Но деда здесь нет.

Когда я толкнул дверь, буквы вывески над головой несколько раз мигнули и зажглись тусклым неровным светом. Заведение готовилось открыться и принять первых посетителей — как и полагалось. Начинался новый день.

Но начинался не слишком-то удачно для Миши.

Кажется, он даже не заметил, как мы подошли. Сидел, вцепившись обеими руками в дымящуюся кружку с чаем и смотрел — в нашу сторону, но как будто сквозь, куда-то вдаль. Может быть, принял нас с Андреем Георгиевичем за случайных прохожих, решивших позавтракать местной выпечкой… или вовсе за пустое место. Куда больше, чем реальный мир, Мишу занимали собственные мысли. Судя по выражению лица, он, наконец, понял, что натворил.

Слишком поздно.

Я поднял руку, останавливая Андрея Георгиевича, и старый безопасник без споров послушался. Чуть отстал и замер у входной двери громадной безмолвной тенью. Прикрыть мне спину — на всякий случай. Не пустить внутрь случайных прохожих — что бы сейчас ни случилось, их это уж точно не касается.

Но в первую очередь потому, что идти к Мише должен был я сам.

Брат к брату.

— Миша… — Я осторожно опустился на стул напротив — тот самый, где только что сидел тот, другой. — Здравствуй.

От моего голоса брат вздрогнул, расплескав чай по столу — и тут же снова застыл, пожирая меня глазами. Он ведь действительно не заметил, как я подошел, и теперь наверняка лихорадочно прокручивал в голове сотни вариантов зараз. Я ведь мог оказаться здесь случайно, загуляв после присяги. Мог назначить встречу с какой-нибудь красоткой незнатного происхождения, мог искать его самого по распоряжению деда, мог…

Нет, не мог. И Миша понял это сразу — даже до того, как заметил у дверей Андрея Георгиевича. Я почувствовал хлестнувший из него «коктейль» эмоций. Недоумение, испуг, злобу — но еще больше прочитал во взгляде. Фамильные Горчаковские глаза — темные, почти черные — на мгновение полыхнули гневом, который тут же сменился тоской. Глухой, беспросветной и настолько пронзительной, что даже у меня защемило где-то внутри. Не у сердца — скорее где-то на уровне желудка.

— Пойдем домой, Миш, — негромко произнес я. — Поговорим.

Из брата будто вынули позвоночник — и еще половину костей в придачу. Плечистая фигура обмякла, растекаясь по стулу. Уж не знаю, о чем он думал сейчас… может, уже представлял, как будет оправдываться перед дедом. Или просто сожалел о содеянном. Или…

Все-таки тренировки с Иваном не прошли даром. Мама и Папа неплохо муштровал роту первокурсников на стрельбище, а основы боевой магии Андрей Георгиевич вколотил в меня еще летом. Но владеть телом, полагаться на реакцию — обычную, человеческую, а не разогнанную Ходом — учил именно «дядька». Не раз и не два я летел на дощатый пол физкультурного зала, сбитый с ног локтем или коленом — а то и вовсе увесистым и твердым прикладом «трехлинейки». И двух месяцев истязаний вполне хватило понять и запомнить: «прилететь» может откуда угодно, когда угодно и как угодно.

Только это и спасло — если не мою жизнь, то нос и зубы уж точно. Даже забавно: ударь Миша Даром, наверняка отработала бы сплетенная дедом магическая защита. Но вместо этого братец вдруг ухватил стол за край — и рывком швырнул в меня. Даже без всяких заклятий силищи у него оказалось столько, что я грохнулся вместе со стулом, успев только кое-как прикрыться. Сначала руками, потом Щитом, в который тут же прилетел целый ворох заклятий.

Я уже научился различать их не только по звуку, но и по самому импульсу Дара. Сначала Серп, потом Цеп с Молотом — стандартную армейскую связку для ближнего боя — и Копье. Заклятье девятого класса, способное продырявить даже сравнительно крепкую магическую защиту… а заодно и того, кто за ней скрывается.

Миша бил по-взрослому, насмерть. Видимо, надеялся, что я уже не встану — хотя бы в ближайшее время. Серп разрезал надвое рухнувший на меня стол, но остальные «подарочки» пришли точно по адресу. Может, братец и не был самым талантливым в роду Горчаковых, но на чахлость Дара уж точно не жаловался. А после смерти Кости его потенциал в одночасье подпрыгнул на два — если не три — магических класса.

Выпущенная им напоследок Булава могла бы пробить кирпичную стену. Мой Щит, хрустнув, все-таки выдержал, но самого меня протащило спиной по полу и швырнуло в сложенные в углу зала стулья. Я не стал тратить время на то, чтобы выбираться — просто раскидал ни в чем не повинную мебель магией и вскочил на ноги.

Но Миши передо мной уже не было. Я увидел только Андрея Георгиевича, поднимающегося с пола. По лбу безопасника стекала струйка крови, но никаких серьезных ран на нем не оказалось — похоже, тоже успел вовремя закрыться Щитом.

— Прыткие вы до чего, молодые… — проворчал он, указывая на окно. — Не успел опомниться, а он меня Цепом — и туда!

На месте стекла в раме торчали только острые зубы осколков. Миша разумно не стал пробиваться к двери, а вышел на улицу кратчайшим путем. Я успел увидеть только мелькнувший рукав куртки — похоже, братец побежал к машине.

— За ним! — заорал я.

И тоже прыжками помчался к окну, на ходу сплетая Ход. Андрей Георгиевич выбирался через дверь — видимо, решил, что для такой акробатики не вышел годами. Уже перелетая сквозь опустевшую раму, я услышал взревевший в утренней тишине мотор. Миша выиграл всего несколько секунд — но и их оказалось достаточно.

Прыгнул я не слишком удачно — все-таки зацепился брюками за острое стекло и вывалился наружу, на асфальт. И тут же, не поднимаясь, швырнул в удаляющиеся красные огоньки несколько заклятий.

Без особого успеха — Копье ушло куда-то вверх, две Булавы без труда сожрала магическая защита машины, и только третья гулго лязгнула о багажник, оставляя на железе глубокую вмятину.

— Давай в машину, Сашка! — крикнул Андрей Георгиевич.

Пробегая мимо, он даже не помог мне подняться — но я все равно оказался у «Волги» быстрее. Перемахнул через капот, рванул дверь и плюхнулся на водительское кресло. Андрей Георгиевич влетел на пассажирское и протянул мне ключи. Я смахнул их с широкой ладони, всадил в замок и завел мотор.

Не знаю, что с ним успели сделать с того дня, как я в последний раз сидел здесь за рулем, но по ощущениям старенькая двадцать третья «догонялка» стала еще бодрее. Хищно рявкнула и прыгнула вперед — так, что меня швырнуло спиной в кресло, а руки вспыхнули болью, на полном серьезе грозясь выскочить из плечевых суставов.

Но все равно расстояние между нами и Мишей только увеличивалось — спортивная двадцать пятая «Волга», облегченная и предназначенная для скоростной езды, уже набрала ход.

— Уйдет, зараза… — простонал Андрей Георгиевич. — Дурак я старый, не подумал…

— Не уйдет. — Я поудобнее перехватил руль. — Никуда теперь не денется.

Может, машина у Миши и получше, но зато опыта больше у меня… не у семнадцатилетнего Саши Горчакова, который едва не убился в гонке чуть меньше полугода назад — а того, другого.

Который иногда поглядывает на меня из зеркала.

Мотор, крутящий момент, лошадиные силы, масса, удельная мощностью — все это не так важно. Такие безумные заезды по городу выигрывают крепкая рука, зоркий глаз и железные нервы.

Ярость отступила. Не исчезла, а как-то собралась внутри, вокруг сердца, оставляя голову холодной. Я не мчался наказать предателя, не спешил отомстить брату за былые обиды — просто ехал. Размеренно, надежно, будто намертво прицепившись невидимым тросом к мельтешащей где-то впереди темно-коричневой «Волге» с битым багажником.

И расстояние между нами сокращалось. Миша выскакивал на встречку, юлил между грузовиками, бешено сигналя, закладывал сумасшедшие повороты — но только проигрывал метр за метром бессмысленными маневрами.

— Давай еще чуть-чуть, Сашка. — В руках Андрея Георгиевича появился «кольт». — Сейчас я ему, по колесам…

К счастью, и машин, и случайных прохожих вокруг было немного — лишние глаза, уши и те, кто может просто ненароком попасть под раздачу нам уж точно ни к чему. Наверняка в центре — на Невском или Литейном — город уже проснулся окончательно, и улицы ожили, но Миша ломился на окраины. И даже не в промзону к фабрике Штольца, а туда, куда вело отчаяние — на юг, к Московскому шоссе.