– Ну что вы, Лидочка, это меня извините. Я должен был сразу перед вами…, кхм, но не знал адреса. И неловко без приглашения. Тоже ведь боялся, захотите ли видеть, – все еще сбивчиво в сторону поплелся я по словесным ухабам. – А неприятностей никаких. У нас случается. Пьяницы, наркоманы. Думают, в дурдоме аптечный склад или филиал винзавода. Наплюйте и забудьте. Только угостить вас нечем.

В каморке у меня и впрямь было шаром покати. За отсутствием холодильника портящиеся продукты я не держал, а непортящиеся в преддверии скорого отъезда не приобрел впрок. Но Лидке, кажется, не требовалось.

– Спасибо, мы кушали, – успокоила она меня. – Мы гуляли и по дороге зашли. Хотите, завтра погуляем все вместе? Глафира обрадуется, со мной ей скучно, а с местными детьми я не разрешаю. Ее мальчишки на площади побили из-за трещотки. Наверное, хотели отобрать.

Завтра гулять! Да я и не мечтал. И правильно. Завтра, в это время я буду далеко. Честно признался:

– Я не смогу, – ох, как мне хотелось все отменить. И деньги в кармане. Пусть чужие. Я был готов на любую подлость, но готов только в мыслях. На деле знал, все равно ничего не выйдет.

– Вы дежурите в ночь? Или как это называется? – легко и без обиды спросила она.

– Так и называется. Но я не дежурю, я уезжаю. Ненадолго, – хоть бы поверила!

Лидка поверила сразу. И как-то так не нарочно вышло, что я все ей рассказал. Ну, официальную версию. Просто пугать не хотел. О бальнеологической методике и посещении института Сербского.

– А где вы будете жить в Москве?

– В общежитии, наверное, – я действительно собирался. У знакомого вечного студента в ДАСе на Шверника, впрочем, кажется, уже аспиранта второго года.

– Вот еще, глупость какая! Я вам дам ключи от квартиры, – заявила Лидка решительно. Я и позабыл, что она постоянно прописана в Москве. – И не пререкайтесь. Мне тем более помощь нужна.

– Какая? – я подавился собственным дыханием. Пререкаться мне не хотелось, наоборот. Но от неловкости слабо верилось.

– Мужская. Душевая кабина барахлит, три раза был сантехник, сволочь, каких мало. Совсем сломал, – в ее голосе была искренняя досада и беспомощность. – Мне необязательно, чтоб вы сами чинили, там возни. Но если бы дали ему по шее и заставили переделать…

– Я могу. В смысле и то и другое. Лучше другое. Я рукастый, – более-менее, но хотелось подать себя.

– Да? – Лидка оценивающе уточнила. – Наверное. Только если…

– Если – дам по шее и заставлю переделать, – успокоил я потенциального работодателя-хозяйку.

Мы еще немного посидели, Лидка вкратце рассказала мне, как лучше доехать от вокзала на Красноказарменную – главное потом не перепутать трамвайные маршруты. Глафире пора было спать, Ульяниха привела ее: абсолютно счастливого ребенка, в волосенках куриное перо. Я стал прощаться.

– А ключи? Вы же обещали, – чуть надув губы, напомнила мне Лидка.

– Сейчас? – ноги слабо держали меня.

– А когда же? – удивилась она.

Я поплелся, радостный и усталый, провожать мать и дитя на гуляй-поле.

Часть вторая. Воин дорог

Так сказано в древнем преданье известном:

Есть разные твари на своде небесном,

Там есть полудемоны, есть полубоги,

Проходят порой по земле их дороги.

(Махабхарата, «Сожжение змей»)

В пустой квартире все равно было мне уютно. Потому что, квартира принадлежала Лидке. И потому, что у меня дьявольски болело горло. Точнее сказать, полыхало огнем, я так и чувствовал: вот дыхну на зажженную спичку, и взовьется фонтан рыжего пламени. А все отчего? От дорожной глупости. Ехал я в продуваемом насквозь, едко пахнувшем хлоркой, плацкартном вагоне, на ходу еще терпимо, зато на многочисленных остановках атмосфера уныло волочившегося «почтаря» сразу же сковывалась вязкой духотой. Ну, ни туда, ни сюда, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Народу было битком. Пресловутых анекдотичных дембелей хотя и не наблюдалось в наличии, не сезон, однако гвалт стоял на пределе переносимости в децибелах. Грудные дети, хлопотливые тетки, подвыпившие забубенные мужички, моя полка оказалась по счастью верхней, и с высоты я имел драгоценную возможность созерцать броуновское буйное движение природной человеческой массы, которая подлинно жива единственно в бедняцких низах, ведь чем дальше по лестнице благополучия вверх, тем меньше остается в ней жизнедеятельных соков, будто бы происходит разрежение и похолодание, как в стратосфере, и затем искусственное обызвествление вплоть до полного окаменения.

В видах экономии, казавшейся мне разумной, я всю дорогу питался исключительно мороженным, непременно в съедобных вафельных стаканчиках, вдвойне питательно и никакой заботы об утилизации отходов. Ел, ел, в удовольствие и в охотку, и как закономерный результат, доелся. Крепким здоровьем людям, в особенности легкомысленным, одиноким особям мужского пола, всегда мнится, будто такой пустяк, как простуда, тем более в томный разгар летних дней, – это не про них. Подумаешь! Пока не влипнешь. И не превратишься в пыхтящую доменную печь, в груди жгучие угли, в горле застрял коварный ершик для мытья бутылок, не протолкнуть. Ладно, зимой, когда за окном вьюга, а в кружке до черноты заваренный чай, по выбору с малиновым домашним вареньем или липовым медком, на шее согревающее шерстяное кашне, приятно щекочет под подбородком. Бюллетень и покой, байковая фуфайка и двойные носки с начесом. Болей, не хочу. То ли дело в июльские декады, безжалостные к респираторно-вирусным страдальцам. На дворе – натуральное проклятие, будни бедуина, раскаленная пыль столбом, издевательски переливающаяся маревом, миражи пустыни, разбавленные будто в насмешку нарядными киосками с прохладительным и освежающим, но не про твою честь. Какой там чай! Пот в три ручья, и развозит от хвори без всякого аспирина. Ненавистное состояние. Потому Лидкина квартира показалась мне незаслуженной небесной благодатью.

Двушка в шестиэтажном доме без лифта, но вполне приличном, хотя и довоенной эпохи, толстые, почти крепостные стены держат и не пущают: остуду изнутри, напор городской душегубки снаружи. У Лидки, правда, имелся кондиционер, мощный современный «самсунг», но у меня на сей раз хватило здравого ума не включать. Вообще, у нее много чего имелось. Квартирка, пусть и невеликая полезной площадью, оборудована была – высший сорт. Я впервые в жизни оказался в окружении того, что в условиях Мутного времени именовали евроремонтом. Отутюженные потолки и стены, выверенные до чертежной точности углы, подвесные карнизы, декоративные ниши, паркетная с фиолетовым отливом доска, о которой я только слышал. Странные цвета, наложенные, словно пятнами вразброс, но в очевидной гармонии с целым. Серые, синие, бежевые. И вдруг яркое сиреневое вторжение, от которого кружиться голова. На это было приятно и заманчиво смотреть, однако постоянно жить в такой обстановке я бы не захотел. Да никто и не предлагал. Так что, зелен виноград.

И все же, здесь был ее дом. Ее и Глафиры. Фотографии в рамках, ага! Только вдвоем, никакого трио. Я, впрочем, о чем-то подобном догадывался. Отец, конечно, был, и сплыл, возможно, раньше, чем его чадо явилось на свет. Я ни за что не имел в виду проведение любознательной инспекции по закоулкам, семейным альбомам и потайным ящикам, воспитание не позволяло. Но то, что присутствовало вокруг меня, я не мог не отмечать. Не слепой и не дурной. Кухня – закуток, едва для готовки на скорую руку, Лидка точно не мастерица кулинарить, одна кастрюля, одна сковородка и маленький ковшик, наверное, для утренней детской каши. Зато массивная барная стойка, и целый склад модного «бухла». Тот же вездесущий «Джек Дэниелс», следом в строю темный кубинский ром, джин-можжевеловка, таинственная текила с утопшей синей гусеницей на донышке, все очень крепкое и очень дорого стоящее, по крайней мере, для моего дырявого кармана.

Детская меня умилила, маленький рай для пухлых амурчиков. Если все остальное пространство квартиры несло на себе отпечаток несколько безжизненной нарочитости, глянцевой пустоты, то здесь была именно обитель крошечного домашнего божка, лара или пената. В этой отдельной комнате никого не заботил дизайн и декор – пошлость, так пошлость, розовая, пушистая, лишь бы любовно и тепло. Невероятное море барби-кукол, я даже не представлял себе, что их столько разных может быть, с домиками, бассейнами, автомобилями и совсем непонятными мне приспособлениями. Телевизор с японской игрушкой «нинтендо», в своем детстве я прозаложил бы все молочные зубы за нечто отдаленно похожее. Вырви-глаз пестрые пуфики и кроватка с кружевным балдахином, изумрудный ковер – по щиколотку в щекочущих колечках шерсти, на потолке фосфоресцирующие наклейки – солнечная планетная система, для косвенного образовательного просвещения.