Нет, дело определенно было в другом. И понадобилось полдня и пять или шесть шахматных партий понять — в чем именно.

Жан-Поль напоминал мне покойного брата Костю. Отчасти даже внешностью — такой же изящный и белокожий, с вечно смеющимися голубыми глазами. Но куда больше манерами и характером: легким и буквально излучающим добродушие. Парень явно умел без особых усилий очаровать кого угодно и наверняка был всеобщим любимцем и в Катаноме, и в Ретеле. Не то, чтобы я тут же проникся к нему безграничным доверием, однако даже сама мысль опустить тяжелую доску или кулак на темную с рыжинкой макушку казалось мне почти преступной.

А сам Жан-Поль, похоже, и вовсе считал меня чуть ли не героем, хоть о немыслимом побеге из-под Трира мы и не произнесли ни слова. Наверняка здесь, в Лотарингии, так отнеслись бы к каждому, кто сумел прикончить голыми руками несколько солдат Рейха и обвести вокруг пальца столичную тайную полицию. Но у моего нового знакомого, судя по всему, были к немцам еще и личные счеты — если уж он сразу расположился к нам куда теплее своих друзей.

А может, его просто очаровала Гижицкая, которой для этого не понадобился ни магический Дар обольщения, ни косметика, ни даже нормальная одежда, способная подчеркнуть природную красоту. Даже в мужских брюках и безразмерной куртке он не утратила того, что на раз сносило крышу видавшим виды столичным пижонам в Петербурге — а уж теперь, когда ей выпала возможность принять ванну и укутать в домашний халат…

В общем, беднягу было почти жалко.

— Сыграть еще? Нет уж, дружище, на сегодня мне хватит унижений. — Жан-Поль улыбнулся и с явным усилием оторвал взгляд от Гижицкой. — К тому же здесь вот-вот появится Жерар, и он едва ли будет рад, что мы с тобой тут вот так мило беседуем.

Я навострил уши и через несколько мгновений действительно услышал за стеной сначала голоса, а потом и торопливые тяжелые шаги.

— Удачи тебе, дружище, — заговорщицки прошептал Жан-Поль, поднимаясь с кресла. — И постарайтесь с Жераром не свернуть друг другу шеи. Мне будет грустно лишиться хоть одного из вас.

Похоже, меня действительно ожидал непростой разговор… хотя разговор с предводителем местных молодчиков вообще едва ли мог быть другим. Дверь скрипнула, и Жан-Поль успел выскочить наружу прежде, чем Жерар сказал хоть слово. Здоровяк кое-как протиснулся в комнату, посмотрел на все еще расставленные на доске фигуры и неодобрительно покачал головой. Но так ничего и не сказал — молча уселся напротив и принялся рассматривать меня так, будто всерьез собирался прожечь взглядом насквозь.

Я не остался в долгу — в конце концов, вчера мы виделись в полной темноте, хоть и успели побеседовать. Впрочем, ним особенным внешность Жерара меня не удивила. Парень оказался именно таким, каким я его себе представлял: рослым, плечистым, со здоровенными ручищами. Коротко стриженым, со сросшимися глазами и бровями, похожими на угольки — черными, но будто бы готовыми от малейшего ветерка разгореться недобрым пламенем. Выглядел Жерар лет на тридцать — хотя на самом деле вполне мог бы оказаться чуть ли моим ровесником всего на пару лет старше.

— Кто вы такие? — негромко проговорил он. — И откуда здесь взялись?

— Мы русские… Имена наши, скорее всего, тебе уже известны. — Я старался говорить размеренно и неторопливо. — Немцы гнались за нами от самого Трира, пока мы не добрались сюда, в Ретель… Дальше ты знаешь.

Ничего нового я не сказал… почти. Кроме того, что мы с Гижицкой оказались родом из далекой России, а не из Люксембурга, Нидерландов или каких-нибудь соседних владений германоского Рейха. Но даже если Жерар и удивился — на хмуром лице это никак не отразилось.

— Что вы делали в Трире? Варшава далеко отсюда, а на военного ты не похож, хоть и стреляешь не хуже местных егерей… — Жерар поморщился. — Ты шпион?

— Я — подданный российской короны, — ответил я. — И мы с моей спутницей здесь не по собственной воле.

— Отвечай на вопрос — а не болтай!

— Хорошо… тогда ответь и ты. — Я сцепил руки в замок и подался вперед. — Кто мы в этом доме — пленники или гости?

— Это будет зависеть от твоего поведения, — усмехнулся Жерар. — Пока что я…

— Гость всегда может уйти, не спросив разрешения. Разве не так, друг мой? — Я чуть сдвинул брови и, не дождавшись ответа, продолжил: — Значит — все-таки пленники… Так я и думал.

— Лучше не зли меня, парень. — Жерар опустил голову и сжал кулачищи. — Ты расскажешь все, что знаешь, или, клянусь Богом…

— Разумеется, расскажу, — кивнул я. — Но только самой герцогине — лично, и никак иначе. Может, я и пленник здесь — и все же по любым законам вправе требовать беседы если не послом его величества российского императора, то хотя бы с равным себе по положению. Но никак не с вами, мсье Жерар… прошу меня простить.

Лицо напротив тут же покраснело, наливаясь кровью — да так, что я всерьез начал опасаться, что беднягу сейчас хватит удар. Жерар уже поднимался с кресла, явно прикидывая, как врезать так, чтобы не убить одним ударом — весил я раза в полтора легче его самого, да и в целом едва ли выглядел грозно по сравнению с чуть ли не двухметровым верзилой с плечами грузчика.

— Кажется, ты не понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь, черт бы тебя побрал! — рявкнул я на всю комнату, поднимаясь навстречу. — Я — Одаренный княжеского рода. И мне вполне хватит сил оторвать тебе голову, разобрать весь этот дом на кирпичи и выйти наружу. И если уж мы с мадемуазель все еще здесь — то лишь из-за того, что я дал слово Жан-Полю и считаю себя гостем, а не пленником — а вовсе не потому, что так велели какие-то деревенщины с винтовками.

Жерар вытаращился, едва слышно кашлянул и рухнул обратно в кресло. Я не стал демонстрировать Дар — но мое внезапное выступление, похоже, и само по себе оказалось достаточно убедительным.

— И я не скажу больше ни единого слова, — продолжил я уже чуть тише. — Мои тайны могут стоит жизни такому, как ты — и поэтому я буду говорить только с ее светлостью герцогиней… Ради твоего же блага, Жерар.

Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга. И я на всякий случай приготовился ко всему — даже к бестолковой драке с неизвестным исходом. Но, на мое счастье, даже в пережившей полтора века назад революцию Франции — точнее, в Лотарингии — к титулам все-таки относились с почетом. Не знаю, удалось ли мне запугать Жерара — спесь я с него определенно сбил.

— Хорошо… да, конечно. Я поговорю с герцогиней. Думаю, она пожелает увидеться лично… — Жерар посмотрел исподлобья, засопел — но все-таки процедил сквозь зубы: — ваше сиятельсво.

Когда дверь закрылась и шаги в коридоре стихли, Гижицкая повернулась ко мне и негромко рассмеялась.

— Браво, князь, — сказала она. — Вот уж не думала, что такого громилу можно поставить на место одним лишь словом.

— Ну… вы ведь сами советовали пока обходиться без магии. — Я пожал плечами. — Если честно, это уже понемногу входит в привычку.

— Иногда мне кажется, что Дар вам вообще не нужен… Впрочем, какая разница? У нас есть еще несколько часов до того, как захочется спать. — Гижицкая чуть склонила голову набок и хитро улыбнулась. — И если уж никто больше нас не потревожит — мы вполне могле бы потратить их на что-нибудь… весьма интересное. Разве не так?

— Безмерно польщен вашим вниманием, графиня, — проворчал я, усаживаясь обратно в кресло. — Но должен заметить, что обстановка ничуть не предполагает…

— Я что, похожа не женщину, которая может задумать что-то неприличное? То есть, я, конечно же, могла бы, пожалуй, но в последнее время вы чересчур… целомудренны. Нет, князь, я вовсе не имела в виду ничего такого. — Гижицкая вдруг посмотрела на меня без малейшей искорки смеха во взгляде. — Но неужели вам до сих пор не хочется узнать, что скрывает ваша память?

Несколько мгновений я не мог сказать и слова — настолько сильным оказалось мое удивление. Мы с Гижицкой не возвращались к этому разговору со дня нашей встречи в “Кристалле”… впрочем, ее сиятельство все равно не покидала меня надолго, неизменно оказываясь рядом. Нечасто — и все же не настолько редко, чтобы я успел забыть ее окончательно.