— Угу… Как я выгляжу?

Парадная форма с чужого плеча оказалась почти впору — разве что самую малость коротковатой. Его благородие поручик Николаев чуть уступал мне ростом, был на три года старше… но в целом внешне мы отличались не так уж сильно. А для придворной братии статные брюнеты из гвардейского егерского полка наверняка и вовсе выглядели на одно лицо.

Мы с Богданом прошли уже две трети пути до государевых покоев, но пока на нас не обращали ровным счетом никакого внимания. Гвардейцами в этой части дворца никого не удивишь.

Особенно теперь.

Разумеется, о происшествии с ее величеством в Зимнем не болтали — а половина придворных наверняка и не знали вовсе. Но Одаренные уже точно почувствовали неладное. Не могли не почувствовать — поэтому все вокруг буквально сочилось какой-то глухой тревогой, которую заметил бы даже самый черствый из дворцовой прислуги.

Но самым тревожным звоночком стало то, что меня так и не пустили к Павлу. Без объяснения причин — и не помогли ни звание камер-юнкера, ни авторитет деда, ни мое собственное положение. Придворный чин с повадками матерого канцеляриста из Третьего отделения просто-напросто завернул меня чуть ли не на пороге Зимнего, сославшись на высочайшее распоряжение.

Чье именно — несложно догадаться. Его светлость князь Багратион не мог не признать очередной собственный прокол, но и его наверняка использовал, чтобы потуже закрутить гайки. На мгновение я даже подумал, что как раз он выиграл от происходящего не то, чтобы больше остальных в столице…

Впрочем, какая сейчас разница? Неважно, кто из предателей смог проскочить мимо списка Куракина — и неважно, насколько высокие чины замешаны. Сегодня мы с дедом и остальными идем до конца, без оглядки. И если уж не вышло достучаться до наследника официальным способом — у нас остались… другие.

Я занял место гвардии поручика Николаева, которому сегодня полагалось охранять императорские покои, а законный обладатель формы ныне покоился в помещении за караулкой. С кляпом во рту и крепко связанный по рукам и ногам. Конечно, его найдут. Через часа два, может быть — три. Но мы с Богданом к тому моменту будем уже далеко. А к завтрашнему утру я либо стану недосягаем для самого высшего из всех имперских судов…

Либо список моих преступлений достигнет таких масштабов, что нападение на государева гвардейца в нем не займет даже сотого места.

— Куда ты — туда и я, княже. — Богдан легонько ткнул меня в бедро прикладом той самой винтовки из Антверпена. — Как всегда. В тот раз не ошиблись — значит, и в этот…

— Надеюсь, блин, — проворчал я. — Ладно… Молчи и шагай!

Дежурного офицера мы преодолели без особых сложностей. Богдан прикрыл меня плечом, подслеповатый капитан в очках лишь махнул рукой на дежурное “Здравия желаем, ваше высокоблагородие!” — и пропустил дальше. По регламенту предыдущая смена уже покинула пост, так что столкнуться нос к носу с Богдановыми однокашниками нам не грозило. Но оставалось еще одно препятствие.

Самое главное… И, в общем, единственное по-настоящему сложное. По внутреннему предписанию придворный менталист должен был осматривать и детально “прощупывать” каждого, кто шагал по коридору к императорским покоям. Но на деле уже немолодому магу в чине камергера оказалось тяжеловато всякий раз выскакивать из-за неприметной дверцы, и порой он халтурил, лишь отмечая знакомых и вылавливая что-то непривычное или странное.

Повезло. Старик, похоже, зацепил Богдана, шагавшего чуть впереди, не нашел ничего занимательно и успокоился. На меня его внимания уже не хватило: я ощутил лишь легкое, почти мимолетное прикосновение чужого разума. Дар менталиста чуть окунулся в эмоции и поймал обрывки мыслей, картинки — только то, что лежало на самой поверхности.

И от такого я уже умел прятаться. Научил дед — настолько, насколько это вообще возможно сделать за какие-то пару часов. На словах все казалось совсем несложным: спрятать могучий родовой Дар поглубже, вытряхнуть из головы все важное и тяжелое, отдышаться, улыбнуться — и забить сознание быстро сменяющимися яркими картинками. Желательно приятными. Вспомнить бутерброды с толстым слоем ветчины, оставшиеся в холодильнике в караулке, подумать о грядущих выходных, на которые по радио обещали солнце — и тут же представить себе девчонок. Непременно одетых в мини, длинноногих, задорных и непременно падких на гвардейскую форму — да еще и с офицерскими погонами. И уж если кутить — так до самого утра, ловя любопытные взгляды из-под ресниц и наполняя бокалы…

На игристом шампанском присутствие чужого разума исчезло окончательно. Менталист убрал свои “щупальца”, как мне на мгновение показалось — с ноткой легкого сожаления и даже зависти.

Путь был свободен, и я подхватил винтовку поудобнее и ускорил шаг, догоняя Богдана. Нам полагалось вытянуться прямо у входа в государевы покои и стоять так до полудня, но задерживаться у дверей я, понятное дело, не собирался. Времени было не так уж много, а с учетом возможного появления какого-нибудь советника, министра или прислуги — и того меньше. Так что я прямо из коридора ввалился в личные покои наследника — к счастью, оказалось даже не заперто.

— Здравия желаю, ваше императорское высочество, — негромко произнес вошедший следом Богдан. — Смотри, кого я тебе привел.

Сидевший за столом Павел лишь мазнул по мне мутным взглядом — и снова отвернулся куда-то к стене. Узнал, конечно же, но будто и не обратил внимания. Вид у него был настолько неряшливый и помятый, что я на мгновение даже заподозрил, что его высочество наследник престола в лучше случае просто не спал пару суток… или вовсе оказался пьян.

Но нет — глаза, хоть и с огромными синяками вокруг — смотрели вполне осмысленно. Просто тускло и безжизненно.

— Ну, здравствуй, что ли… — проговорил я, осторожно пристраивая винтовку у стола. — Соболезную, брат.

— Ага. — Павел несколько раз медленно кивнул. — Я сначала подумал — ну вот, убивать меня пришли.

— Я?!

— Ты, Багратион, генералы, еще кто-нибудь… Может, вообще немцы. Я тут сижу и вообще ничего не знаю. — Павел нервно усмехнулся. — Даже не знаю, жива еще мать, или уже… все. Никого не пускают. Тебе и то пришлось…

От былой венценосной спеси не осталось и следа. Наследник российского престола выглядел не испуганным или жалким — даже страх Павла, похоже, уже покинул, оставив только глухую апатию, которая граничила чуть ли не с полным безразличием и к собственной участи, и ко всему вообще. На мгновения я даже подумал — не лучше ли убраться отсюда и провернуть все самостоятельно, чем пытаться вытащить его краснокожее высочество из состояния овоща.

И все же вариантов у меня было немного.

— Ну… Лично я тебя убивать точно не собираюсь. Понимаю, что сейчас ты вряд ли захочешь думать о чем-то, кроме здоровья матери, но мы пришли сюда не просто так. — Я облокотился на стол и подвинулся к Павлу. — И поэтому сейчас очень нужно, чтобы ты меня выслушал. Внимательно и до самого конца, без лишних вопросов. От этого будет зависеть судьба — твоя, моя, Богдана и вообще всей страны… Хорошо?

Продолжил я не сразу. Только через полторы-две минуты, когда на венценосной физиономии, наконец, появилось если не любопытство, то хотя бы что-то отдаленное похожее на желание узнать, на кой черт сиятельному князю Горчакову вообще взбрело в голову напялить гвардейский мундир и заявиться ко двору под личиной караульного егеря.

Я рассказал. Все — с самого начала и до итогов тайного совета в заброшенной усадьбе. И чем дольше мы говорили, тем больше менялось лицо Павла. С каждым моим словом, с каждым ответом в его глазах загоралась… нет, пока еще не решимость, даже не надежда — но хотя бы воля. Передо мной снова сидел не измученный и сдавшийся подросток, а законный наследник российского трона.

Которому вряд ли понравилась хотя бы половина услышанного. А уж условия восставшего из мертвых генерала Куракина я передавал Павлу даже с некоторой опаской. На мгновение темные жиденькие брови сурово сдвинулись… но буре все-таки не суждено было разразиться.