Дед и Багратион наверняка смогли бы заставить беднягу сплясать вприсядку прямо в кабине, но мне выкрутасы с чужим сознанием все еще давались с заметными усилиями. Зато я, похоже, сумел подобрать слова, которые швейцарский машинист сам втайне желал услышать.

— Что ж, мсье, — сонным голосом отозвался он, — полагаю, мне действительно стоит помочь вам… В конце концов, кому будет польза, если начнется стрельба?

— Верно, друг мой. А теперь — добавьте пару! Нам нужно попасть в Страсбург до рассвета. Надеюсь, мое общество вас не слишком утомит. — Я протянул руку и подхватил стоявшую в углу короткую лопату. — Всегда хотел попробовать профессию кочегара.

Фонари проплывали за окном кабины — все медленнее. Поезд снова сбрасывал ход и останавливался. На этот раз, судя по всему, уже на центральном вокзале, примерно на полчаса отстав от расписания. Конечно, это не могло не вызвать подозрения у постовых на въезде в город, но там нам повезло: сонный толстяк с унтер-офицерскими погонами перекинулся парой слов с машинистом, понимающе кивнул, услышав про барахлящий котел и двинулся с фонариком вдоль состава. Наверное, мельком заглядывал в вагоны — а может, и вовсе плюнул на досмотр. Сам я даже не смотрел в его сторону — меня куда больше интересовала баррикада с пулеметом на перекрестке в сотне метров. Случись что, именно ее я сносил бы магией в первую очередь.

Обошлось.

Впрочем, я даже не надеялся, что на самом вокзале все пройдет так же гладко — наверняка центральный транспортный узел охраняли куда лучше, чем дорогу со спокойного и тихого южного направления. Состав еще не успел полностью остановиться, а снаружи уже доносилась отрывисто-лающая немецкая речь. Кого-то явно заинтересовало, почему поезд из Люцерна не только задержался, но еще и прибыл на вокзал аккурат под смену караула в половину шестого утра. Что для дежурного офицера оказалось чревато лишней возней — а заодно и необходимостью задержаться на посту.

Хотя бы для того, чтобы сорвать обиду на экипаже швейцарского поезда.

— Сидите тихо, мсье. — Я сдернул с головы машиниста фуражку. — И прошу — не делайте глупостей.

Похоже, я приложил беднягу Даром сильнее, чем показалось вначале: он даже не попытался огрызнуться или проявить хоть какое-то любопытство к происходящему — только едва слышно промычал что-то себе под нос, даже не повернувшись к двери.

— Halt! Что здесь вообще происходит?!

Хриплый голос рявкнул снизу, когда я еще только спускался из кабины по лестнице. Плечистый коротышка в серой форме вынырнул из окутывающих локомотив клубов пара и тут же попер на меня, сжимая здоровенные кулачищи.

— Какого дьявола, я вас спрашиваю?! — громыхнул он на весь вокзал. — Этот поезд должен был прийти на вокзал еще полчаса назад!

— Простите, герр офицер, — пробормотал я, — паровой котел…

— Меня не интересуют котлы, черт бы вас побрал! Вам прекрасно известно, что Страсбург сейчас фактически находится в осадном положении — и даже минута отставания от графика может означать… что угодно!

Немец едва доставал фуражкой мне до подбородка, но вид при этом имел настолько грозный, что я для пущей убедительности даже пятился от него, пока не уперся лопатками в лестницу. Не знаю, что заставляло его так верещать и брызгать слюной — то ли от природы паршивый характер, то ли сорвавшийся из-за опоздания поезда пересменок, то ли желание покрасоваться перед солдатами — за спиной офицера я разглядел двоих парней с винтовками, и еще несколько человек ушли куда-то в сторону вагонов.

А может, дело было в самом обычном недостатке сна. Круглое лицо под фуражкой от злости стремительно наливалось кровью, но ни это, ни темнота раннего утра не помешали мне разглядеть в тусклом свете фонарей залегшие под глазами немца синяки. Долгие дни осады Страсбурга вряд ли показались развлечением ополченцам освободительной армии, но немецких солдат было чуть ли не впятеро меньше — и компенсировать малую численность не могли ни панцеры, ни пушки с пулеметами. А офицерам, на которых свалилась еще и проведенная наспех мобилизация, и вовсе наверняка приходилось спать по несколько часов в сутки.

Армии герцогини противостояли отлично обученные и вооруженные до зубов — но все-таки самые обычные люди.

— Послушайте, герр офицер, — Я чуть втянул голову в плечи, чтобы уж совсем бессовестно не возвышаться над коротышкой, — вы ведь должны понимать…

— Ладно… Ладно, черт бы побрал вас и ваш поезд, — уже почти без злобы отозвался немец. — Открывайте вагоны.

— Не могу. — Я чуть оттянул рукав куртки и посмотрел на часы. — Еще не время, герр офицер.

Не знаю, что он ожидал услышать в ответ на совершенно обычную просьбу — но уж точно не такое. Красное лицо вдруг обрело настолько удивленно-бессмысленное выражение, что я на мгновение даже подумал, что беднягу вот-вот хватит удар.

А ведь я ему, в сущности, даже не соврал: часовая стрелка застыла ровно посередине между отметками, ее подвижная длинная соседка уже слегка переползла за нижнюю точку циферблата. Но ничего не происходило… пока.

То ли у кого-то в нескольких километров к северу от вокзала чуть отстали часы, то ли это мои — наоборот — разогнались, хлебнув с избытком магический мощи, то ли…

— Проклятье… — пробормотал один из солдат, — что это за?..

Вся троица немцев притихла, синхронно вытянув шеи и вслушиваясь в то, чего я так ждал. Вдалеке — на самой окраине города — громыхнул винтовочный залп, за ним застрекотали пулеметы, а через несколько мгновений над рельсами прокатилось эхо пушечного выстрела. Первого за сегодня — но уж точно не последнего.

Объединенная армия Лотарингии и Эльзаса поднималась на приступ.

— А вот теперь, пожалуй, самое время открыть вагоны. — Я взялся за козырек и швырнул фуражку на рельсы. — С настоящего момент Страсбург принадлежит ее светлости герцогини де Водемон и ее освободительной армии.

— Что?! — выдохнул мне в лицо немец. — Как?..

— Вот так.

Герр офицер отступил на полшага, хрипло кашлянул, надул носом здоровенный алый пузырь — и повалился, напоследок мазнув по мне потухающим взглядом, полным обиды. То ли на меня, то ли на собственную нерасторопность, то ли вообще на весь жестокий мир. Я снова сжал отбитый кулак, заряжая Булаву, но лупить ей было, в общем, уже некого. Один из солдат коротко выругался, рванул с плеча винтовку — и вдруг неуклюже дернулся вбок, едва не свалившись на своего товарища.

Их головы столкнулись со звонким стуком, будто два бильярдных шара, и навстречу мне из пара и темноты выплыла рослая фигура.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь мне придется… — Оболенский с удивлением посмотрел на собственные ручищи, будто сам не мог поверить, что они способны на подобное. — Прикажете выдвигаться к префектуре и центру связи, князь?

Ополченцы с Одаренными из российского посольства уже закончили с остатками патрульных у поезда, и теперь выбирались на рельсы, прячась в тени соседних вагонов. Удача в очередной раз улыбнулась нам, и на вокзале оказалось полно составов. Огромный транспортный узел из дюжины-полутора параллельных путей даже при свете дня наверняка смог бы скрыть хоть втрое больше людей, чем я взял с собой, а уж сейчас, когда до рассвета оставалось чуть меньше двух часов, мы и вовсе могли подобраться к зданию вдалеке. Или даже на улицы, ведущие прямо к острову в центре Страсбурга…

— Потерпите немного, друг мой. — Я покачал головой. — Не стоит раскрывать себя раньше времени.

Оболенский не стал спорить, но один его недовольный взгляд казался красноречивее сотни слов — и я, конечно же, знал, о чем мы оба молчали. Штурм на севере. Пусть безрассудная атака в лоб была фальшивкой, отвлекающим маневром, в который офицеры ее светлости герцогини бросили лишь малую часть ополчения. Пусть они лишь изображали идущую на приступ армию и шумели, в то время как основные силы готовились ударить с востока. Пусть никто не требовал кое-как вооруженных эльзасцев бросаться на укрытия с пулеметами — каждая минута боя там могла стоить десятка жизней.