— Так, значит…

— Да, Петр Александрович. Именно так. Никакого сверхсильного мага, способного удерживать контур такой сложности, не существует в природе. — Дед с размаху опустил ладонь на алюминиевый столик. — Плетения создает машина!

Я уже давно предполагал что-то подобное — пожалуй, с того самого дня, как Багратион рассказал о безупречной структуре плетения. Ровные линии, запредельная сложность, идеальный расчет — и идеально же исполнение, не подвластное человеку — будь он хоть трижды величайшим из великих магов.

Одаренный — а скорее даже несколько — могли служить источником энергии, но для создания контура непременно должен был использоваться… некий прибор. Концентратор и приспособление, способное выводить линии и соединять их в структуру. Этакий магический ткацкий станок, использующий вместо нитей потоки чистой родовой магии.

Но последний вывод деда удивил даже меня. По всему выходило, что машина Орлова не только работала на электричестве — судя по толстенным проводам и трансформаторам — но и могла обходиться и вовсе без мага-оператора.

Или все-таки нет?

— Да, что-то подобное я предполагал… к сожалению. — Багратион протяжно вздохнул. — И более того — в каком-то смысле даже ожидал. Едва ли кто-то из вас, судари, станет спорить, что магия Одаренных по сути своей представляет лишь одну из форм энергии… вроде того же электричества или тепла. И вопрос воплощения одного в другого лично для меня, пожалуй, являлся лишь вопросом времени.

— Ваше утверждение о природе родового Дара по меньшей мере сомнительно, Петр Александрович. — Дед все-таки не удержался от колкости. — Но с самим выводом я поспорить, увы, не могу. Мы с внуком потратили немало времени на разгадку этой тайны — и она до сих пор не открылась нам целиком. И все же уже сейчас можно сказать, что эта машина действительно способна формировать поток энергии, фактически соответствующий линиям магического плетения. Иными словами…

— Иными словами — мы с вами больше не являемся единоличными властителями того, что принято называть родовым Даром аристократов, — мрачно усмехнулся Багратион. — Того, что даже церковь уже давно признала благодатью и божьей милостью, которой Всевышний наделяет достойные фамилии.

— Именно так, — кивнул дед. — Сама по себе возможность подавить родовой Дар уже была опасна, но это… Можно сказать, привычному нам миру приходит конец.

— Привычному ВАМ миру, Александр Константинович. — Багратион пожал плечами. — Лично я не придаю большого значения исключительности Одаренных родов, в отличие от…

— Не надо передергивать, — огрызнулся дед. — Только человек небольшого ума считает, что власть родов держится на одном лишь могуществе магии Источников. И даже собственного внука я вижу исключительным вовсе не из-за того, что он способен разрезать надвое германский панцер одной лишь силой воли. Дар когда-то стал основой современной аристократии — но сейчас он стоит немногим больше титула, который можно купить за деньги.

— Как вам будет угодно. — Багратион, похоже, не имел ровным счетом никакого желания в тысячный раз возобновлять старый спор. — Но вряд ли вы, судари, не согласитесь, что древние рода могут потерять куда больше, чем кто-либо еще.

— Отнюдь, Петр Александрович. — Дед хищно ухмыльнулся. — Подобное в конечном итоге может стоить вообще всего… и всем. Надеюсь, мне не нужно объяснять, почему я спрятал эту машину в тайне даже от вас? И почему нам сейчас нужно быть особенно благоразумными и держать язык за зубами даже тщательнее, чем раньше?

— Нет. Конечно же, не нужно, — вздохнул Багратион. — Но не ждите, что я стану благодарить вас за оказанное доверие.

— Без этого вполне можно обойтись. — Я все-таки решил влезть в беседу старших, чтобы не совсем уж не чувствовать себя истуканом. — В конце концов, мы всегда были на одной стороне, хоть порой и расходились во мнениях. И я прекрасно понимаю ваше стремление заполучить такую машину и изучить ее вдоль и поперек. Но поверьте, ваша светлость — сохранить все это в тайне сейчас куда важнее.

— И какой в этом смысл? — Багратион раздраженно поморщился. — Вести с фронта приходят каждый день, и, по-моему, уже ни для кого не секрет, что германский Рейх использует подавители магии на аэропланах и панцерах. Я уже не говорю про апрель, когда Дар исчез чуть ли не во всей столице. Не кажется ли вам, судари, что скрывать подобное уже несколько — как бы сказать — несвоевременно?

— Напротив, ваша светлость. — Я покачал головой. — Как раз сейчас — самое время. Одно дело слухи о неуязвимых к магии Одаренных панцерах или даже странные события в целом городе. И совсем другое — признать, что плетения может создавать не живой человек, а машина. Которая не устает, не ошибается и способна задавать структуру в десятки раз сложнее привычных… Начнется паника — такая, по сравнению с которой даже апрель покажется легкой суетой.

— И что вы предлагаете? — буркнул Багратион.

— В любом случае продолжать работу — здесь. Мы оформим пропуск вам и, возможно, нескольким вашим людям. Тем, кому вы можете довериться полностью.

Я на всякий случай скосился на деда, но тот молчал. То ли пока не имел особых возражений, то ли решил накопить их сразу побольше, чтобы размазать нас с Багратионом. А может, просто хотел понаблюдать за ходом моих мыслей — и уж в этом удовольствии я ему отказывать не собирался.

— Наверняка у Третьего отделения найдутся те, кто одинаково хорошо соображает и в природе магии, и в механизмах. Потому как нам троим, очевидно, попросту не хватит знаний, — продолжил я. — И все же эту машину следует держать в тайне от всех — столько, сколько мы сможем. Во всяком случае, пока сами не сможем воспроизводить “глушилки”. Пусть это позволит выиграть совсем немного времени — это все же куда лучше, чем ничего. Сейчас дорога каждая неделя, буквально каждый день.

— Ну, может, не до такой степени… — проскрипел дед.

— Подозреваю, именно до такой. И каждый отведенный нам час следует потратить с умом. Если раньше реформы можно было растягивать хоть на годы, то сейчас придется инициировать их немедленно. Отмена крепостного права, пенсии, контроль за всеми судебными инстанциями… возможно, что-то еще. — Я на мгновение задумался. — Орлов и его шайка, похоже, сами не до конца понимали, какого джинна выпустили из бутылки. Всем нам прекрасно известно, что армия Рейха на данный момент самая многочисленная и технически оснащенная во всей Европе. В то время как Россия столетиями больше полагалась на мощь древних родов. Две державы уже вступили в войну, и этого мы изменить не в силах. Но от нас еще зависит, станет ли все это новым противостоянием Одаренных и простых смертных. А именно так это могут преподнести — рано или поздно. — Я сложил руки на груди. — Особенно если на стороне Рейха вдруг пожелают выступить державы, в которых уже давно не осталось сильных и влиятельных фамилий. А таких, уверен, найдется не так уж мало.

Дед слушал молча: даже не изменился в лице — только навалился на трость, будто немного устал стоять. А вот Багратиона моя речь, похоже, проняла сильнее. Его светлость поджал губы, чуть втянул голову в плечи и как-то странно нахохлился, вдруг став похожим на большую, могучую и хищную, но чем-то испуганную птицу.

— Думаю, что вы правы, князь, — тихо проговорил он. — У меня тоже есть опасения, что война России и германского Рейха — событие такого масштаба, что и соседние державы попросту не смогут остаться в стороне. Мне уже известно, что Османская империя стягивает войска к северу от Стамбула… и не только они. Разумеется, европейские монархи пока молчат и уж тем более воздерживаются от каких-либо активных действий, но…

— …с удовольствием сожрут того, кому на фронте повезет меньше, — закончил вместо Багратиона дед. — Впрочем, как и всегда. Что бы ни говорили восторженные юноши и барышни в светских салонах, нас ждет долгое противостояние. Армию и генералов боготворят, только пока они побеждают и идут вперед. Если войска его величества сдадут Варшаву, нас примутся давить со всех сторон. Могут снова начаться народные волнения. А это, в свою очередь, может привести к тому, о чем говорил Александр.