В полдень, как было условлено ранее, Юлия Карповна позвонила и передала Лене счастливое и краткое сообщение. Послезавтра, в обед. Обедал же Дружников, как правило, в два часа. И Лена вечером того же дня вытребовала к себе генералиссимуса.

Вилли приехал, старался держаться бодро, но взгляд имел грустный и беспомощный одновременно. И тут Лена его обрадовала. То есть, она так думала. Потому что, Вилли моментально утратил всю свою грусть, и разразился тропической бурей. Кричал, упрекал, просил не глупить и пожалеть хотя бы его. Но после одумался, и пришел к выводу – то, что сделано, сделано бесповоротно. Дуростью выйдет отменить. Шанс действительно был. Пусть невесомый, как привидение, и запредельно опасный, но был. Свою роль сыграло еще одно соображение. За которое Вилли стало отчасти стыдно перед Леной, но и преодолеть его он не смог. Послезавтра, если все случится, как задумано, он увидит Аню.

Ехали в машине вдвоем. Леночкин «Фольксваген» был маленькой, надежной крепостью, к тому же, лишние свидетели представляли опасность. Не то, чтобы Вилли не доверял своему Косте, и в другой день дал бы ему шанс это доверие оправдать. Но только не сегодня. Когда многое повисло на волоске случая.

В час дня Вилли на попутке добрался до квартиры Лены у Новослободской станции метрополитена, а после они потихоньку, прогулочным шагом, дошли до кооперативного гаража, где Лена арендовала место для своего верного, железного пони. Старик сторож впустил их на проходной, ворча под нос недовольные выражения, но Лене и генералиссимусу было не до сторожа. К тому же, как они поняли из обрывков его старческого негодования, тихие ругательства имели иного адресата, и к их приходу никак не относились.

Занятые думами о предстоящем им, последнем и решительном бое, они, уж конечно, не прислушались к бормотанию вахтера-старичка. И зря. Вряд ли генералиссимус, но такой профессионал, как майор Матвеева, вникни она в беззлобную брань сторожа, точно бы нашла причину расспросить старика поподробнее. Но сегодня посторонние вещи прошли мимо ее внимания.

А старичок сокрушался по поводу. Вот только нынче, с утра, и день-то выдался мирный, воскресный, без начальства, а случился скандал. Носит же нелегкая всякие инспекции по выходным! Чего дома-то не сидится? Надо же, часа два назад с экстренной, внеплановой проверкой угораздило явиться чиновнику-экологу. Да и на чиновника-то он был непохож! Хотя бумагу имел, по всем правилам написанную и с печатями. Сам нерусский, будто вчера с гор спустился за солью, громила громилой, а туда же. Старик-вахтер кавказцев вообще недолюбливал. Из-за личных обид. Один вот такой тоже ухаживал за его дочерью, потом занял у нее тяжелым трудом нажитые две тысячи долларов, только его и видели. Но этот горный человек все же был властью, а власть старик уважал. Ну, кавказец им и задал. Особенно ребятам на мойке. И сток у них в неположенном месте, и сырость развели, и химию используют для машин опасную. До кавказца-эколога нареканий мойщики ни от кого не слыхивали, оттого сразу поняли – инспектор хочет денег, потому шляется по воскресеньям. Но начальника гаража на месте не было, да и немудрено в выходной. Ребята предложили южному человеку, по виду натуральному абреку, прийти в понедельник. Тогда, мол, не обидят. Они бы и сами дали, но люди подневольные, простые работяги, разве у них те суммы! Дюжий кавказец поворчал на ломаном русском, сказал, что в понедельник и без их совета явится непременно. А пока пройдется по гаражу, посмотрит на всякий случай, где и чего. На предмет иных нарушений. И пошел. Ни сторож, ни ребята не посмели ему возразить, да и бицепсы эколога внушали уважение. После, осмотрев помещения, кавказец ушел, да напоследок обозвал вахтера «старым козлом», за то, что сторож посоветовал добру молодцу не дурака валять на ерундовой службе, но при такой силище заняться ручным трудом. На стройке или на заводе, а не сшибать рубли себе на сациви.

До Котельнической было пока далеко. Лена машину не гнала, торопиться не хотела. Пусть Дружников как следует, пообедает, может в последний раз, да и после трапезы даже самый свирепый недруг впадает в желудочное благодушие. Проезжали тем временем по бульварному кольцу, скоро Варварка и Китай-город, а там гостиница Россия, за ней и поворот на набережную. Старую, рыжую копейку, грязную и неказистую, тащившуюся за ними в небольшой пробке, ни Лена, ни генералиссимус не заметили. А и заметили бы, так только посмеялись над долгожителем советского автопрома. Какая уж тут слежка, если в заторах кругом тебя одни и те же тачки, и рады бы разъехаться, но некуда. Оттого стоят рядком, импортные, скоростные «боинги», и отечественные стрекозы. Куда деваться? Вот и копейка стоит, и традиционный кавказец, не из богатых, за рулем. Кепка до бровей, нос висит над бульдожьим, небритым подбородком. Небось, выехал полевачить, и угодил. Что же, на бульварах всегда пробки, даже в воскресный день. Не такие большие, как в будни, но случаются.

– А в сам подъезд нас пустят? – вдруг забеспокоился Вилли. Слишком быстро все происходило на этот раз, и не все детали предстоящего сражения он смог уяснить.

– Пустят. С моим удостоверением. Охрана у Дружникова только на этаже. Больше для понта, хотя лоси там стоят видные. Наш будущий, великий диктатор, как и раньше, на двигатель надеется, – со злорадством констатировала факт Лена.

– Лишь бы Аня ответила на звонок! Лишь бы ответила! – почти молился Вилли.

– Ну, трубку она не снимет, об этом уговора не было. А выйдет ли она к двери или нет, мы сможем узнать лишь на месте, – в который раз терпеливо пояснила Лена. – Нельзя ей отвечать. И так Дружников забеспокоится, откуда незнакомый телефон, да почему звонит. Но это, пусть. Только бы Анюта успела взять Павлика и выйти навстречу. Поэтому, звонок дадим в самый последний момент, за один лестничный пролет.

– А Павлика зачем? – удивился Вилли новой, неоговоренной детали.

– Затем. При сыне Дружников ничего лишнего себе не позволит и охране не даст. Не станет он ребенка травмировать. Захочет все миром утрясти. А пока он будет утрясать… Ну, тут уж ты не зевай, но, как в анекдоте, бери топор и бей тещу по голове!

– Постараюсь. Однако и мне время нужно, – осторожно предупредил Вилли.

– И много нужно? – спросила Лена.

– Не знаю. Но настроиться попробую заранее. На горячую дружескую любовь. Прямо каламбур получается. Дружеская любовь к Дружникову, – пошутил Вилли, а сам даже не улыбнулся. – Я подобный «опыт» имел всего раз. Да так напугался, что мало запомнил. Хотя одно ощущение определенно осталось: мне бы его только зацепить вихрем. Дальше ни он, ни я расцепиться не сможем. До конца.

– Дай-то бог, – пожелала ему Лена.

«Фольксваген» выезжал уже на просторную дорогу, что вела понизу, мимо гостиницы «Россия». Рыжая копейка давно отстала и куда делась, было неизвестно и все равно. А, не доезжая каких-то ста метров до светофора перед набережной, у «фольксвагена» вдруг выстрелило колесо. Машинка, непробиваемая и защищенная в смысле пассажирского салона, пошла юзом. Как ни старалась Лена, все-таки врезалась на малом ходу в бок красавцу-«ниссану», степенно плывшему по противоположной полосе дороги, и не сумевшему вовремя увернуться. Вилли чертыхнулся, Лена в сердцах ударила по рулю. Но, делать нечего, нужно было выходить навстречу разгневанному водителю золотистой «Максимы» принимать упреки и денежные претензии. Впрочем, время у них еще имелось в запасе. Лена надеялась и на свой майорский статус, который не позволит невинно пострадавшей стороне распоясаться, а скорее заставит пойти на быстрое соглашение.

Так Лена и генералиссимус покинули пуленепробиваемый и гарантированно надежный салон «фольксвагена», пошли с виноватым видом к грозному и уже начавшему орать, водителю «ниссана». Погода стояла отвратительная. Утреннее, мартовское солнышко, сменилось здоровенной тучей во все небо, сыпал даже не снег, а всамделишный, холодный дождь. Вилли на дождь подосадовал, хоть были у них на Котельнической иные дела, но не хотелось ему предстать перед Аней эдакой мокрой курицей.