В ней не было той пылкости, что в Сере или холодной решимости Нээн. Вряд ли она могла понять, почему Хаджар не хотел помогать тому мужчине.

В итоге уже несколько дней он сидел в огромных покоях. Они, разумеется, были меньше по размерам, чем его “детская комната”. Кстати, благодаря тем же служанкам, Хаджар выяснил, что западное крыло, где он раньше жил (вместе с Королевской четой) теперь было наглухо заблокировано и ход туда был запрещен.

Помимо этого, оказалось, что во дворце почти никого нет кроме этих самых служанок. В качестве исключения – редкие аристократы, ищущие аудиенции Лирия, Короля или принца. Порой кто-то из прислуги “заглядывал” к Хаджару и сообщал, что и к нему есть гости.

Надо ли говорить, что бывший генерал никогда и никого не принимал? Мало того, что ему было неинтересно, так он банально опасался сделать шаг из покоев. Коридоры, когда шумные и полные жизни, теперь опустели и вместо людей их заполнили не отпускающие генерала призраки прошлого.

– Мяу, – донеслось с кровати.

Вообще, кроватью этого монстра язык не позволял назвать. При желании, Хаджар мог бы устроить здесь оргию на сорок человек и еще место осталось бы. Так что маленький, белый котенок, лежавший на бескрайних простынях, под огромным балдахином, выглядел как заблудившаяся на весеннем лугу снежинка.

– Знаю, знаю, – закивал Хаджар. – я, все же, Безумный Генерал, а не столетняя затворница.

– Мяу-у-у, – стояла на своем Азрея.

– Ну что ты заладила. Выйду я отсюда и оставлю тебя в покое.

– Мяу.

Хаджару показалось, что животное кивнуло и, обмотавшись хвостом, улеглось дальше спать. Вздохнув, Хаджар взял со столешницы (он несколько часов раздумывал, не украсть ли её. За такое количество золота и серебра можно было выручить лучшего из скакунов Лидуса) несколько кусочков мяса и бросил их прямо на простыни.

Он не был варваром, но навредить по мелочи вражескому режиму – такого его “гнилая” душа не могла упустить. Просто ребячество, но так на него действовало эхо далекого прошлого. Оно буквально тянуло его назад к тем беззаботным и волнующим денькам. Хаджар же отмахивался от них, удерживая в голове мысль о том, что он вовсе не дома.

Это была вражеская территория.

Территория, которую ему предстояло отбить.

Подойдя к огромному зеркалу, шесть метров высотой и три шириной, Хаджар поправил свои потрепанные одежды и проверил крепко ли закреплены ножны на поясе.

Собравшись с духом, он повернул изумрудную дверную ручку и вышел в длинный коридор. Тишина тут же ударила по нему пыльным мешком.

Пустота, далекие отзвуки чьих-то шагов, молчание статуй и доспехов дополняли общее впечатление. И если бы не показная роскошь, пафосное, неприкрытое, лишенное вкуса богатство, можно было бы подумать, что дворец находится в состоянии упадка.

За окном уже вечерело.

В последние годы Хаджар привык оставлять активную деятельность лишь под вечер. Днем у него, в должности генерала, всегда находились важные и неотложные дела.

Сейчас же, когда больше не надо было куда-то срочно бежать и столь же срочно решать, Хаджар посвящал свободное время медитациям.

Самое тяжелые и грубые раны внутри его трансформирующегося ядра силы уже успели зажить. Но все еще оставались мелкие “трещины” и царапины, которые не позволяли в полной мере погружаться в Реку Энергии. И уж тем более в данный момент Хаджар не мог себе позволить продолжить попытки сближения с Духом Меча.

Все это требовало длительной и кропотливой работы.

– Да уж, – вздохнул Хаджар, массируя шею.

В очередной раз он ощутил острую нехватку аналитических способностей нейросети. С её помощью, он мог бы легко ускорить процесс восстановления.

Теперь ему приходилось самостоятельно выискивать лучшие способы медитации и поглощать энергию таким образом, чтобы она его излечила, а не навредила.

По скромным расчетам Хаджара, полностью излечится он еще только через несколько месяцев. Да, разница между этими двумя состояниями незначительна и даже незаметна.

Но кто как не Безумный Генерал знал, что в настоящей битве за жизнь именно такие детали и играют решающее значение. Порой, стоящее этой самой жизни.

Хаджар сам не заметил, как свернул в сторону знакомого поворота, спустился по лестнице и оказался около неприметных, простых, деревянных дверей. Он не знал, что ожидал увидеть за ними и потому решительно распахнул их.

Свежий вечерний ветер лизнул лицо и унесся дальше – играть с птицами и травой.

Хаджар стоял на лестнице, ведущей к плацу. Когда-то, полный потеющих, кричащих, тренирующихся детей вельмож. Те стучали тренировочным оружием о механические куклы, выполняли различные стойки и получали тумаки от критикующего все и всех Мастера.

Теперь это была пустошь. Вычищенная, даже вылизанная, но пустошь. Не хватало только перекати поля и заунывной музыки. Ни учеников, ни Мастера здесь не было.

Хаджар, скрепя сердце, спустился вниз. Он снял свои лапти-ботинки и зарылся пальцами в нагретый за день песок. Тот уже остывал, но все еще обжигал кожу. Генерал шел по плацу, видя перед собой тени прошлого.

Вот он врезался в стойку с мечами. Вот он понял их зов и ответил на него, и они осыпались птичьими перьями, не в силах тронуть его кожи. Вот мать подняла его на руки, вот он стал первым учеником Мастера.

Вот сидели Южный Ветер и Мастер. Они играли в шахматы и попутно учили Хаджара мудростям жизни. Только потом Хаджар понял, что они любили его. Не как сына, а как ученика. Видели в нем наследника своих знаний и умений.

Хаджар подошел к стене, на которой когда-то оставил свои первые следы от клинка. Почерневшие шрамы на красной кладке все еще отзывались на его прикосновения.

– Никому не позволяется ступать на этот песок без моего разрешения.

Хаджар обернулся.

Он бы очень хотел сказать, что Мастер выглядел так же, как и раньше. Но время взяло свое. Время или власть Примуса.

Перед Хаджаром стоял сухой старик, опирающийся на витую палку. Простые, серые одежды волочились по плацу, а ветер трепал его распущенные белые волосы. Морщины на лице больше напоминали длинные карьеры и кратеры. И только глаза оставались все такими же стальными и непоколебимыми.

Воля Хаджара, и он бы опустил колени на землю и зарылся лбом в песок, склоняясь перед Наставником. Но он не мог.

Все, на что был способен генерал, это поклониться в пояс и произнести:

– Прошу прощения, достопочтенный Мастер. Я не знал этих законов. Еще раз – прошу простить мне моё невежество.

Хаджар сглотнул колючий ком в горле, выпрямился развернулся и направился к выходу. Но не успел он сделать и двух шагов, как ему между лопаток вонзилась палка-трость.

– Незнание законов, не освобождает от ответственности, юноша.

Дул ветер. Светили звезды. Хаджар стоял неподвижно.

Мастер сделал шаг вперед, но его “меч” пронзил лишь пустоту. Хаджар стоял за его спиной. Когда-то Мастер был для него недосягаемым пиком мастерства, теперь же… Теперь же лишь образцом для подражания, тем, к кому генерал испытывал безмерное уважение.

Несмотря на слабость и старость, Мастер был быстр. Он развернулся и ветер следовал за ним. Палка размазалась черной искрой, но той не было суждено задеть краев одежды Хаджар.

Хаджар схватил с земли старый, местами потрескавшийся и поеденный червями деревянный меч. Им Хаджар отклонил выпад, проплыл, будто утренний туман, за спину Мастеру и коснулся клинком его бока.

В тот же миг старик закрутился вихрем, взмахнул палкой и с её “лезвия” сорвался миниатюрный огненный сокол. Когда-то он восхищал Хаджара, несмотря на шутливое название “поджаренного воробья”.

Теперь уже и сам Хаджар закрутился юлой. Ветер поднял песок из-под его ног и золотой вихрь поглотил огненную технику. Старику, отчего-то, эти движения показались подозрительно знакомыми, но у него не было времени на размышления.

Он оттолкнулся ногами, проскользил по самой земле и выполнил свой лучший удар. Удар “Струящегося Ручья”.