— Ваше высокородие…

В ответ капитан пробормотал что-то нечленораздельное и вдруг принялся медленно заваливаться набок. Не падал, а именно оседал, до последнего цепляясь за штурвал окровавленными пальцами. Я успел лишь кое-как подхватить беднягу и кое-как опустил на пол, повернув лицом к себе.

— Не надо… я в порядке, ваше сиятельство, — простонал он, вытягивая дрожащую руку к рукояткам сбоку. — Держите курс… вот рули высоты… остальное вам едва ли поможет.

Я молча кивнул и взялся за штурвал. Не знаю, куда подевалась вся команда, но почему-то никто не спешил сменить меня за управлением сложной и безумной дорогой воздушной машины. То ли все офицеры были заняты в машинном отделении или еще где-нибудь, то ли немецкие пулеметы прошлись по всей гондоле. Из кают-компании слышались ругань и крики — кажется, я даже разобрал голос Гижицкой среди прочих — но мне пока что хватало дел и здесь.

Придворный с Покровским были уже совсем плохи. Похоже, ни одному из них еще не приходилось участвовать в настоящем бою: реакция у обоих оказалась неплохая, так что Щиты они подняли вовремя — но теперь, похоже, понятния не имели, что делать. И поэтому просто бестолково топтались по рубке, глазея то на меня, то на покойного генерала, то друг на друга.

— Ну же, не стойте столбами, милостивые судари! Вы — пройдите в кают-компанию и постарайтесь успокоить людей… и потом отправьте сюда хоть кого-то из офицеров. А вы, — Я кое-как вывернул шею, пытаясь зацепить взглядом придворного, — помогите, наконец, капитану. Нужели не видите, что он истекает кровью?

Как ни странно, моя гневная и не слишком-то учтивая речь подействовала: Покровский тут же бросился к двери и через мгновение скрылся за ней. Я сильно сомневался в его способности прекратить панику вместо того, чтобы навести ее еще больше, но теперь его сиятельство хотя бы был при деле.

Придворный, как ни странно, держался лучше: опустился на пол рядом с подстреленным капитаном и принялся накладывать плетения. Медленно, неторопливо — но как-то надежно и, пожалуй, даже уверенно. Опыта в подобных делах ему явно не хватало, зато сил оказалось предостаточно: формально по магическому классу придворный мне ничуть не уступал, а талантов и исцелении, похоже, имел даже побольше. Не то, чтобы я тут же перестал беспокоиться за жизнь командующего “Петра Великого” — но и умирать тот все-таки пока не собирался.

Впрочем, и помогать мне — тоже. Капитан неровно сидел, закрыв глаза и упершись лопатками в изрешеченную немецкими стволами стену рубки, и лишь едва слышно постанывал и хрипел — похоже, одна из пуль пробила легкое. Не самая страшная рана для сильно Одаренного — и все же его высокородие выбыл из игры.

И явно надолго — а никто из офицеров что-то не спешил занять его место и принять, наконец, командование дирижаблем.

— Ваша сиятельство… теперь все в порядке? — жалобно поинтересовался придворный, на мгновение отрываясь от ран капитана. — Вы ведь умеете упавлять этой штуковиной?

На мгновение мне захотелось сказать правду — но это явно было бы не лучшим вариантом. Особенно сейчас.

— Разумеется. Тут все почти как в машине. Вот штурвал, здесь приборы… — Я взялся за рукоятку руля высоты. — В общем — ничего сложного.

На деле все оказалось куда занятнее… конечно же. Штурвала “Петр Великий” слушался неожиданно покорно, а вот с рулем высоты я определенно сделал что-то не так. Стоило мне шевельнуть рукояткой, как дирижабль задрожал. Будто бы изо всех сил пытался задрать нос повыше — но не справился и дергано заковылял по воздуху, как подстреленная птица.

— Осторожнее, ваше сиятельство, — простонал кое-как пришедший в себя капитан, — так вы всех нас угробите.

— Уж простите. Давненько мне не приходилось управлять дирижаблем, знаете ли. — Штука вышла так себе, но ничего умнее я не успел придумать. — Не хватает практики.

— Просто не стоит дергать рули высоты, как рычаг передач… здесь все работает иначе. — Капитан вымученно улыбнулся. — Тяните аккуратнее. А если вам нужно подняться еще быстрее — увеличьте подачу газа в резервуары вентилями справа. Но я бы не рекомендовал…

— Премного благодарен, ваше высокородие.

Я по очереди крутанул несколько ребристых колесиков около штурвала. Уверенно — и все же, помятуя замечание капитана — осторожно. Наверняка он хотел предупредить, что слишком быстрый набор высоты дурно скажется на уцелевших пассажиров в гондоле, что это небезопасно и для самого дирижабля…

Плевать. Что угодно будет лучше, чем еще раз попасть под пулеметы.

Впрочем, даже заполнение резервуаров никакого ощутимого эффекта так и не принесло. То ли немецкие пули повредили какие-то трубки или наделали дыр в самой обшивке дирижабля, то ли такая огромная машина в принципе не умела взмывать вверх, как крохотные рядом с ней аэропланы — высота, на которой шел “Петр Великий”, почти не изменилась.

А то и вовсе стала меньше — внизу и по сторонам снова замелькали проплешины в облаках, сквозь которые виднелась земля: поля, ниточки дорог и черная островерхая громадина Кельнского собора — только теперь справа, а не прямо по курсу. Тугая серая пелена, в которой я надеялся спрятать громадину дирижабля, осталась то ли сверху, то ли вообще позади — на острых осколках разбитых стекол заиграло невесть откуда выглянувшее вечернее солнце.

— Да твою ж… — тоскливо пробормотал я, еще чуть подтягивая руль высоты.

Шум чужих моторов снова нарастал. Пару аэропланов я разглядел вдалеке по левому борту, но остальные, похоже, теперь заходили сзади — оттуда, где я не мог их увидеть… особенно теперь, когда на мою голову свалилось еще и управление машиной длиной в четверть километра. И все же я изо всех сил вслушивался в недоброе стальное жужжание, соображая, что именно следует делать дальше. Усатый генерал затих навеки, капитан снова провалился в забытье, а все офицеры “Петра Великого” дружно куда-то подевались и не спешили появляться в рубке. Так что принимать и штурвал, и командование оказалось попросто некому. А Покровский…

С шумом распахнул дверь и ввалился внутрь, вид при этом имея настолько ошалевший, что особой надежды на него уже не было. Сиятельный граф умудрился не только потерять очки, но и где-то оторвать кусок полы пиджака — но с поставленной задачей как будто все-таки справился.

— Я предупредил всех, ваше сиятельство, — затараторил он. — Двое офицеров заняты в машинном отделении, остальные убиты. Люди в кают-компании…

— Прикажите команде подготовить пулеметы к бою. Одаренные пусть займут места у окон гондолы. — Я говорил нарочито-неспешно, пытаясь хоть таким образом чуть успокоить Покровского. — Держите Щиты и атакуйте, когда немцы пойдут на второй заход. Подпускайте поближе и бейте наверняка — нет никакого смысла швырять заклятья с пары сотен метров… И И велите остальным лечь на пол или укрыться за багажом — иначе их наверняка зацепят.

Покровский исчез, не успев даже дослушать мои слова — зато на его месте в рубке таинственным образом возникла Гижицая. Она, похоже, спала чуть ли не до самого начала стрельбы — вид у ее сиятельства был не то, чтобы помятый, но какой-то чуть небрежный… да и вряд ли она при других обстоятельствах решилась бы покинуть каюту без косметики. Впрочем, природной красоты не портила даже едва заметная припухлость глаз, да и оделась Гижицкая, как положено: в идеально выглаженную белую блузку и юбку: целомудренно-длинную и разве что слишком узкую для… пожалуй, для чего угодно.

— Ну, что тут? — Гижицкая изящно и будто бы даже незаметно для остальных чуть приобняла меня за пояс. — Совсем все плохо, да?

— Можно сказать и так, — отозвался я, не отворачиваясь от штурвала. — Лучше спрячься в каюте. Скоро тут станет… не слишком уютно.

— Напомню вашему сиятельству, что я Одаренная, — усмехнулась Гижицая за моей спиной. — Седьмого магического класса формально. И уж как-нибудь смогу о себе позаботиться.

Особой уверенности в голосе я не услышал — но и тревогу графине удалось скрыть, хоть и не без труда. Да и в целом она держалась получше и Покровского, и большей части людей на борту: судя по ругани и воплям из кают-компании, примерно половина пассажиров готова была чуть ли не прыгать за борт — лишь бы спастись от немцев.