– Если еще кто-нибудь из верхушки приедет, у нас тут будет прямо театр, – проворчал едва слышно один из оперов.

– Ага, цирк. Колизей. И с клоунами, – так же тихо отозвался другой. – Ну, этот москвич – допустим. Человек умом ненадолго повредился. А наш Извозчик чего дурака валяет? Сейчас, глядишь, руководящие указания будет давать. Алкаш мутный.

И ведь как в воду глядел. Аскольд Вадимович, солидно откашлявшись, оглянулся на молчащего Вальку, и вопросил:

– Доложите, товарищи, что имеете на месте преступления?

– Х… дроченый, – ответил в сторону старший группы, и уже непосредственно обращаясь к мэру, пустился в объяснения. – Так что, Аскольд Вадимович, имеем огнестрел. Два проникающих… Один в грудную клетку, второй, контрольный, в височную часть головы. Последний, скорее всего, сделан в упор. Обнаружены две гильзы. Предположительно, от пистолета Макарова. Первая, непосредственно, возле тела, вторая на площадке между этажами, где, видимо, и стоял стрелявший.

– Какие будут выводы? – упрямо, по-армейски, допытывался вошедший во вкус расследования мэр Извозчиков.

– Выводы делать пока рано. А так, навскидку могу сказать, у нас здесь заказное убийство. Очень чисто и грамотно исполненное. Если можно так выразиться. Вероятность раскрытия приблизительно ноль процентов. Убийца даже оружия не выкинул, ни на месте преступления, ни где-либо в окрестности – ребята уже искали. Видимо, очень уверен в себе… Если только обнаружится какая-нибудь глупая случайность? Но мой опыт говорит, в таких делах случайностей практически не бывает.

– Что значит, вероятность ноль процентов?! – в праведном гневе зашелся Аскольд Вадимович. – Мы, если надо, всю область на уши поставим, до Москвы дойдем. Пусть оттуда следователей присылают. Да я Генерального Прокурора буду на это дело требовать!

– Хоть президента! – осадил его оперативник. – А дело это дохлое.

Уровень 33. В Москву! В Москву!

– Валя, давай не будем! Сейчас не время для патетики! Оставить тебя в Мухогорске – глупость и неоправданный риск! – Дружников для убедительности и доходчивости своих слов повысил на Вальку голос.

Едва в области стало известно о трагическом происшествии в Мухогорске, Дружников, не мешкая ни минуты, выехал на место. Муслим, успевший аккуратно и вовремя обернуться, само собой сопровождал его в этой печальной экспедиции. По прибытии Дружников высказал ругательства местным ментам и лично Извозчикову, за то, что не уберегли и недосмотрели, пообещал любую помощь. Полдела было сделано. Оставалось уладить с Валькой.

Дружников сидел на диване в убогой комнатушке, служившей одновременно гостиной и спальней для Дашиных родителей, старался не замечать скудной и довольно обшарпанной обстановки. Помятые, древние кресла, с обивкой из протершейся, зеленой шерсти, кустарный журнальный столик, покрытый залакированными бумажными цветочками, с претензией на антикварный шик, безумный и ядовито красный ковер на стене – все это удручающе действовало Дружникову на нервы. За последние годы он совсем отвык от бытового убожества, и свою новую, купленную за изрядные деньги, квартиру на Чистых прудах Дружников устроил с первобытной и дикой роскошью. Как поведал ему дизайнер, занимавшийся разорением Дружниковского кошелька, – в стиле «настоящего рококо». Валькино же безразличие к вещам вызывало в нем раздражение. «Хоть бы мебель девушке сменил! Неужто приятно жить в таком хламовнике?» – подумал про себя Дружников, но вслух не сказал. Девушка Даша тоже находилась неподалеку, в крошечной кухне, откуда, конечно, в силу пространственной скудости планировки, могла слышать каждое слово. Даша ему совсем уж никак не понравилась, но Дружников об этом виду не подавал. Тихая мышь, ни рожи, ни кожи, и, скорее всего забитая дурища, если не хватает ума выжать из богатенького сожителя хотя бы скромные достатки.

Его дорогой друг Валька сидел рядом, на противоположном конце дивана, понуро сгорбившись, со взглядом, устремленным в никуда. Дружников подвинулся ближе, положил руку на Валькино плечо:

– Валя, надо ехать. Здесь нехорошо. А в Москве я смогу тебя полноценно защитить. Ситуация мало сказать сложная, но даже недостаточно понятная. Чем черт не шутит, вдруг это какие-то старые дела. Ну, там дружки покойного «деда» нам мстят. Ты очень хочешь встретиться с ними ВНОВЬ? – последнее слово Дружников умышленно выделил. И не просчитался. Валькино плечо содрогнулось под его рукой, а сам дорогой друг поднял на него непередаваемо больные глаза.

Дружников намеренно сгустил краски, и словно матадор на корриде, взял упрямого быка за рога:

– Да-да, у нас нет никакой уверенности, что основной мишенью был Порошевич, а не ты, – Дружников отметил некоторую чрезмерную трагичность в Валькином лице, и решил на всякий случай снизить давление:

– Давай условимся так. Лишь только ситуация разъяснится, ты тут же вернешься в Мухогорск. Хоть Генеральным директором. Но сейчас надо ехать в Москву. И, кстати, Даше придется остаться здесь.

– Почему? – автоматически задал вопрос Валька.

Но Дружников понял, что вопрос этот риторический. Для Вальки, как бы ни мучился он совестью, Даша и Аня будут совершенно не совместимы в одном городе и в одном кругу знакомых. Потому Дружников дал ему первый попавшийся, более-менее правдоподобный ответ:

– Чтобы не рисковать. Она милая девушка, зачем ей лишние проблемы. Пока она с тобой – она уязвимое место. По которому могут ударить. А вот останься Даша в Мухогорске, все скажут, что тебе на нее наплевать. Значит, причинять ей вред не имеет смысла. К тому же это ненадолго. Ты вернешься, и все будет по-прежнему.

– А если Даша не захочет без меня? Я же должен ее спросить. Так нечестно, – возразил ему Валька.

Тут Дружников понял, что выиграл и упрямого быка забедил. Стало быть, Валька принципиально согласен уехать из Мухогорска, и дело осталось за малым. Уговорить эту малахольную Дашу не тащиться за ними хвостом в Москву. Но и уговаривать не пришлось. Даша Плетнева действительно слышала в своей кухоньке каждое слово Дружникова и вышла к ним сама. Она появилась и стала в дверном проеме, словно из робости не решаясь подойти ближе, теребила в руках несвежее, посудное полотенце.

– Валя, послушай Олега Дмитриевича и сделай, как он говорит. А за меня не беспокойся. Не пропаду. Я не обижусь, даже если ты не вернешься совсем. Тем более, поехать с тобой все равно не могу. Скоро родители будут в отпуск, я должна их встречать. Им тоже лишние переживания ни к чему, – Даша замолчала, дожидаясь от Вальки хоть какого-то ответа. Не дождавшись, пригрозила:

– Если с тобой случится беда, я не переживу. Так и знай. Не мучай меня.

– Ну, зачем же излишне драматизировать! – немедленно вмешался Дружников. – С Валей ничего не случится, это я могу обещать. При условии, конечно, что он послушается и поедет со мной в Москву. А вас, Даша, никто и в мыслях не имеет бросать на произвол судьбы. Во-первых, вся эта история ненадолго. Во-вторых, вам станут помогать. Я, к примеру, завтра дам указание назначить вас заместителем главного бухгалтера, с соответствующим окладом. Так что и приличия окажутся соблюдены, и вы не будете никому ничем обязаны. Согласны?

Даша только коротко кивнула в ответ и отвела взгляд, смотреть в лицо Дружникову ей было одновременно боязно и неприятно. Хотя соглашаться ей не хотелось. Конечно, на комбинате сразу начнутся пересуды, за какие-такие заслуги рядовой счетовод Плетнева получила повышение. Но лучше так. Лучше пусть Валька знает – с ней все в порядке, и поскорее убирается из этого богом проклятого города. Она, в свою очередь, станет его ждать, а может, и не станет. Отчего-то Даша была уверенна, что последнее безнадежно и бессмысленно.

Валька, конечно, поехал. Да у него и не было решительно никакого повода поступать вопреки благоразумию. После ужасной гибели Дениса Домициановича он чувствовал себя в Мухогорске несколько неуютно. Что же, Дружников прав, в Москве вдруг и легче ему будет обрести вновь душевное равновесие.