— Поднять вооруженный мятеж?

— Спасти государство, которому прослужил всю жизнь. — Куракин не обратил на издевку ровным счетом никакого внимания. — Меня смогли убедить, что война с германским Рейхом неизбежна. И что нет иного пути встретить врага во всеоружии, кроме как привести к власти достойных людей, реформировать армию, обеспечить…

— И это было так просто? — съязвил я. — Вы поверили, что кругом враги и предатели, и непременно нужно устроить государственный переворот? Что совет и ее величество лишены глаз и ушей — и не видят опасности?.. А вас ведь считали умным человеком!

— Может, и зря… В конце концов, я солдат, а не политик. — В голосе Куракина прорезалась горечь. — Германия уже десятки лет обладает самой развитой в Европе тяжелой промышленностью. Армия Рейха сильнее и французской, и британской, и уж тем более османской… возможно, даже вместе взятых. В тридцатых и сороковых годах юнкеров в училищах готовили воевать с вполне конкретным противником… Вас удивляет, что сегодня офицеры и даже простые солдаты продолжают верить в немецкую угрозу, князь? — Куракин замедлил шаг и повернулся в мою сторону. — Меня — нет.

— Допустим… — Меня отчаянно тянуло возразить, но нужных слов я так и не нашел. — И когда же господа офицеры смекнули, что кто-то собирается загребать жар их крепкими руками?

— Куда позже, чем стоило бы, — проворчал Куракин. — Но все-таки раньше, чем этого хотелось бы тем, кто все это затеял. Я поднял полки за две недели до назначенного дня.

— Почему?

— Тогда у меня на руках были все карты. Войска, оружие, панцеры, не работающая чуть ли не во всей столице магия. Я смог привести от силы треть солдат, наступление не было толком даже спланировано — все приходилось делать в спешке, особенно захват немецкого крейсера… Но могло сработать. — Куракин остановился и засунул руки в карманы плаща. — Если бы не один прыткий юный князь.

— Какая жалость! — съязвил я.

— Именно так. Как вы понимаете, в наших рядах наметился раскол… особенно когда я понял, что корни заговора далеко за границами Российской Империи. Но они обманули сами себя, сосредоточив в моих руках слишком много власти. — Лицо Куракина прорезала хищная кривая ухмылка. — Марионетка оборвала ниточки и замахнулась на кукловода. Если в тот день я смог бы взять дворец и столицу — уже на следующий все верные нашему делу полки присягнули бы наследнику Павлу. Можете не верить мне, князь, но я собирался арестовать и предать суду заговорщиков — всех до единого.

— В таком случае, вам пришлось бы арестовать и себя самого. — Я пожал плечами. — Признаться, я не понимаю, к чему все эти разговоры. Меня мало интересуют ваши мотивы, генерал, и уж тем более они не заинтересуют ее императорское величество. Руки заговорщиков в крови по локоть, и то, что вы решили стать предателем дважды, не может служить оправданием. Никоим образом.

— Я не собираюсь оправдываться, князь. — Куракин чуть возвысил голос. — Не собираюсь убеждать вас в чем-либо и уж тем более не собираюсь просить у государыни помилования. Единственное мое желание сейчас — исправить те ошибки, которые пока еще не поздно исправить.

— Милости прошу, генерал. Я даже готов помочь, — отозвался я. — Прикажите вашим людям сложить оружие. Отвезите меня во дворец, сдайтесь Багратиону. Его светлость непременно вас выслушает — и враги короны и государства непременно будут найдены и наказаны. Как вы того и желаете.

— Не все так просто, князь. Появись я сейчас в Петербурге — вряд ли доживу до обеда. Даже если Багратион посадит меня под десять замков в самую надежную камеру в Петропавловской крепости и поставит охранять хоть целый полк жандармов. — Куракин сложил руки на груди. — Не то, чтобы я так уж сильно боялся за собственную участь, но уж поверьте, у меня есть причины… Собственно, поэтому вы и здесь.

— Я?

— Да. Хотел бы я, чтобы наша встреча случилась при иных обстоятельствах, но другого шанса может и не быть… так что выбирать не приходится. — Куракин чуть склонил голову. — Так что я, с вашего позволения, все-таки перейду к делу.

— Как пожелаете. — Я развел руками. — Я ваш пленник и определенно не в том положении, чтобы позволять и запрещать что-либо.

— Предпочитаю называть вас гостем, хоть все это мало похоже на светский визит, — огрызнулся Куракин. — Как бы то ни было, беседа не будет долгой. Я собираюсь лишь попросить, чтобы вы говорили с наследником Павлом от моего имени.

— Вот как… А почему вы думаете, что его императорское высочество вообще станет меня слушать? — Я на мгновение задумался и добавил: — Если в принципе допустить, что он пожелает вести переговоры с изменником.

— Не нужно прибедняться, ваше сиятельство, — усмехнулся Куракин. — Мы все прекрасно осведомлены о вашем положении и при дворе, и уж тем более — среди столичной знати. Если память мне не изменяет, его высочество пожаловал вам чин камер-юнкера.

— И поэтому вы решили похитить меня? Могли бы подыскать кого-нибудь посолиднее.

— Вообще-то мои люди спасли вам жизнь! — Глаза Куракина сердито сверкнули в полумраке. — Но я не смею требовать и даже не жду благодарности. В конце концов, сейчас вы один куда важнее нас всех вместе взятых.

Я почувствовал Дар. Пока еще не полноценную магию или эманацию родового Источника — но уже что-то. Слабенькое, настолько что его можно было спутать с легким дуновением ветерка… и все же. Видимо, мы с генералом уже отошли достаточно далеко от автомобиля с “глушилкой”. И если сделать еще пару шагов…

— Три метра дальше по тропе. — Куракин остановился и даже демонстративно отступил чуть назад, к машинам на дороге. — Может, быть, три с половиной, точное значение так и не смогли измерить. Возможно, оно еще как-то зависит от личной силы Одаренного.

— Не нужно играть в благородство, — отозвался я. — Я все равно планирую удрать, как только…

— Как только выслушаете меня. — Куракину явно стоило немалых усилий оставаться на месте. — Поймите же наконец, князь, это касается не только меня, вас или кого-то еще. Это касается судьбы всей нашей с вами страны! Едва ли дворянская честь рода Горчаковых пострадает, если я расскажу то, что должен рассказать. Если угодно — встаньте там, где желаете, а я больше не сделаю ни шага — если уж моего слова вам недостаточно.

Генерал явно брал меня на “слабо”… и почти взял. Но плясать под его дудку мне хотелось даже меньше, чем показаться трусом. Так что я неторопливо прошел несколько шагов вперед и, разворачиваясь, набросил на себя все защитные плетения, которые смог вспомнить. Вряд ли у Куракина не имелось в рукаве пары тузов, но с родовым Даром я получил хоть что-то похожее на паритет.

— Вы здравомыслящий человек, князь. Верный стране и короне, хороший солдат и, в отличие от меня, еще и достаточно дальновидны. Неудивительно, что императорская семья приблизила вас ко двору… Не, не нужно спорить! — Куракин предупредительно поднял руку — видимо, почувствовал, что я сейчас снова начну изображать недоумение. — Я знаю о вас куда больше, чем вы можете себе представить. Поступки, интересы, военные подвиги, награды… И не только это, конечно же. Вы — один из немногих, кто сейчас сможет разумно распорядиться тем, что я собираюсь сказать.

— Так говорите. — Я пожал плечами. — Пока я не начал думать, что вы привезли меня сюда слушать дифирамбы.

На этот раз издевка подействовала. Генерал гневно полыхнул эхом заглушенного Дара, засопел — но потом все-таки заговорил снова.

— Я готов назвать заговорщиков, всех до единого. Не ту шушеру, на которую сейчас так старательно охотятся Третье отделение и все столичные жандармы. — Куракин поморщился. — А истинных выгодоприобретателей того, что творилось в стране последние полгода. Тех, кто предпочитал держаться в тени и тайком продавал Империю германском кайзеру и…

— Графа Орлова? — наугад бросил я. — Или его светлость князя Меншикова?

— В том числе. — Если Куракина и удивила моя осведомленность, виду он не подал. — Поверьте, князь, на самом деле даже этих имен окажется куда больше — и некоторые вас неприятно удивят. Также я готов предоставить информацию, откуда мы получали приборы подавления магии, кто поставлял чертежи панцеров, оружие… деньги, в конце концов. Банки, склады, которые люди Багратиона еще не успели…