Гремели барабаны. Народ веселился и праздновал победу над врагом, с которым они бились тысячелетия. Тысячелетия обмана и ловкой манипуляции со стороны Императора Ласкана.

Проклятье! Как же Хаджар ненавидел интриги!

Дотронувшись до края занавеса, Хаджар хотел было уже его отодвинуть, но рука дрогнула. Все еще живы были в памяти воспоминания о недавнем испытании в иллюзорном мире.

Отмахнувшись от них, Хаджар вошел внутрь.

Около костра, закутавшись в цветастый плед, сидел скрестив ноги старик. От времени его кожа выцвела, покрывшись сеточкой серого узора. Белые волосы, закрученные в хвост и полу стеклянный взгляд глаз, направленных одновременно в пламя и в пустоту.

– Садись, – орк указал трубкой, которую курил, на циновку, лежавшую по другую сторону костра.

Хаджар уселся и машинально протянул руки к пламени. То, будто живое, дернулось к нему, опутало ладонь, а затем, лизнув лепестком оранжевого огня, вновь погрузилось в свой бесконечный пляс.

– Ты ему нравишься, – протянул орк. – пламя и ветер – вечные союзники и такие же враги. Один может сделать другого сильнее, но так же и уничтожить.

Хаджар посмотрел на ладонь. Он так и не почувствовал изменения в потоках энергии. Так что, что бы там не сделал шаман, это не являлось техникой.

– Разве так не со всеми изначальными стихиями?

Шаман, продолжая вглядываться в вечность, приобнажил нижние клыки. Один из них был сломан, а второй стесан почти до основания.

Хаджар вздрогнул.

По рассказам Степного Клыка он знал, кому именно стесывают клыки.

– Хороший вечер, чтобы поговорить двум бывшим рабам, – старик затянулся и выдохнул колечко дыма. – Задавай свой вопрос, маленький охотник.

– Печать Духа Ме…

– Метка эссенции оружия, – перебил шаман. – не называй эту созданную сущность Духом, так ты оскорбляешь предков.

Хаджар кивнул.

– До Степной Клык называл её несколько иначе. Сутью оружия, кажется.

– Ему не знакомо слово эссенция, – шаман вытряхнул пепел из трубки на ладонь и бросил его в костер. – я же, когда-то давно, служил одному алхимику, который многому меня научил.

Хаджар внезапно осознал, что шаман не питал особой ненависти к своему бывшему хозяину.

– Он был не первым из тех, кто пленял меня, – ответил на незаданный вопрос старик. – и именно он стал тем, кто меня освободил и дал шанс вернуть себе свободу.

– Хорошо, я понял, – в присутствии этого орка Хаджар чувствовал себя несколько странно. Как, наверное, и любой человек, столкнувшийся с неизведанным. – Тогда – как мне снять метку эссенции оружия.

Шаман промолчал.

Он достал из-под сшитого из сотни разноцветных лоскутов пледа небольшой кожаный мешочек. В том оказался перемолотый с кореньями и грибами табак.

Им старик забил трубку. Мгновением позже из костра, сопровождаемая громким хрустом, вылетела искра. Она проплыла по воздуху и упала прямо в жерло трубки.

Старик затянулся.

Все это выглядело как обычная случайность, но Хаджар чувствовал, что произошедшее вовсе не было каким-то простым совпадением.

Шаман выдохнул столбик дыма. Тот закрутился ожившей лентой и обвил Хаджара. Он проникал ему под одежду, касался кожи, кутался в волосы, ласкал лицо, а затем, вопреки всем законам логики, попросту вернулся обратно в трубку.

– Разве ты уже не начал свой путь к свободе? – спросил старик, который вновь просто курил, а вдыхаемый им дым не оживал. – Ты уже разбил три нити метки. Частичка твоей свободы вернулась к тебе.

– Три нити, – слегка устало вздохнул Хаджар. – впереди еще девятьсот девяносто шесть.

– Путь к свободе не бывает быстрым.

– Я думал, что смогу найти у вас какое-нибудь средство, зелье или знание, которое поможет мне…

Старик, перебивая, слегка засмеялся. Он посмотрел в костер и дым, шедший от исчезающих в огне поленьев, внезапно сформировался в кандалы и рабский ошейник.

– Когда нас кто-то пленяет оковами, то и легко разбить, – и, одновременно со словами старика, железные оковы, сделанные из дыма, оказались расколоты топором. Спустя мгновение они исчезли. – Но когда мы лишаем себя свободы сами, – дым появился сперва в виде золотого слитка, потом женского и мужского силуэта, затем короны, чаши весов и, наконец, он принял облик иероглифа, похожего на жука и сделанного из девятисот девяносто девяти ударов меча. – То и вернуть эту свободу мы должны сами.

Хаджар вновь слегка отодвинулся. Во время всех метаморфоз, что принимал сейчас дым, он ни разу не ощутил ни малейшего сдвига или аномалии в потоках энергии. А даже будь это запредельная техника, она все равно бы заставила колебаться потоки.

Так же, как даже мельчайшая капля влаги заставляет вибрировать всю паутину, что немедленно чувствует сплетший её паук.

– Значит, обходного пути нет? – в голосе Хаджара все еще теплилась надежда.

Отчего-то он ощущал, что ему как можно быстрее необходимо избавиться от этой метки. Нет, он все еще считал себя мечником и уважал меч. Это, все же, был путь, по которому он шел. Путь, который не раз спасал ему жизнь.

Но, чем дальше он по нему двигался, тем отчетливее понимал, что этот путь не для него. Что в нем чего-то не хватало. Чего-то важного.

Меч – прямой и строгий. Хаджар же – нет. Путь, по которому шел Хаджар, с каждым шагом становился все тоньше, все более хрупким. Просто потому, что на таком расстоянии, что он уже преодолел, путь меча стал для него чуждым.

А дорогу к истинному пути, которым он мог бы руководствоваться и дальше, перекрывала метка.

Дух не собирался так просто отпускать своего последователя. Даже если это приведет к падению последнего.

– Нет, – покачал головой шаман. – свой ошибки каждый должен исправлять собственными руками. Вернуть отданное за тебя не сможет никто, кроме тебя самого.

Хаджар коснулся пальцами сердца, лба, а затем неба.

– Спасибо, мудрый шаман, – поблагодарил он. – я продолжу свою борьбу, а вам желаю, чтобы новая жизнь племен оказалось лучше старой.

Хаджар поднялся на ноги и направился к выходу. У самого порога он поймал брошенный ему в спину кожаный мешочек.

Размером с кулак, он не весил сколько-нибудь много, а на ощупь был податливым и слегка шершавым. Будто набитый рисом.

Развязав тесемки, он заглянул внутрь. К его немалому, но приятному удивлению, там лежал толченый корень папоротника. Не такой редкий, какой использовал Степной Клык, чтобы отправить Хаджара в мир Духов, но тоже весьма и весьма качественный.

Судя по эху энергии, который издавал порошок, корень достиг возраста по меньше мере трех тысяч лет.

– Тридцать три века, – прокашлялся шаман. Видимо дым попал не в то горло. – Папоротник, вместе с цветком полыни. Растолченные под светом пяти звезд, в ступке, омытой молодым родником, которому нет и дня. Это намного лучше, чем любое зелье, которое приготовит тебе из него человек.

– Спас… – Хаджар не договорил.

Он повернулся к шаману. Тот, все так же, сидел напротив костра и вглядывался в пламя. Пустой взгляд, направленный в никуда. За все время разговоры, шаман так и не повернулся к Хаджару.

Разумеется, старик был загадочной личностью. Он знал и умел то, о чем, наверняка, забыло большинство людей. Его силы были таинственны и непонятны. Но, даже учитывая все это, он никак не мог знать, что именно требовалось Хаджару от племен орков.

А даже если бы и узнал, то порошок, которой он приготовил, вряд ли можно было создать хотя бы за неделю или даже месяц.

Скорее всего, он делал его почти год. Именно столько лучшим алхимикам Империи требовалось для создания своих сильнейших изделий.

А где был год назад Хаджар?

Примерно в это время он покидал оазис Курхадана. Оазис, в который отправилась полукровка Да’Кхасси, единственная, в ком текла кровь этого “народа”, которая зачем-то понадобилась одному странному демону.

– Скажи мне, мудрец, – Хаджар убрал мешочек в пространственное кольцо. – а когда именно к тебе пришел сон, в котором ты увидел меня и Степного Клыка?