— Приятно слышать, — проворчал я.

— Считаю своим долгом сообщить, что мы будем присматривать за вами, Александр. — Василий Михайлович оторвал и бросил голубям еще кусок батона. — Особенно теперь. Нас всех ждут непростые времена.

— Это предупреждение? — не выдержал я. — Или угроза?

— Это необходимость, Александр. — Василий Михайлович со вздохом поправил пенсне. — Вам достался необычайный дар. Слишком значительный, чтобы зарывать его в землю или позволить ему погаснуть раньше срока. Так что мне искренне хотелось бы верить, что вы не откажетесь от нашей помощи… если она вам потребуется.

— Будто бы у меня есть выбор.

— Выбор есть всегда, Александр. — Василий Михайлович нахмурился и строго погрозил мне пальцем. — И уж поверьте, от вашего выбора однажды будет зависеть очень многое… Помните об этом.

— Как пожелаете. — Я пожал плечами. — Что-нибудь еще?

— Больше ничего, Александр. — Василий Михайлович мягко улыбнулся. — Не смею вас больше задерживать.

От рукопожатия мы оба воздержались. Я из чистого упрямства, древний Одаренный — судя по всему, из деликатности. Прощаться тоже не стали — беседа явно была неформальной и не требовала соблюдения каких-то особенных приличий. Даже с учетом колоссальной разницы и в возрасте, и в магическом классе, которую я даже не пытался оценить… Видимо, чтобы не расстраиваться.

Так что я просто поднялся, изобразил легкий поклон и направился к припаркованной на другой стороне двора машине. Обернулся только когда уже сел за руль — и почти не удивился, увидев, что скамейка у залитой утренним солнцем стены опустела. Василий Михайлович исчез, и о его присутствии напоминали только корки батона на асфальте.

А голуби все так же клевали крошки.

Машина свернула на Каменноостровский и покатилась к мосту. Неторопливо, вальяжно рокоча мотором — конечно, не таким, как у Настасьиного монстра, но тоже могучим. Какой и полагается «Чайке».

Доставшейся мне от брата. Я ехал на Костиной машине. Той же самой дорогой, что и в тот день, когда он умер у меня на руках. Когда я не успел оказаться рядом, чтобы помочь. Прикрыть Щитом, ударить в ответ… Да хотя бы просто затащить в дом, за крепкие и надежные родные стены. Вместе мы бы справились!

Но Костя остался один — и погиб. А те, кто убил его — живы и спокойно разгуливают по Питеру. Возможно, где-то совсем рядом. Даже если Багратион и добрался до наемных стрелков, вряд ли они смогли рассказать больше тех, что штурмовали дом Воронцовых. Всего лишь исполнители.

А настоящий враг оставался в тени. Хитрый, могущественный. Грозивший не только моей семье и другим дворянским родам, но и самой Империи.

И у меня к нему личные счеты.

Тоска и гнев снова шевельнулись где-то внутри, и Костина «Чайка» отозвалась сердитым рычанием. Я сам не заметил, как придавил газ. И полетел по Троицкому мосту, обгоняя неторопливые авто — с заметным превышением. Вряд ли кто-то стал бы меня ловить — машину наверняка хорошо знал каждый городовой в центре города — но я все-таки с усилием заставил себя сбавить обороты.

Хватит с меня гонок. Да и туда, куда я ехал, лучше явиться с холодной головой. Думать придется много.

Я не стал лезть в карман за визиткой — и так помнил все ее содержимое наизусть, до последней буковки. Хоть и не собирался воспользоваться… в ближайшее время. Но теперь у меня появилась еще одна причина повидаться с верховным жандармом Империи — и откладывать визит я не стал.

Как и предупреждать заранее, хотя того от меня требовали и приличия, и банальный здравый смысл. В конце концов, Багратион вовсе не обязан был сидеть у себя в кабинете на набережной Фонтанки, дом шестнадцать, ожидая, пока юный князь Горчаков соизволит почтить его визитом. Но мне почему-то хотелось заявиться без спроса. Не то, чтобы застать врасплох — подобное едва ли возможно в принципе — но хотя бы внести в предстоящую беседу… некий элемент неожиданности.

И надеяться, что непробиваемый действительный тайный советник хоть на мгновение потеряет равновесие — и я смогу увидеть… что-то.

Чужой взгляд я почувствовал даже до того, как припарковал «Чайку» на набережной. Кто-то «прощупывал» меня. Аккуратно, почти незаметно — еще неделю или две назад я бы, скорее всего, и не почувствовал. Но то ли мой Дар еще усилился, то ли сработала уже намертво вросшая привычка держать ухо востро — я не только ощутил чужое присутствие, но и смог примерно понять, откуда оно исходит.

Вовсе не из здания Третьего отделения, а откуда-то со стороны Летнего сада. Обернувшись, я увидел на Пантелеймоновском мосту — примерно в сотне метров — высокого мужчину в сером плаще. Нет, конечно, там были еще прохожие — но в глаза бросался почему-то именно он.

В отличие от остальных, мужчина никуда не спешил — он вообще не двигался, а просто стоял почти на самой середине моста, сложив руки на перила. Кажется, курил… или просто задумался о чем-то своем, глядя вниз, в мутную воду Фонтанки.

Нет, не он. Слишком расслабленный… и слишком близко. Заметивший меня Одаренный был заметно дальше — раза в полтора-два. Скорее всего, стоял где-то прямо за решеткой Летнего сада, скрываясь среди зелени. Но разглядеть я его, конечно же, не мог. И он то ли понял, что я его засек, то ли просто потерял интерес — чувствовать чужое присутствие я перестал сразу после того, как посмотрел на курильщика на мосту.

— Да чтоб тебя… — вздохнул я.

Стоило быть осторожнее. В конце концов, в последнее время в Петербурге стреляют — и нередко даже в князей… Но не бежать же сейчас туда, к саду, выискивая кого-то, кто вполне мог даже не быть злоумышленником. Есть дела и поважнее.

Я захлопнул дверь, обошел «Чайку» и направился к двери. Скучающий на посту снаружи городовой не обратил на меня никакого внимания — похоже, на угрозу имперским безопасникам я никак не тянул.

Зато внутри меня ждали. Крепкий мужик в штатском встретил меня взглядом, приподнялся из-за конторки — и тут же уселся обратно.

— Добрый, ваше сиятельство, — сказал он. — Проходите.

— Куда? — не понял я.

— Прямо и направо, кабинет в конце коридора. — Дежурный вытянул руку, показывая путь. — Его светлость ждет.

Ага. Вот тебе и устроил… сюрприз.

Двери — толстые, из темного дерева — выглядели солидно. Крепко, надежно… и чуть ли не одинаково. Не было даже номеров кабинетов и помещений — не говоря уж о должностях и фамилиях. То ли в Третьем отделении особенно рьяно относились к конспирации, то ли все, кому в принципе был открыт вход в святая святых имперских жандармов, и так прекрасно знали, зачем и куда следует идти.

Скорее второе. По пути мне встретились несколько человек — невыразительных, каких-то… средних, в одинаковых серых костюмах. И никто из них не то, что не поинтересовался, что здесь забыл семнадцатилетний парень — даже не посмотрел в мою сторону. Только в самом конце коридора я почувствовал касание чужого Дара — все-таки проверяли. К Самому вряд ли пускали кого попало — но я оказался в списке избранных.

На мгновение я испытал что-то вроде мандража. Едва ли беседе с Багратионом сулила мне какие-либо неприятности, но что-то подсказывало: после того, как я открою эту дверь, пути обратно — в переносном смысле, конечно же — уже не будет.

И все же.

Я решительно взялся за ручку и вошел в кабинет.

— Присаживайся, Саша. И подожди пару минут… Не ждал тебя так рано.

Голос я узнал, но самого Багратиона разглядел не сразу, хоть его утопающая в полумраке обитель и не отличалась солидными размерами. Скорее наоборот — оказалась неожиданно скромной для чина второго класса. Письменный стол — огромный, чуть ли не на половину кабинета, пара кресел для посетителей, узкий диван у стены, полка с документами, сейф и еще одна дверь в углу. Возможно, ведущая в куда более просторные покои: почти наверняка Багратиону порой приходилось засиживаться допоздна — а то и вовсе ночевать на службе.

Неудивительно, что при такой жизни он в свои неполные сорок пять так и не обзавелся семьей, хоть и считался одним из самых завидных столичных женихов. Наследник древнего и богатого рода грузинских князей, потомок героя Смоленской битвы, действительный тайный советник, могущественный Одаренный, истинный слуга государыни Императрицы, блестящий кавалер… пресса разной степени желтизны приписывала Багратиону великое множество романов — и порой весьма сомнительных.