Молодые парни, не ушедшие в поле, ринулись к воротам. Подбадривая друг друга криками, побросав все, что несли в руках, они пытались удержать деревянные створки.

Хаджар, понимая, что сейчас произойдет схватил Элейн за руку и, пока принцесса не пришла в себя, ушел с ней в сени дома. Дальнейшее они наблюдали из-за окна. Спокойный, будто мертвый генерал и стремительно бледнеющая девушка.

Парни кряхтели, до крови закусывали губы, но держали. А затем, по ту сторону забора, вспыхнул синий сноп энергии. Ворота разлетелись трухлявыми щепками. Следом полетели и раненные, покрытые синяка и ссадинами парни. Они упали на землю, раскиданные дворовыми псами. Их матери выбежали на улицу. Своими телами они закрывали детей, не позволяя всадникам к ним приблизиться.

Стандартный конный рейд-отряд. Стальные нагрудники, налепленные на легкую кожаную броню, сверкали символом кувалды и кнута. Эмблема демонова рудника внушала жителям Лидуса больше страха, нежели все войны и монстры в совокупности.

– Что происходит? – спросила, наконец, Элейн.

Её голос срывался и больше походил на писк. Сердце подсказывало девушке, что ничего хорошего от этой ситуации ждать не приходилось.

Хаджар, вместо ответа, лишь крепче сжал ладонь Элейн.

Принцесса ответила тем же. Чисто машинально. На одних лишь инстинктах. Совсем как почти пятнадцать лет назад…

– Кто здесь старейшина?! – гаркнул сержант, скачущий впереди отряда.

Всадники кружили вокруг сгрудившиеся на площади селян. Копьями они “нежно” ласкали спины тех, кто пытался отделиться от группы. Женщины плакали и кричали. Молодые парни пытались выйти вперед, но их, как и испуганных детей, прятали за спины.

Вперед вышла старушка. Такая старая и сухая, что уже почти ушла в землю – обратно в Реку Энергии, где её ждали праотцы и перерождение.

– Господин сержант…

– Ты мать старейшины? – едва ли не пролаял сержант.

Его серый шлем сверкал надраенным до блеска металлом. Конь опасно фырчал, сдавливаемый крепкими ногами. В руке покоилась тяжелая сабля.

Хаджар мог поклясться своей душой, что за всю жизнь оружие сержанта не испило ни единой капли кроме, кроме как крови собственных сограждан.

– Я, господин сержант, – кивнула старушка. В её глазах не было страха, только отчаянье. – мой сын скоро…

Раздался звонкий хлопок, и латная перчатка сержанта врезалась в скулу. От удара старушка отлетела едва ли не на метр. Она упала на вовремя подставленные руки своих соседей и друзей.

На правой щеке расползалось черное пятно жуткой гематомы. Люди тут же что-то закричали и ринулись проверять дышит ли старушка. Каким-то чудом, старушка умудрилась не потерять нить жизни. С хрипом она пришла в себя, сплюнула кровь и. Теперь уже с ненавистью в глазах, утерла кровь.

– Какого демона я должен ждать черноземных глистов?! – рычал сержант. – как-будто у меня других дел нет.

Хаджар чувствовал, как Элейн сжимает ладонь все крепче. Он знал, что вскоре будет тысячу раз корить себя за произошедшее, но порой горькая правда была лучше самой сладкой лжи.

В этот самый момент со стороны поля послышались уже новые крики. От топота ног сотен взрослых мужчин задрожала земля. Поднимая клубы дорожной пыли, вооруженные вилами и косами, мотыгами и топорами.

Злые, испуганные, усталые и потные. Они бежали с тех самых пор, как услышали удары набата, но слишком долго было с полей добираться до деревни.

Среди них Хаджар заметил и Омарика.

Тот выискивал глазами жену и детей и успокоился лишь тогда, когда убедился, что те не были ранены.

– Проваливайте, – прорычал могучий, широкоплечий седовласый муж.

Старейшина, по рассказам селян, еще в четырнадцать лет самостоятельно завалил голыми руками горного медведя. Именно этот факт отваживал конкурентов из окрестных селений.

– Язык слишком длинный? – прищурился снявший шлем сержант.

Он махнул рукой и один из солдат выволок молодую девку на песчаную дорогу. Та кричала, отбивалась, звала мать, но женщину крепко удерживали острые пики копий. Солдат тащил девушку, почти девочку, за длинные кудри каштановых волос. А затем бросил прямо перед ногами мужиков.

У тех костяшки побелели – настолько сильно они сжимали свое самопальное оружие.

Крестьяне не понимали, но генерал видел, что ситуация для солдат обыденная и действуют они по стандартной схеме. А это означало только одно – далеко не первая деревня за этот месяц оказалась в поле их зрения.

Хаджара всегда занимал тот факт, что новости о подобных рейдах не сильно распространялись по округе… И в то время, пока он размышлял “о своем”, на глазах Элейн наворачивались слезы.

– Одно неверное движение, и она умрет, – сержант, казалось, наслаждался ситуацией. Чувствовал свое превосходство и полновластье. – бросить ваше… оружие, – будто сплюнул он. – Всех мужчин, кому миновало шестнадцать весен и еще не стукнуло сорока зим, мы заберем на рудники. Остальные могут остаться здесь. Как завещала богиня Лирей – плодиться, размножаться и возделывать землю.

Он явно смеялся над этими людьми. И кто-то, быть может, начал бы защищать солдат и сержанта. Что они не хотели причинять вред согражданам. Что это был лишь приказ короля. Необходимость, а не воля.

Кто-то… но не Хаджар.

И уж тем более не Элейн.

– У вас есть два выхода. Либо вы пойдете со мной добровольно, либо, – военный обвел толпу многообещающим взглядом. – ну, вы и сами понимаете, что во втором случае я просто уведу вас силой, а это место сожгу ко всем демонам. Что будет с вашими родными? Ну, на все воля божья – выживут со стрелой в спине, среди огня – значит все с ними будет хорошо. – в этот же момент сотня военных натянули луки, а сержант продолжил. – Как только я досчитаю до десяти, полетят стрелы… Один…

Мужики переглянулись. На их лицах плясала буря эмоций. Решительность, нерешительность, злость, смирения, ярость, отчаяние.

Они не знали, что им делать.

Первым среагировал старейшина.

– Боги вам этого не забудут, – прорычал могучий муж. Он не мог сражаться, зная, что битва заберет в первую очередь не его жизнь, а жизни беззащитных близких. – демоны ваши отцы и матери. Мертвым пуская дети ваши родятся!

Он выпустил из рук топор. Тот упал на землю. Лезвие, сверкнув на солнце, тут же зарылось в песок. Следом, выдохнувшие мужики, побросали вилы и мотыги. Вскоре все они стояли с пустыми руками и глазами, полными жгучей злобы от осознания собственного бессилья.

Сержант криво усмехнулся и взмахнул рукой.

– Десять… – засмеялся он. – Поздно.

И в небо взмыли стрелы. Но полетели они вовсе не в сторону закричавших крестьян, бросившихся на землю за только что выроненным оружием. Нет, они полетели в сторону их близких.

Омарик уже видел, как падает в крови его любимая жена – Нега. Как плачут дети, которые она закрывала собственным телом.

Такие же сцены поднимались перед внутренними взорами и других мужчин.

Но…

Ничего этого не произошло. Лишь поднялась огненная буря. Яростный шторм, буквально вырывавшийся из-под земли. Он закрутил вокруг себя черные стрелы, сжигая дерево и плавя металл. А когда огненное торнадо исчезло, то все замерли, разглядывая словно спустившуюся с небес богиню.

Синие глаза Элейн, обнажившей меч и вставшей перед матерями и детьми, пылали животной яростью.

– Кто т…

Не успел Сержант договорить, как принцесса сорвалась в стремительном рывке и вскоре голова служивого уже катилась по земле.

Солдаты пришли в себя не сразу, и эта заминка стоила жизням еще двух всадников.

А затем закипела битва…

Когда сражался Хаджар, то он был будто бы летящее над водой перо во время штормовой бури. Быстрое, едва заметное глазу, но плавное.

Порой казалось, что еще немного и его захватит стремительный поток, но он вновь и вновь ускользал от белых брызг смертельной стали. Там, где другие сделали бы три движения, Хаджару хватало лишь одного.