Я до сих пор недоумевал — как вообще Эйкену пришло в голову навязывать мне свою внучку? Неужели он действительно питал надежду, что я соглашусь связать себя на всю жизнь с мафией? Сейчас я вынужден сколачивать состояние для своего рода всеми возможными способами. Ульберги обнищали, на них клеймо неудачников и слабаков. Я должен реабилитировать их имя, а также достичь личного могущества, чтобы Акраму из Джамалона не было стыдно за нынешнего себя. Если я свяжу себя брачными узами со членом семьи мафии — я до самой смерти сам застряну в мафии, а в мои планы это входит. Я барон, глава рода, аристократ. Это навсегда. Криминальный способ сколотить состояние — временная мера.

И не пристало аристократу жениться на простолюдинке, даже если она из семьи миллионеров.

А еще у меня есть Эйва. И нет — это не последний аргумент «против».

У меня тренькнул телефон, уведомляя о новом сообщении. Эйва: «Ты где, милый?».

Я стал набирать ответ, как автомобиль резко затормозил; я бы со всей дури впечатался лбом в переднее сиденье, если бы не был пристегнут. Смартфон выпал на пол салона.

— Что такое, Ранд?

Впереди маячила полицейская машина, загородившая нам дорогу.

— Они нас попросту подрезали, барон, — недоуменно ответил Ранд.

Я вышел из машины, мне навстречу шли двое мужчин в полицейской форме.

— Барон Аксель Ульберг? — спросил один из них.

— Все верно, — кивнул я. — Чем могу служить, господа?

— Вы арестованы по подозрению в распространении алкогольных напитков. Вам придется поехать с нами.

Я сидел за решеткой и ломал мозг над единственным вопросом: как Акрам докатился до такого?

Меня бросили, как какого-то уличного драчуна, в тюремную камеру! Которая кишит тараканами, в которой смердит человеческими отходами и сыростью! В которой не должен находиться глава баронского рода!

Объяснять что-либо мне никто не стал. Меня просто привезли и закинули сюда. Мол, до выяснения обстоятельств дела.

И кто же меня сдал? Где же я прокололся? Неужели Нильсоны на меня донесли? А если я донесу в ответ? Вот дерьмо! Они прекрасно понимают, что их «крыша» прикроет, а меня прикрывать некому. Разве что Эйкен мог бы подсуетиться, но только не после того, как я его внучку драгоценную отшил.

Остается только Берг. Но снова задолжать графу? Нет, посмотрим-ка пока, что дальше будет.

Камера была не одиночной. Со мной сидел еще один — тощий мужик с сальными волосами и бегающими глазами. На меня он взглянул, как на вошь, после чего потерял всякий интерес к моей скромной персоне.

Из очень плохих новостей — на территории тюрьмы нельзя заниматься магией. Так что от куска деревяшки тут будет куда больше пользы, чем от моего телекинеза. А вот алхимия работала — наверное, из-за того, что не местная магия. Уже хорошая новость. Пригодится мне моя алхимия, нутром чую.

На допрос меня повели на следующий день.

— Меня зовут Гисмунд Хансен,– представился прокурор — высокий лысый мужик. — Я веду ваше дело, барон Ульберг.

— Не подскажете, о каком именно деле идет речь? — не удержался я от колкости.

— Вы обвиняетесь в распространении алкоголя.

— На каком основании?

— Мы получили анонимное послание. Вчера в вашем книжном магазине был произведен обыск.

Я собрался было возразить, но Хансен меня перебил:

— Ордер имеется, можете не сомневаться. Вы подозревались не только в распространении алкоголя, но еще и наркотиков. К вашему счастью, последние обнаружены не были. А вот алкоголь… Вы знаете, барон, в подвале вашего милого книжного магазинчика мы нашли бар.

Я промолчал.

— Правильно, что не возражаете: глупо отрицать очевидное.

— Давайте начистоту, господин Хансен. — Я выдал свою фирменную ироничную улыбку. — Мы с вами оба знаем, кто автор анонимного послания. Так же мы знаем, что сам Викар Нильсон находится под крылом влиятельных людей, и мне никогда в жизни не добиться того, чтобы его прижали за подпольную торговлю вином. Так что просто сразу выкладывайте — чем мне грозит эта пренеприятнейшая история?

— Я понятия не имею, причем тут граф Нильсон, господин Ульберг. Совсем вы заигрались, похоже, в свои игры. А грозит вам за ваше преступление очень крупный штраф. И это еще с учетом того, что мы только один ваш клуб обнаружили. Вдруг их куда больше? Это нам предстоит проверить.

— Когда я смогу покинуть это «уютное» местечко?

— Как только все обстоятельства вашего преступления будут выяснены. Вы можете ускорить процесс, написав чистосердечное признание.

— Я отказываюсь в чем-либо признаваться, — покачал я головой.

— В таком случае у меня пока нет к вам вопросов.

Вечером моего сокамерника увели, а на его место привели другого — крепкого мужика с волосами, собранными в хвост.

— Как звать тебя? — завел он разговор спустя пару минут молчания.

Я заметил блеснувший у него во рту золотой зуб.

— Аксель. А ты кто?

— Джерард. За что тебя сюда?

— Да так…

— Ну ладно, заскучаешь тут сутками сидеть — расскажешь, — хмыкнул любопытный сосед.

Ишь ты, все-то ему знать надо! А мне вот совсем не хочется откровенничать.

Засыпать я опасался. В первую ночь тоже не спал — но она в итоге прошла спокойно. Ну не мог я мирно сопеть, находясь на территории врага. А это она и есть — ведь меня сюда загнали по наводке Нильсонов.

И правильно, что я не спал. Мой чуткий слух уловил глубокой ночью едва слышный шорох. Когда я дернулся, выставив руки вперед, Джерард уже подносил свой нож к моему горлу. Его удар пришелся на мои ладони. Я сжал зубы от боли, но крепко схватился за лезвие и не выпускал его из рук.

Да что ж такое⁈ Неужели ситуация с нападением в магазине повторяется? Сколько можно⁈

Я, продираясь сознанием сквозь густую завесу боли, сосредоточился на лезвии, и спустя несколько мгновений оно рассыпалось ржавчиной прямо в моих окровавленных ладонях.

— Это что за хрень? — впал в ступор мой несостоявшийся убийца.

— Магия, друг мой, магия.

Не дожидаясь, пока он пустит в ход кулаки, я, превозмогая боль, вмазал ему собственным кулаком в челюсть. Джерард откинулся на спину. Я вскочил и повторил удар. Но Джерард тоже был не промах. Он сумел сбросить меня с себя. Пока я пытался встать, мужик вмазал мне под коленную чашечку, и я снова упал. Он сел на меня и принялся душить.

— Кто… меня… заказал? — прохрипел я с трудом, пытаясь оторвать его руки с шеи.

— Нордман Эйкен. Уж не знаю, чем ты досадил самому главному боссу, — пыхтя от напряжения, отвечал киллер — тяжело одновременно и душить кого-то, и болтать. — Я лишь выполняю приказ, чтобы меня самого не закатали в цемент. Ничего личного, старик.

Внезапно меня будто ослепило вспышкой гениальной мысли. И как же я не вспомнил об этом раньше⁈

Я сосредоточился. Это было фантастически трудно, ибо я был уже на грани потери сознания.

Камеру огласил нечеловеческий вопль — кричал от боли мой душитель. Отпустив меня, он завалился назад и схватился за рот. Губы его покраснели и покрылись волдырями. Джераад вопил, не переставая, так что я могу видеть, что его золотой расплавленный зуб превратил его ротовую полость в сплошной ожог. Мне даже стало жаль того, кто хотел минуту назад отправить меня на тот свет.

— Ты боялся Нордмана Эйкена, — я присел на корточки рядом с сокамерником, катающимся по полу в нестерпимой муке, — а тебе стоило бояться меня. Нет, я не Нордман Эйкен — я гораздо хуже, старик.

Джерарда увезли в медпункт. Тюремная охрана глядела на меня с паническим ужасом.

Утром меня удивили сообщением:

— К вам посетитель.

Охранник открыл камеру и впустил ко мне фигуру в просторном темно плаще. Лицо было закрыто широким капюшоном. Когда мы остались вдвоем, фигура откинула капюшон. Передо мной стояла юная девушка — моя ровесница, полагаю. Рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, кожа на лице казалась почти прозрачной, хотя это может быть обманчивая игра тусклого света камеры. В больших серых глазах плясали озорные огоньки.