Есть! Кажется, сработало.

На беднягу было жалко смотреть. Он откинулся на спинку кресла. Тяжело дыша, расстегнул ворот рубашки и принялся вытирать пот на лбу невесть откуда взявшимся платком.

— Зачем, зачем, друг мой?.. — выдохнул Штерн. — К чему такая спешка? Вас же могли увидеть, могли узнать… Ваш дедушка…

— Дед уже давно выжил из ума. — Я подался вперед. — И в нашем доме у вас куда больше друзей, чем вы можете себе представить!

— Пусть так! — Штерн поджал губы и вцепился пальцами в край стола. — Но явиться сюда, среди бела дня… Это немыслимо, совершенно немыслимо!

Черт. Где-то я, похоже, передавил. Лучше сбавить обороты — а то он, чего доброго, вообще меня выставит.

— Знаете что, Иван Карлович… — Я состроил жалобную гримасу и для пущей убедительности легонько шмыгнул носом. — Я ведь тоже многим рискую, придя сюда. Вы должны понимать!

— Я понимаю, друг мой… понимаю.

Моя серьезная ипостась явно нагоняла… лишнего, но к испуганному семнадцатилетнему пацану Штерн, похоже, тут же проникся сочувствием. Его явно «отпускало» — буквально на глазах.

— Знаете, друг мой, у меня ведь сын примерно вашего возраста. И мне страшно даже подумать, что бы я чувствовал, случись ему оказаться на вашем месте. — Штерн вымученно улыбнулся. — Вашей отваге можно позавидовать.

Правильно. Успокаивай меня. Доверяй. И болтай, болтай побольше.

— Я уже не ребенок. Брат доверяет мне — значит, и вы должны! — Я вытер рукавом несуществующие сопли под носом. — Хоть никто из вас и не потрудился толком рассказать, что и зачем я делаю.

— Вы делаете важное дело… храбрый юноша. — В голосе Штерна послышались покровительственно-мягкие нотки. — Моя мать — немка, как и отец, но сам я родился здесь, в Петербурге. И поэтому по праву могу считать себя русским… мне кажется. И я хочу, чтобы вы не сомневались: то, что нам суждено совершить — нужно этой стране. Я бы даже сказал — необходимо.

— Государственный переворот? Вооруженный мятеж против короны и…

— Тише! — Штерн дернулся, как от удара кнутом, и зашипел: — Умоляю вас, тише, друг мой… Нельзя говорить о подобных вещах вслух! У Третьего отделения везде есть глаза и уши!

Ты даже не представляешь, насколько прав. Глаза и уши действительно есть… Только Третье отделение здесь совсем ни при чем.

— Простите, Иван Карлович. — Я опустил голову. — Миша всецело доверяет вам и генералу… Но я — не мой брат. И мне нужно, просто необходимо знать, что случится потом. Что мы, все мы не допускаем страшную ошибку, которая будет стоить…

— Хватит! — Штерн поджал губы. — Я не собираюсь разговаривать об этом, ваша светлость. И если…

— Кто отдает приказы? — рявкнул я. — Куракин?

Ситуация стремительно шла вразнос. Я перегнул палку — так, что она с треском переломилась надвое. У меня почти не осталось времени… Впрочем, я в нем уже не нуждался.

Когда с улицы послышался шум, и прямо за стеной — там, где сидела секретарша — что-то громыхнуло, Штерн подскочил на месте.

— Что за?.. Ваше сиятельство…

— Сидите смирно. И прошу, ради вашего же блага, Иван Карлович — не надо делать глупостей и хвататься за пистолет… И телефон вам тоже не поможет. — Я откинулся на спинку кресла и чуть повернул голову в сторону входа в кабинет. — Андрей Георгиевич, вы слышали достаточно?

— Более чем, ваше сиятельство. Более чем.

Когда дверь распахнулась, я увидел, как рослые парни в робе фабричных рабочих укладывают лицом в пол местных охранников, включая самого главного. Те, конечно, заметили подвох — но было уже слишком поздно.

— Одного того, что вы сказали, хватит, чтобы вы отправились на каторгу до самой смерти… в том случае, если государыня императрица не пожелает подписать смертный приговор. — Я подался вперед и облокотился на стол. — И уж поверьте, Иван Карлович, я не забуду ни о вашей жене, ни о детях.

— Я не…

— Вы убили моего брата. — Я намеренно говорил неторопливо и тихо, позволяя Штерну вдоволь проникнуться ситуацией и набраться ужаса. — Горчакова. Такое не сойдет с рук ни вам, ни Куракину, ни хоть самому черту… Но у вас есть — пока еще есть, Иван, Карлович — возможность облегчить жизнь. — Я чуть смягчил голос. — Если не себе, то хотя бы своим близким.

Закончив, я впился в Штерна взглядом — и принялся ждать. Со стороны щекастый немец выглядел полностью раздавленным и уничтоженным, чуть ли не на грани обморока, но я не сомневался — все это лишь игра, за которой прячется напряженная работа ума. За несколько мгновений он наверняка успел перебрать в голове десятки и сотни вариантов — от откровенно провальных, вроде попытки достать оружие из какого-нибудь ящика стола или позвать на помощь — до куда более… реалистичных.

— Чего вы хотите? — наконец, проговорил он.

— Главным образом — имена. — Я усмехнулся и развалился поудобнее в кресле. — А также меня интересуют ваши активы, планы, союзники… в общем — все.

— Едва ли я смогу рассказать так много, ваше сиятельство. — Штерн понемногу брал себя в руки. — Я — простой человек, даже не дворянин. Со мной не делились…

— Не стоит пытаться меня обмануть. — Я покачал головый. — Вы не из тех, кто станет рисковать всем только из-за обещаний отставного пехотного генерал или болтовни аристократа, который по уши в долгах. Вам известно куда больше, чем моему брату — и я настоятельно советую поскорее начать вспоминать… Поверьте, Иван Карлович, у меня есть достаточно способов вскрыть вашу память — и ни один из них вам не понравится.

— Хорошо… хорошо! — Штерн поднял обе руки, будто сдаваясь в плен. — Я изложу все, что мне известно… на бумаге, поставлю подпись. Буду свидетельствовать, если придется — но мне нужно… время, как вы понимаете.

— И оно у вас непременно будет, Иван Карлович, — кивнул я. — Но имена вы мне назовете прямо сейчас. И в первую очередь — имя того, кто отдает приказы.

— Ваше сиятельство, я…

— Имя. — Я опустил на стол обе руки и поднялся, нависая над съежившимся в кресле Штерном. — Или через полчаса в этот кабинет принесут голову вашего сына.

— Scheisskerl.

В глазах Штерна на мгновение мелькнула такая злоба, что я не удивился бы, вздумай он вдруг броситься на меня. Чтобы вцепиться в горло и попытаться придушить до того, как я переломаю ему все кости.

Но немец был не из тех, кто станет жертвовать собой или семьей ради чужих идей… пусть даже сулящих немалую прибыль. Делец отлично умел просчитывать — и риски, и последствия. И если возможная кара за предательство или всемогущее Третье отделение поджидали где-то в будущем, то я сидел перед ним прямо сейчас.

Отпрыск древнего княжеского рода, у которого убили одного брата и сделали предателем другого.

— Я скажу… ваше сиятельство. Не такой уж это и секрет. — Штерн мрачно усмехнулся. — Мы не настолько безумны, чтобы посягнуть на саму основу государства. По нашему замыслу престол должен занять нас…

Договорить Штерн не успел. Вдруг замолк на полуслове с раскрытым ртом, потянулся рукой к вороту рубашки, будто ему вдруг стало нечем дышать, выгнулся, запрокидывая голову…

Я не сразу понял, что случилось. Стол перед мной вдруг окрасился алым. Что-то горячее и соленое брызнуло в лицо и на одежду. Андрей Георгиевич за спиной смачно выругался, что-то упало — но даже эти звуки не смогли заглушить треск лопающихся костей.

Неведомая сила крушила и мяла то, что еще мгновение назад было Иваном Карловичем Штерном. Его голову отогнуло назад так сильно, что шея не выдержала — и с хрустом переломилась, выдавливая изо рта очередной алый фонтан. А за ней сложились и ребра, будто грудная клетка попала под асфальтоукладочный каток.

Штерн рухнул на залитый кровью стол, в последний раз дернулся — и затих. Все закончилось даже быстрее, чем я успел понять, что меня-то все-таки провели. Загадочный враг, имя которого я так и не успел услышать, вновь ускользнул, оставшись в тени. Я неплохо разыграл партию — но он, похоже, заранее подстраховался и в одно мгновение превратил мою победу в ничью… в лучшем случае.