду Горчаковых испокон веков было принято растить юных князей в хоромах… поскромнее.

Впрочем, после беглого взгляда на обитель Павла я бы даже назвал свою комнату аскетичной. Да чего уж там — монашеской кельей, в которую едва-едва влезла бы огромных размеров кровать у дальней стены. Письменному столу из темного дерева позавидовал бы даже дед. Одних книжных шкафов было штуки четыре — и четверть полок занимали модельки автомобилей. Изящными, явно ручной работы… похоже, его высочество был заядлым коллекционером.

Игрушек почти совершеннолетнему Павлу уже не полагалось по возрасту, но здоровенный рыцарский доспех в углу явно служил не только для украшения… когда-то. Нагрудник из толстого металла покрывали вмятины и царапины, а в паре мест зияли сквозные дыры диаметром с палец. Его высочество явно не стеснялся отрабатывать на металлическом гиганте боевые заклятия — а может, и вовсе палил в безответного рыцаря из чего-то огнестрельного.

Единственное, чем наши с ним комнаты были похожи — постеры на стенах. Какие-то супергерои из американских комиксов, автомобили, голливудские актрисы и актеры с ослепительными улыбками, в которых кто-то — не иначе сам хозяин — закрасил чернилами парочку передних зубов.

И полуголые красотки — куда же без них.

— Ну как? — поинтересовался Павел. — Нравится?

— Ну… точно не наш дортуар. — Я еще раз огляделся по сторонам. — Тут можно целую роту поселить.

— Ага. Давай, устраивайся.

— Куда?

— Куда хочешь. — Павел прямо в кедах плюхнулся на кровать, разом утонув в подушках чуть ли не целиком. — Если хочешь “Колы” — возьми в холодильнике. Он за столом, внизу.

Еще и холодильник… Мы с братьями о таком даже не мечтали.

— Спасибо, воздержусь, — отозвался я. — Хотя, подозреваю, туалет у тебя где-то здесь тоже есть.

— Вторая дверь от окна. — Из подушек высунулась тощая рука и указала куда-то влево. — Чая нет, бутербродов тоже. Мать запретила звать горничных, пока ты здесь.

— Да уж… — Я понимающе кивнул. — Ладно, обойдемся. В конце концов, ты же меня позвал поговорить, а не обжираться.

— Так и есть, княже. — Павел рывком сел в кровати — и вдруг посмотрел так серьезно, что на мгновение меня взяла оторопь. — Скажи — что ты думаешь про Багратиона?

Вопрос застал меня врасплох. И еще как — настолько он не вязался с панибратской болтовней по пути, комнатой и “Колой” в холодильнике… Не вязался даже с раздолбайским обликом самого Павла, восседавшего на бархатных подушках прямо в кедах.

И все же наследник престола спрашивал о начальнике Третьего отделения канцелярии ее величества. Такой вопрос по определению был каверзным, если не сказать — опасным, и я, пожалуй, предпочел бы не отвечать вовсе. Но Павел смотрел серьезно и настойчиво — и молчать с каждым мгновением становилось все неуютнее.

— Петр Александрович — очень сильный Одаренный, — осторожно начал я. — Пожалуй, один из сильнейших в столице — если не во всей Империи. Он наверняка получит первый магический еще до того, как ему исполнится пятьдесят.

— Конечно! И класс, и чин канцлера, на который он метит уже давно. — Павел громко фыркнул и уселся ровнее. — Сильный Одаренный… Это действительно то, что первым приходит в голову, когда мы говорим о Багратионе?

В голосе наследника сквозило недовольство — и вряд ли оно мне показалось. Павел то ли имел зуб на его светлость, то ли знал что-то, о чем я пока даже толком не догадывался. И именно об этом и хотел поговорить, когда вызывал меня в Зимний.

И именно поэтому — с глазу на глаз.

— Первым?.. Нет, конечно же, — вздохнул я. — Его положение и чин куда важнее силы Дара. И Багратион не тот человек, о котором следует говорить без надобности.

— Нас не подслушивают, — Павел кивнул в сторону двери, — если ты об этом. И я не собираюсь ловить тебя на словах. Просто хочу знать, насколько ты доверяешь Багратиону… если вообще доверяешь.

— Доверяю.

Я ответил утвердительно… но все-таки ответил не сразу, и затянувшаяся пауза не ускользнула от внимания Павла. Он снова пристально посмотрел на меня и то ли спросил, то ли просто сказал:

— Но не полностью, не так ли… разумно.

— Я не знаю, что именно ты хочешь услышать. — Я пожал плечами. — У меня нет причин клясться в искренней любви и преданности его светлости. Он никогда не поставит мои интересы выше интересов Империи — да и не должен ставить. Но какие причины сомневаться есть у тебя? Багратион — верный слуга государства и короны.

— Государства — да. Короны… — Павел усмехнулся и покачал головой. — Князь никогда не забывает и про себя. Ты знаешь, что за победу над Куракиным мать вручила ему орден Андрея Первозванного?

Я едва удержался от того, чтобы присвистнуть. Нет, конечно, Багратион достойно проявил себя в тот день и заслужил награду, но такую…

— Его не давали никому уже лет сорок! — продолжил Павел. — А сейчас все выглядит так, словно нас, юнкеров, на “Бисмарке” вообще не было. Нет, конечно, все получат свои ордена, чины и медали, но через полгода все об этом забудут.

На мгновение я почувствовал что-то вроде обиды. Даже не за себя — скорее за тех, кто так и не вернулся с немецкого крейсера. Мы все лезли под пули, рисковали одинаково, а я даже выдержал схватку с целым генералом — перед тем, как дед обратил его в пепел. Но вся слава в итоге досталась Багратиону — он с боем прорвался к Зимнему, поджег панцеры, разогнал пехоту, вошел во дворец с остатками отряда канцеляристов — и первым доложил ее величеству, что мятеж подавлен.

Такое уж точно будут помнить куда дольше, чем две сотни юнкеров с винтовками.

— Ну… высшие награды всегда дают генералам. — Я пожал плечами. — Солдатам достаются громкие слова, тусклые медали и пенсии.

А еще — костыли, нищета и дешевые сосновые гробы. Но говорить об этом я все-таки не стал.

— Ты пойми, княже, — вздохнул Павел. — Мне не жалко, что Багратион получил орден. Но слишком уж много ему дали потом.

— Выражайтесь яснее, ваше высочество, — проворчал я. — Вряд ли меня будут держать здесь столько, чтобы играться в загадки.

— После той ночи Багратион приобрел огромное влияние. Мать, конечно же, вернула ему и чин, и все полномочия, и еще насыпала с горкой. — Павел невесело ухмыльнулся. — Теперь Третьему отделению подчиняется не только отдельный полк жандармов.

— А что еще?

— Ну… как бы сказать это помягче… — Павел на мгновение задумался, — да почти все. Столичная полиция и в уездах — напрямую. А новыми гвардейскими полками будут командовать офицеры, которых переведут из тайной канцелярии. А сама канцелярия теперь размещается прямо здесь, в Зимнем — в западном крыле.