— Ты чего, братишка? — задумавшийся Витян вздрогнул всем телом, когда Рафи заговорил. — Заснул что ли? Глаза выпучил, рот открыл. Опять что ли вчера бухал? Я же говорил, Витян, что с этим нужно завязывать. Ты же хочешь подняться еще выше? Я же вижу, что ты достоин большего, гораздо большего. Ты ведь не безбашный бык, а человек опытный, авторитетный, и всегда далеко смотришь.

Внимательно слушавший, парень приосанился. Расправил плечи, поднял голову. Что тут говорить, хорошее слово и кошке приятно, а человеку тем более. Вот Витян и поплыл от «красивых» обещаний.

— Поэтому и говорю, чтобы ты бросал выпивку. Подтяни немного грамоту, манеры. Обязательно пригодится, когда выше пойдешь. Но прежде нужно делать все, что я скажу, — Рафи словно в самое его нутро заглядывал. Причем удивительным образом уходили прочь беспокойство и тревога, взамен оставляя уверенность и спокойствие. — Понял?

Витян заворожено кивнул. Пожалуй, он на все был согласен. Рафи сейчас ему казался ближе самого родного человека, которого нужно было во всем слушаться. Такого чувства парень, пожалуй, не испытывал с тех самых пор, когда за мамкину юбку на прогулке держался.

— Скоро нам придется делать большие дела, и поэтому нужно подумать о крыше, — парень при этих словах Рафи непроизвольно поднял голову к потолку. Видно, не понял, к чему тот завел разговор о крыше. — Говорю, если нас будут прикрывать кто-то из власти, то проблем будет еще меньше. Поэтому слушай, что я придумал…

Задумка, и правда, оказалась непростой. Удивительным казалось, как она, вообще, ему в голову пришла. Витян даже присвистнул, выслушав план.

—… Схема стара, как медная полушка. Найдем подходящего нам чинушу, например, из министерских служек или даже из жандармов, чтобы мог нужные вопросы решать. После сделаем так, чтобы он оказался у нас на крючке. Дошло?

Понимающе усмехнувшись, Витян вскинул голову.

Трёха Федька Зуб имел весьма запоминающуюся внешность: болезненно худой, длинный, с каланчу ростом, оттого и сутулился вечно. Плоское, рябое лицо, и вдобавок, два выступающих из верхней губы зуба, из-за которых, собственно, и получил прозвище «Зуб».

Был заносов, нагл. Вечно в скваде задирал тех, кто его младше. Любил перед ними строить из себя бы валового вора, для чего малькам то и дело " задвигал" разные героические истории с собой в главной роли. В них он то обчищал лабаз какого-то купца, то загаваривал зубы приказчику модного магазина в Центральном палассе, то крал часы у самого градоначальника или даже великого князя. Мальки, конечно, слушали эти байки, но всякий раз подхихикивали при этом, что Зуба невероятно злило.

— Тьфу!

Оглядевшись вокруг, он презрительно цыкнул. Из-за зайчьей губы слюна, эффектно взлетев, улетела на добрых пять или даже шесть шагов. На что малек, стоявший рядом, сразу же уставился с завистью. У него так даже близко не получалось.

— Федь, а чё стоим-то? — поняв, что продолжения не будет, малек кивнул в другую сторону. — Можа на рынок, тиснем что-нибудь. Страсть, как жрать хотца. Хоть чего-то на зубок бросить…

Смотрел он в сторону городского рынка. Там, подперев стену, застыл невысокий парнишка, за которым трёхи с самого утра ходили, как приклееные. Почитай, пол дня выходит, как они бродят. Все ноги сбили, а тот все носится, что-то вынюхивает. И не уйдешь ведь: их старший Витян пообещал бошки оторвать, если с подопечным что-то случится. Не верить старшому в скваде причин не было. Оторвет, и не поморщится.

Зуб смерил малька презрительным взглядом. Мол, чего поперёк батьки вперёд лезешь? Трёха снова харкнул, отправив плевок в сторону своего подопечного. Показывал, свою значимость.

— Эй, деловой, заснул там? — недовольно крикнул Зуб. Звуки при этом растягивал, цыкал через каждое слово, тем самым показывая своё отношение ко всему происходящему. — Может нахер по улицам лазить? Давай хавать пойдем? Брюхо уже сводит от голода. Все равно занимаешься какой-то ху… ей.

Паренек, повернув голову, лениво мазнул по трёхам взглядом, а, отвернувшись, вновь застыл у стены со скучающим видом. Казалось, и не слышал ничего. Очень обидно получалось.

— Слышь, поц, тебе говорю? Чё рожу воротишь? — тут же вспыхнул Зуб, скривив лицо. Его уже окончательно достало это пренебрежительное отношение к нему, словно к пустому месту. — Я тебе сосунок что ли?

Но тот и ухом не повёл. Как стоял, так продолжил стоять. Только головой водил справа — налево, следил за кем-то, наверное.

— Ах ты, сука! — зарычал Зуб, приходя в ярость. — Вообще, охренел⁈ Сейчас землю у меня жрать будешь!

Широко размахивая руками, Зуб «попер буром» на парнишку. Урок наглецу, похоже, преподать решил. Сейчас ему напрочь забылись все те грозные предупреждения, что даже косо смотреть в ту сторону запрещали. Треха только лишь хотел так съездить по роже, чтобы с неё напрочь слетело скучающе-презрительное выражение.

Малек, нахохлившись, как воробушек под дождем, тоже встрепенулся. Почувствовал драку, а, значит, друзьям вечером будет что рассказать.

Подскочив, Зуб размахнулся, словно былинный богатырь, и стукнул. Только того наглого парнишки там уже и не было. Трёха, услышав смешок за спиной, тут же лягнул туда ногой. Опять мимо: нога провалилась в пустоту, а сам он потерял равновесие и шлепнулся на задницу. Больно, и что хуже, очень обидно получилось. Малек, что смотрел на них во все глаза, даже хихикнул.

— Да я тебя, сука, урою.

В руке у Зуба появился нож — узкая полоска остро заточенного металла. Страшное тем, что кровь после удара не вытекала из раны, а оставалась внутри. Жуткая рана, от которой едва ли было спасение. Пожалуй, если только рядом будет хороший доктор. Но где такому на улице взяться?

Трёха махнул ножом влево — вправо так быстро, как только мог. Даже ухмыльнулся при этом. Ведь знал, что так пером может расписать, что и мама родная не узнаёт. Все знали, что у трёх лучше него никого не было.

Только опомниться не успел, как, скрючившись от сильной боли, уже лежал на мостовой.

— Ты, ты…

Дыхание от боли перехватило, вдохнуть воздуха никак не получалось. Лишь рот разевал, как выброшенная на сушу рыба.

— Ты… Как?

Он никак не мог понять, что сначало вырвало нож из его руки, а потом и его самого отправило в нокаут. Шептал что-то, закатывал глаза. Зуба ведь, как сопливого мальчишку сделали.

— Как…

А тот парнишка, пожав в ответ плечами, про бормотал какую-то странную белиберду:

— Что-то меня снова не туда заносит… Ничего не понимаю… Профессор же сказал, что я малосилок и ни на что не способен. Тогда почему…

У Зуба от боли слезы на глазах начали наворачиваться. Все перед ним начало дрожать, расплываться.

— Падла, совсем оху…

Вытер слезы рукавом и вдруг замер. В шаге от него валялся его родной нож, не узнать который он просто не мог.

— Вот же, б…ь

Лезвие ножа оказалось свёрнуто в спираль, напоминая собой диковинную пружину. Зуб ещё раз протер глаза, думая, что ему показалось. Только ничего не изменилось. Лежавший нож, по-прежнему, выглядел так, словно его пожевала адская тварь.

Вот опять это случилось! Снова сорвался, едва не искалечив очередного бедолагу. И это уже в третий раз за последние несколько дней. Позавчера хамоватому половому из трактира пинка зарядил, вчера прямо с самой верхотуры Андреевского моста в воду сиганул, а сегодня вон что…

Рафи не знал, что и думать. Разные нехорошие мысли начали в голову по этому поводу лезть. Что и почему с ним случилось? Что происходит? Почему так скачет настроение, делавшее из него то необыкновенного тихоню, то бешеного берсерка. А что завтра будет?

— Как буйный какой-то, — прошептал Рафи, в панике взбираясь по лестнице и забиваясь в самый дальний угол чердака. Это место теперь стало для него убежищем, куда он часто прятался от всех. Топчан даже сюда проволок, чтобы не на голых досках лежать. — А может я не маг никакой, а одержимый?