Сам же старик, видимо – начальник, выглядел не лучше. Смерив Хаджара таким взглядом, что действительно вспоминались крысы, он резким движением нацепил ошейник и, повернув ручку прута, защелкнул дву дуги.

Такой же щелчок прозвучал и со стороны Эйнена.

– Сливай раствор, – приказал старик, вручая палку тому самому юноше.

– Да, Салиф, – поклонился один из тройки.

Пока Хаджара, будто бешенного пса, держали прижатым к стенке “темнице”, к разнообразным иероглифам на бортике в определенном порядке прикладывали странную печать. После десятка таких прикладываний, письмена вспыхнули.

Где-то внизу заскрипела тяжелая заслонка, и, с весьма неприятным чавканьем, зеленый клей начал медленно стекать в открывшееся отверстие. По мере того, как тело освобождалось из вязкого плена, Хаджар потихоньку начинал шевелить конечностями.

Давалось это с трудом. Несмотря на все “питательные” свойства жижи, с атрофией мышц она ничего поделать не могла. Благо отравленный шип блокировал лишь внешнее проявление энергии, а вот циркулировать её внутри никто не мешал.

Постепенно, восстанавливая ток силы по меридианам, Хаджар начинал вновь ощущать власть над собственным телом.

– Вставай, – едва ли не пропищал мальчишка. – вставай, чужак.

Его резкий рывок прута отозвался раскатами боли по всему телу. Хаджар, в данный момент, был только рад этому заносящему, острому чувству. Спустя несколько недель заточения, ему это показалось сродни легкому, теплому летнему дождю. Слегка покалывающему, в чем-то мерзкому, но в целом – приятному.

Поднявшись, нисколько не стесняясь своей наготы, Хаджар кинул на мальчишку быстрый, острый взгляд. Тот поежился и спрятал глаза где-то на уровне пола.

Явно не боец.

Кое-как, шатаясь, пару раз споткнувшись и разбив колени с ладонями, Хаджар выбрался за пределы ванной.

Оглядевшись, он едва сдержался, чтобы не выругаться. Не то чтобы его смущало сквернословить в присутствии безусых юнцов, но ругань, зачастую, проявление слабости. А последнее, что должен делать пленник или, того хуже, раб – демонстрировать факт превосходства своего пленителя.

То место, где они с Эйненом (его, так же качающегося и пытавшегося хоть как-то скрыть “срам”, как раз выволокли из ванны) находились последние полтора месяца больше всего походило на купальни. Таких вот, сейчас пустующих, камер здесь находилось не меньше четырех десятков.

Сложно представить, сколько народа здесь могло пребывать одновременно.

– Держите их крепче, – старик, убедившись в том, что ошейники крепко держаться на пленных, пошел вперед. – если они кого-то из вас отправят к праотцам, виноваты будете сами.

– Да, Салиф, – хором “отсалютовали” слуги.

По левую и правую сторону от Хаджара встали еще двое юнцов. Они, довольно-таки ловко, накинули ему на шею уздечки. Сформировав нечто вроде наконечника стрелы, так они и потянули пленника в сторону выхода.

Тот, к удивлению Хаджара, действительно был загорожен каменной дверью. Она немного напоминала ту, что он уже видел в сокровищнице шейха Курхадана. Такая же массивная, но даже с виду – весьма функциональная.

Изрисованная разнообразными узорами и письменами, она слегка светилась в полумраке пещеры. Подобное сходство наводило на некоторые мысли… которые пришлось оставить “на потом”.

Идти в шаг со слугами, учитывая жуткую слабость в теле, оказалось весьма непростым занятием. Хаджар то и дело спотыкался. После третьего такого падение, сопровождаемого недовольством слуг и стягиванем уздечек, хаджар начал ощущать, как по его плечам потекла теплая кровь.

Сверкнули холодные, синие глаза. С рыком Хаджар схватился за один из прутьев.

Под смех, больше похожий на лай гиен, он упал на колени. По руке плясали синие искры-молнии, а тело пронзила страшная боль. На прутьях засветились руны.

– Тупой чужак! – выкрикнул тот, что вел за собой Эйнена. – совсем как собака. Пока не ударят, не поймет кто хозяин.

Хаджар смерил его взглядом, которым, обычно, смотрел на тех, кого хотел убить. Слуга вздрогнул, побелел, но глаз не отвел. Вместо этого, все еще ведя за собой Островитянина, он вытащил из-за пояса простую дубинку.

Подойдя (в это время Эйнен всеми силами пытался замедлить ход их “четверки”, но не справлялся) поближе, он нанес резкий удар по затылку Хаджара. У того разве что искры из глаз не посыпались. Причем тоже – синие.

– Ну давай, чужак, посмотри на меня еще раз. Жалкая псина…

Юноша замахнулся еще раз, но его остановил оклик старика.

– Не порти материал, глупец! Или хочешь иметь дело с Карисой?

– Прошу прощения, Салиф, – поклонился мальчишка.

Все это время он смотрел на Хаджара. Смесь страха и ярости плескались в его детских, волчьих глазках. На личном опыте Хаджар знал, что из таких не вырастает ничего хорошего. В основном – подлецы и засранцы.

Когда-то давно, первый, кого в дуэли одолел Хаджар, смотрел на мир точно так же. Тот адъютант убил дочь, на глазах её собственной матери. Это как минимум о чем-то, да говорит.

– Шевелись, псина, – мальчишка попытался плюнуть в лицо Хаджар, но тот увернулся.

Кое-как поднявшись, гордо выпятив грудь и вздернув подбородок, Хаджар сам пошел вслед за стариком. От такой неожиданности, идущий впереди юноша, держащий прут с ошейником, едва сам с ног не сбился.

Эйнен, так же получивший болезненный тычок дубинкой в грудь, встретил действия северянина широкой ухмылкой. Такой вот маленький эпизод победы над пленителями как-то воодушевлял и внушал надежду.

А для пленников, помимо своего достоинства, последнее убежище всегда – надежда.

В темницах Хаджара всегда тянуло на философию…

В след за стариком они вошли в длинный коридор-кишку. Проход, явно сделанный руками человека, за сотни… тысяч лет стремился принять свой истинный облик. И ему, судя по количество наплывов на стенах и своде, как остро торчали сталактиты и возвышались сталагмиты – никто не мешал.

Только сейчас, в тесноте каменного пути, Хаджар ощутил острую нехватку чистого неба над головой.

Будучи в темнице, он не особо осознавал себя находящимся под землей. Сейчас же понимание этого факта ударило по голове тяжелым, пыльным мешком.

Хаджар, на радость мальчишке с дубинкой, слегка покачнулся и сильно порезался о стала-как-его-там. Удержавшись от вскрика, ловким движением ладони, Хаджар поднял с земли маленький осколок в форме иглы.

Это движение не заметили слуги, но не внимательный Эйнен.

После короткого обмена взглядами, Эйнен показал пальцами букву из алфавита своей родины. В циферном эквиваленте она равнялась “трем”. Хаджар тут же пожалел, что не научил островитянина языку жестов…

Оба они прекрасно понимали, что даже если им удастся каким-то чудом перебить слуг и старика, то побег все равно будет обречен на провал. Они понятия не имели где находились. Их шеи сжимали рабские ошейники, снять которые можно было только при помощи специальной печати.

С другой стороны, не попытайся они сбежать, после – перестанут себя уважать.

На первом же повороте, Эйнен показал “один”. Хаджар ответил легким кивком головы. Он понял на что намекал Эйнен.

Второй поворот они миновали в той же тишине и неспешной ходьбе. Видимо, только один из семи слуг желал причинить вред чужакам. Что мальчишки, что старик Салиф, старались поддерживать тот темп, при котором путешествие не затянется на вечность, но и пленники смогут не спотыкаться.

Стоит отдать должное Эйнену с Хаджаром – уже спустя пять минут они свободно владели своими телами. Сказывали годы тяжелых тренировок и высокие ступени развития среди практикующих.

Как только вперед появился третий поворот, островитянин сделал вид, что споткнулся. В эйнене явно погибал великий актер. Он вполне правдоподобно пошатнулся, полоснул лбом по каменной стене, оставляя за собой полосы крови и кожи. Кровь брызнула во все стороны.

Только неопытный полагает, что больше всего крови будет если порезать торс. На самом же деле – лицо. Такое впечатление, будто где-то на голове спрятано еще несколько невидимых артерий.