А по военной части я перестраховался – и лично пригласил принять участие в операции Шестопалова с Судаевым. И оба, как ни странно, согласились без лишних вопросов. Хоть каждый, конечно по своей собственной причине. Артиллерийский полковник, похоже, доверял мне безгранично, а оружейник из Нижнего Новгорода без разговоров отправился бы хоть к черту на кулички, узнав, что там ему дадут покопаться в передовых убойных железках.

В апреле я не успел толком рассмотреть “Бисмарк” — не теперь времени у меня предостаточно. Паровые машины готовятся к походу несколько часов, жандармы уже надежно устроены в кают-компании, команда на местах, а вокруг тихо — только прогуливаются вдоль набережной парочки любителей петербургских белых ночей. Вряд ли кто-то из них обратит внимание, как в сиреневом полумраке над трубами крейсера появляется дымок. А если и так — уж точно не побежит докладывать городовым или лично Багратиону. Да и у его светлости сейчас наверняка появились дела поважнее. А когда “Бисмарк” снимется с якоря, бояться будет уже нечего: на открытой воде у этой машины соперников на сотни километров вокруг попросту нет. А толстенная броня выдержит даже Свечку, Копье и чуть ли не все известные мне заклятия. Конечно, Дар мага высших классов прожжет и десять, и двадцать двадцать сантиметров стали, и такие мастодонты у наших противников наверняка найдутся. Но их возьмет на себя дед с остальными могучими старцами. Моя роль в завтрашнем спектакле другая. Поменьше, проще на первый взгляд — но в чем-то, пожалуй, и сложнее.

Но пока крейсер только просыпался. Оживали в машинном отделении где-то глубоко под палубой паровые машины. Разгоралось пламя в печах, грелись котлы. Ждали своего часа снаряды для корабельных пушек. Едва слышно поскрипывали доски, отзываясь на незнакомые еще шаги. Пожалуй, “Бисмарк” уже успел забыть, когда здесь в последний раз было столько людей. Могучей боевой машине куда спокойнее было у гранитной набережной, но строилась она не для этого. Крейсер лишился родной команды — но будто сам уже рвался в бой.

И вроде как был совсем не против послужить мне.

Я остановился и опустил ладонь на борт — и сталь отозвалась едва заметной вибрацией. То ли приветствовала нового хозяина, то ли просто передавала мерный гул котлов где-то внизу. И я, пожалуй, готов был увидеть в этом добрый знак или…

— Ваше сиятельство?..

Шестопалов появился рядом незаметно. Впрочем, шума вокруг было достаточно, и при желании ко мне подкрался бы даже дед с его тяжеленной тростью. А полковник не отличался солидной статью, да и ступал как-то робко, словно боясь потревожить мне. На мгновение я даже ощутил что-то похожее на стыд: бедняга ведь мог вписался в сомнительную авантюру и оттого, что банально побоялся отказать сиятельному князю. От которого, можно сказать, зависела судьба чудо-панцера, который Шестопалов так красочно описывал.

— Вижу, вам нравится этот корабль, — мягко проговорил он.

— Едва ли подобное может не восхищать. Во всяком случае — человека, которому приходилось носить военную форму. — Я пожал плечами. — Эта машина практически совершенна.

— Безусловно, безусловно, ваше сиятельство, — закивал Шестопалов. — Однажды и мы сможем построить что-то подобное — и даже превзойти германских инженеров. Боюсь, уже скоро подобные корабли станут необходимостью.

— Я лично знаю пятерых… нет, пожалуй, даже шестерых Одаренных, способных пробить эту броню. — Я похлопал по стальному борту. — Но не могу не согласиться с вами, господин полковник. Мир меняется куда быстрее, чем хотелось бы — и нам остается только пытаться угнаться за ним… А Рейх уже сейчас делает подобные машины.

— Думаете, война неизбежна?

Не знаю, собирался ли Шестопалов задать этот вопрос — или слова вырвались нечаянно, против его собственной воли. Но, так или иначе, он затронул тему, которая на самом деле волновала больше всего. Пожалуй и меня тоже — разумеется, после исхода завтрашней операции.

— Война? Многие в Государственном совете готовы обвинить немцев во всех бедах Империи, — вздохнул я. — И на границах Привислинских губерний сейчас неспокойно. Одному Богу известно, во что это может вылиться.

— Увы. — Шестопалов склонил голову. — Признаться, я до последнего не верил, что подобное возможно. Но теперь…

— Не верили?

— Нет, ваше сиятельство. Мне не хуже вас известно, чему учат юнкеров военных училищах. — Шестопалов улыбнулся одними уголками рта. — Преподаватель или ротный произносит “потенциальный противник” — и имеет в виду Священную Римскую Империю германской нации.

— И это вас удивляет? — Я вспомнил свой первый разговор с Куракиным. — Рейх обладает одной из сильнейших армий в Европе, если не сильнейшей. Военная промышленность…

— Все это, безусловно, верно, — кивнул Шестопалов. — Более того — немцы всегда были весьма амбициозны. Но мне трудно представить себе, что германский кайзер отважится на открытое противостояние с Россией.

— Даже сейчас? — усмехнулся я.

— Да. И даже с такими машинами. — Шестопалов шагнул вперед и коснулся борта. — Этот крейсер стоит несколько миллионов рублей… или примерно вдвое больше германских марок. И, как вы верно заметили, его — теоретически — может уничтожить всего один сильный Одаренный. И все же даже аппарат, подавляющий родовую магию, не способен мгновенно изменить расклад сил. Рейх обладает колоссальным военным потенциалом — но он, фактически, рассредоточен едва ли не по всей Европе. Войска подчиняются региональным правителям. Единое командование, конечно же, присутствует, но скорее формально. И даже огромное войско при таком раскладе не выдержит продолжительных военных действий на чужой территории. — Шестопалов на мгновение задумался. — Что, собственно, и доказал пример Наполеона Бонапарта полтора века назад. А российская армия при куда меньшей численности однородна. Ее величество может за несколько месяцев мобилизовать миллион человек и вооружить их. В случае потери западных территорий и даже самой столицы заводы на Урале и за ним способны обеспечить техникой…

— Опасные слова, господин полковник! — проворчал я. — Не советую вам говорить об отступлении за Урал — даже тем, кого вы считаете достойными доверия.

— Да… конечно, ваше сиятельство. — Шестопалов зажмурился и тряхнул головой так, что едва не уронил с носа очки. — Но я лишь хотел сказать, что Россия выиграет войну — даже в таком случае! Мы можем проиграть несколько битв, отойти от границы — а потом непременно…

— А вас не смущает цена, которую придется за все это заплатить?

Слова Шестопалова звучали разумно, да и двусмысленного в них на самом деле было не так уж и много — но я почему-то вдруг почувствовал самую настоящую злость. Будто сама мысль о масштабной войне с Рейхом вызвала у меня приступ зубной боли.

Видимо, от этого я и зыркнул так, что бедняга полковник втянул голову в плечи и попятился, рискуя запнуться и свалиться на палубу. А мне стало стыдно: в самом деле — едва на сорвался на крик, да еще и буквально на ровном месте…

— Пожалуй, нам всем стоит немного отдохнуть. — Я заложил руки за спину и неторопливо двинулся в сторону мостика. — Хватит разговоров. Завтра тяжелый день.

— Разумеется, ваше сиятельство. — Шестопалов с явной охотой закивал — видимо, радовался, что не попал под раздачу. — Где прикажете вас искать… если вдруг?.. Вы займете капитанскую каюту?

— Да, вероятно, — усмехнулся я. — В каком то смысле, я ведь теперь — капитан.

Цепь с тяжеленным якорем еще гремела, втягиваясь и занимая положенное ей место под палубой, а “Бисмарк” уже разворачивался. Чуть подался вперед — и тут же принялся забирать влево, будто отмеряя флагом на носу пролеты Дворцового моста один за одним. Так близко, что на мгновение я даже успел испугаться.

— Зацепим… — едва слышно прошептал кто-то — кажется, Шестопалов.

— Не зацепим.