Но к чему эта конспирация? Почему не сказать прямо? Даже дед не отказал бы новоиспеченной подданной своего младшего внука в аудиенции — а уж я тем более.

И все-таки княгиня зачем-то передала мне эту странную записку с адресом, которая привела меня в Большую Охту, на самую окраину города. Еще какие-то лет пять-семь назад здесь стояли одни только деревянные дома, построенные чуть ли не при самом Петре Великом — но разрастающаяся столица понемногу протягивала щупальца все дальше от Невы. По указанному Воронцовой адресу расположилось трехэтажное кирпичное здание, вытянувшееся вдоль улицы.

Похоже, доходный дом. И не из старых — таких, как тот, в котором жила Лена — а относительно свежий. Расположенный на отшибе и поэтому, разумеется, дешевый. Такие в последнее время строили нувориши из купеческого сословия для рабочих фабрик или тех, кто приехал покорять столицу без увесистой пачки ассигнаций в кармане.

Вполне подходящее место для девчонки с кухни — даже если это кухня одного из самых крутых клубов Петербурга. Уже не знаю, оставил ли покойный Колычев дочери в наследство хоть какой-нибудь капитал, но проблемы — определенно.

Если уж она исчезла без следа пару недель назад.

Закрыв машину, я несколько мгновений стоял на тротуаре перед домом, прислушиваясь к собственным ощущениям. И что-то мне определенно не нравилось. Вокруг было тихо — как обычно в таком районе вечером в воскресенье. Ловушки я почти не боялся — и не только потому, что для этого Воронцова могла бы придумать что-нибудь поизящнее.

Сама по себе вассальная клятва и обряд не то, чтобы полностью защищали меня от подставы, но делали любое сомнительное действие с ее стороны… маловероятным.

И все же перед тем как идти в дом, я на всякий случай «прощупал» его, насколько мог. И Одаренных внутри закономерно не оказалось… или они тщательнейшим образом прятались. На лестнице в парадной мне никто не встретился — только где-то наверху негромко охнула женщина — и тут же стукнула дверью, закрываясь. Видимо, в полумраке мой китель напомнил ей форму городового.

Ну и местечко.

Апартаменты под номером тринадцать отыскались на втором этаже. И уже шагая по коридору, я понял, что опоздал. Или успел совсем не к тому, чему собирался — смотря с какой стороны посмотреть.

Дверь была не заперта — и даже чуть приоткрыта. Следов взлома я не заметил, но этот дом мало походил на место, где жильцам стоило бы проявлять беспечность и пренебрегать замками. Щель оказалась достаточно широкой, чтобы я протиснулся, не скрипнув петлями, но все равно вышло слишком шумно. Глаза еще не успели привыкнуть к темноте, и в прихожей я тут же налетел на какую-то вешалку.

— Да твою ж… — пробормотал я, отбрасывая в сторону прицепившийся плащ.

Изящный и светлый, явно с женского плеча. Скрывать свое присутствие больше не было никакого смысла, так что я не стал искать на стене выключатель и просто зажег на ладони крохотного Горыныча. Примитивное заклятье почему-то вышло не сразу, хоть никакого недостатка сил я и не испытывал. Просто огонь никак не хотел разгораться… будто ему что-то мешало. Но я влил в него чуть больше духа, и неровное колдовское пламя осветило крохотную квартирку. Апартаменты оказались даже меньше Лениной каморки под крышей. Кухня выглядела настолько тесной, что я даже не стал туда заходить — сразу направился в комнату.

Там было еще темнее, чем в прихожей: кто-то плотно занавесил окно шторами. Отблески Горыныча плясали на дешевых обоях, выхватывал из полумрака крохотную тумбочку с радиоприемником, вазу с чахлым цветком, какие стулья…

И кровать.

— Тьфу ты… — Я скривился, поднимая повыше руку с Горынычем. — Ну что ж ты так, Екатерина Сергеевна? Не дождалась…

Чтобы узнать дочь Колычева, не нужно было быть ни профессиональным сыскарем, ни даже хорошим физиономистом. Невысокая, полноватая, одетая в мешковатое платье в горошек… Совсем не красавица, Катя напоминала покойного отца и чертами лица, и даже формой глаз, остекленело уставившихся в потолок.

И так же, как ее отец, она была мертва.

Подойдя чуть ближе, я заметил, что руки и ноги девушки были привязаны к кровати — и вдобавок покрыты синяками и ссадинами. Словно кто-то как следует поизмывался над ней. Пытал перед тем, как убить.

— Вот урод… — прорычал я сквозь зубы.

Работал мастер своего дела: девчонку мучали не час и не два подряд, а соседи так ничего и не услышали: палач засунул ей в рот тряпку… а потом задушил оторванным от приемника проводом. Причем совсем недавно — уродливая багровая борозда на шее выглядела совсем свежей, а сама кожа Кати на ощупь оказалась еще теплой.

Тот, кто убил девчонку, вряд ли успел уйти далеко. Черт, да он ведь даже может быть еще…

«Наган» — впрочем, как и любой другой пистолет револьверной конструкции — имеет одну важную отличительную особенность: если курок не взведен заранее, стрелку приходиться выжимать весь ход спускового крючка. Барабан с щелчком проворачивается — и только потом гремит выстрел. Между этими звуками проходит всего доля секунды.

Но иногда и доля секунды — это очень-очень много.

Развернуться я не успел — выставил Щит вслепую, почти наугад. По ладони будто ударили чем-то огромным и тяжелым. Заклятье остановило пулю, и вторую тоже, но сожрало столько резерва, что от третьей мне пришлось уходить банальным падением на пол. Смерть прожужжала рядом и впилась в стену где-то за спиной.

Я вдруг почувствовал себя как на первых тренировках с Андреем Георгиевичем — неуклюжим бездарем, для которого сотворить даже простенькое заклятье было чем-то вроде подвига. Последние полгода мой Дар рос не по дням, а по часам, но сейчас подводил… будто кто-то в одно мгновение отпилил мне силы на пять-шесть магических классов.

Хреново. На тренировках никто хотя бы не пытался убить меня по-настоящему.

В полумраке сверкнула еще одна вспышка, громыхнуло, а потом прятавшийся за дверью стрелок бросился в прихожую. Удирал, не попытавшись ни добить, ни хотя бы убедиться, что уложил меня как следует. Кто бы ни подослал его сюда, он явно заплатил только за пытки бедной Кати — но уж точно не за схватку с Одаренным.

— Стой! — рявкнул я, заряжая Булаву.

Боевое заклятье сорвалось с моих пальцев… и угодило буквально в никуда. Даже если бы я промахнулся с нескольких шагов, оно непременно должно было разнести в щепки дверь или оставить на стене вмятину… Но не оставило. Будто вся вложенная мной сила Дара просто исчезла без следа, растворившись за короткие метры полета.

Ну не мог я промазать!

Юркая невысокая тень мелькнула на фоне просвета, распахивая дверь — и исчезла в коридоре. Самым разумным с моей стороны было бы остаться лежать — если уж непосредственная опасность миновала, а собственный Дар вдруг захромал на обе ноги. Дождаться городовых, найти телефон, позвонить деду…

В общем, делать все, что угодно — кроме того, что я сделал.

Усиленный Ход получился с первого раза и как надо — будто таинственная сила, перекрывшая моему Дару воздух, вдруг исчезла так же неожиданно, как появилась. Тратить время на Кольчугу или Латы я не стал: первая все равно не остановила бы пулю, а полноценная тяжелая защита слишком замедляла движения. И если я уж собирался делать глупость и ловить убийцу Кати своими руками — стоило поспешить.

До двери я добрался в два прыжка. Вылетел в коридор — и тут же рванулся к стене напротив. И вовремя: со стороны лестницы снова грохнул выстрел. Я упал на одно колено и швырнул две Булавы подряд — и на всякий случай добавил Серп. Поближе к полу, чтобы ненароком не разделать беглеца на две части.

Ничего. Ход держался, как положено, но боевые заклятья не сработали. Снова растворились, словно где-то в нескольких шагах передо мной проходила черта, за которой любая магия просто переставала существовать.

И Катин убийца это знал. Он больше не удирал, сломя голову, а отходил к лестнице спиной, держа меня на прицеле. Не знаю, сколько у него осталось патронов, но рисковать и стрелять через полкоридора урод явно не хотел. Видимо, опасался, что если опустошит весь барабан, я просто сверну ему шею голыми руками.