Воины окружили со всех сторон, и я завертелся на месте, работая двумя мечами и непрерывно отражая сыплющиеся со всех сторон удары. Потом улучил миг и вырвался из круга, попутно опрокинув одного из противников. Меч скользнул под щит, обошел выставленный клинок, задел живую плоть чуть ниже доспеха, и человек упал, открыв путь из круга. Кувырком уйдя от сабель стоявших справа и слева воинов, я вырвался наружу и атаковал их со спины. Одному повезло — он успел отскочить в сторону, — а второй промедлил и рухнул, получив мечом по спине.
— Стоп! Остановить бой!
Мы замерли, успев обменяться лишь парой ударов с третьим противником. Не крикни шан, следующим выпадом я бы отрубил ему руку по локоть, выводя из строя. Уцелевшие воины отступили назад, их менее везучие товарищи остались лежать в лужах крови.
Ухарь, господин Хашша и два моих темнокожих «охранника» забыли, как дышать, но шан был в восторге.
— Данха-и-Нур, ты великолепен! До этого я видел тебя только на арене и, признаться, думал, что большинство твоих поединков заранее отрепетированы, но теперь вижу, что это не так! — воскликнул он. — Ты действительно настоящий боец, свирепый и непобедимый!.. Вот что, господин Хашша, — гость обернулся к моему «хозяину», — мне угодно купить у вас этого раба.
— Что? — хором воскликнули мы. Я даже забыл притворяться дикарем, не понимающим чужого языка.
— Что слышали! Готов предложить тысячу золотых полумесяцев. Это прекрасная цена за такого гладиатора, вы не находите, господин Хашша?
Тысяча золотых! Молодого здорового мужчину, обученного обращаться с оружием, можно купить за сотню.
— На эти деньги вы сможете приобрести десять новых рабов, и ваш тренер подготовит из них прекрасную замену Данха-и-Нуру, — озвучил мои сомнения шан.
— О высокородный сын славных родителей, да продлятся на земле их дни и умножится слава их потомка в тысячу раз! Твое предложение — как бальзам на мои раны, как глоток прохладного шербета в летний полдень. Я преклоняюсь перед тобой, но… Данха-и-Нура не заменит ничто! — попытался запротестовать господин Хашша.
— Полторы тысячи полумесяцев!
— Вы… о великолепный и благородный шан… — господин Хашша вспотел так, что я поморщился, — не нахожу слов, чтобы высказать все чувства, которые владеют мною, но…
— Две тысячи! Это моя последняя цена! Учтите, никто не даст вам больше! — заявил шан таким тоном, что сразу стало ясно — он для себя все уже решил и вопрос только в цене, которую придется заплатить.
— Я… э-э… припадаю к вашим благословенным стопам, простираюсь ниц перед вашими мудростью и щедростью, достойными такого великолепного господина, и… и… позвольте мне подумать, — умирающим голосом пролепетал господин Хашша. — Ваше предложение так неожиданно…
— Значит, решено! — Шан по-своему растолковал затравленный взгляд и заплетающийся голос. — Завтра поутру две тысячи золотых полумесяцев будут у вас. Тогда же я заберу Данха-и-Нура! За мной!
Подхватив безжизненные тела товарищей, охранники последовали за ним. Бросив на нас взгляд через плечо, господин Хашша трусцой поспешил провожать высокого гостя.
Я уронил мечи на землю. Ухарь подошел ко мне и крепко стиснул локоть. Мы с полуорком не обменялись и словом — обоими владели одинаковые чувства, слов не требовалось.
Господин Хашша вернулся через несколько минут. Выражение его багрового от напряжения лица я не берусь описать.
— Что это значит? — напустился на него Ухарь, едва тот переступил порог и, закрыв дверь, навалился на нее всем телом. — Вы ведь не собираетесь продавать Данкора? Он ведь не раб!
То есть я не личный раб господина Хашши, но беглый раб, удравший от прежнего хозяина из Вольных Княжеств, но эту подробность моей биографии мы с Ухарем договорились скрывать.
— Для всех формально он — мой раб, — вздохнул господин Хашша. — И рано или поздно все равно бы пришлось…
— Продать меня? — воскликнул я, не веря своим ушам. — Надеюсь, вы не собираетесь этого делать?
— А что остается? — простонал господин Хашша. — Две тысячи золотых полумесяцев на дороге не валяются! При самом удобном раскладе мы заработаем столько за год! В лучшем случае за полгода…
— А что потом? — Ухарь однозначно встал на мою сторону. — Вы думаете, что найдете второго Данха-и-Нура? И кто, интересно знать, вам его подготовит?
— А…
— Я ни дня не останусь у вас, если вы продадите Данкора! — заявил полуорк. — Мы — друзья, а друзей не продают!
На господина Хашшу было жалко смотреть. Я немного успел изучить этого человека, как и вообще калимшан, и понимал, что у них другие сознание и воспитание. Шан был не просто опасным, но очень богатым человеком, а калимшане привыкли, что последнее слово всегда остается за тем, у кого больше денег. «Все продается и все покупается, вопрос только в цене!» — так говорили в этих краях. Даже честь здесь можно было купить за сходную цену — надо было лишь найти место, где ею торгуют. А цена, за которую можно было купить господина Хашшу, равнялась примерно двум тысячам полумесяцев.
— У нас есть только один выход, — помолчав, промолвил я. — Бежать!
— Ну да, — кивнул Ухарь, — тем более что опыт у тебя какой-никакой есть… Только вот куда?
— В столицу! — неожиданно поддержал меня господин Хашша. — В благословенную Найредду! Здесь, в провинции, мы как на ладони, но в столице станем просто одними из многих. Мы затеряемся в толпе, и шан нас никогда не найдет! Кроме того, там всегда можно припасть к благоуханным стопам богоподобного кали. Здесь наместник солнцеликого воплощения всех известных божеств наверняка давно куплен, он вряд ли встанет на нашу сторону, но великолепный кали столь же мудр и справедлив, сколь великолепен! Он — воплощение мудрости, благородства, справедливости, красоты…
За три года жизни в Калимшане мы с Ухарем успели привыкнуть к тому, что местные жители просто обожают цветистые сравнения, и в продолжение этой речи только синхронно кивали, терпеливо дожидаясь, пока господин Хашша закончит воздавать хвалу своему правителю и наконец отдаст приказ готовиться к отъезду.
Сама Найредда мне понравилась. Она чем-то напоминала поместье-столицу родного Кораллового Острова, вернее, внутренние дворы ее замков. Те же белые стены, возносящиеся в синее небо, та же мозаика на выложенных плитами площадях, то же буйство зелени. Только в поместье-столице зелень была везде, где можно, в парках, садах, на лужайках, а здесь она окружалась высокими глинобитными оградами, так что наружу торчали лишь ветки.
Господин Хашша снял дом без сада — зато с настоящим бассейном под открытым небом и довольно просторной площадкой для тренировок. Сад был у соседей — там располагался гарем владельца дома, — и ветки плодовых деревьев свисали над оградой, отягощенные плодами. По закону плод, висящий на дереве, принадлежал тому, на чьей земле росло дерево, но, упавший по эту сторону забора, поступал в полную нашу собственность. Несколько веток действительно свешивались к нам, и мы с Ухарем то и дело бросали на них вожделенные взгляды.
Не успели приехать, наступила такая жуткая жара, что даже местные жители изнывали от нее. Кружка питьевой воды стала стоить один серебряный полумесяц — цена, которую мог позволить себе не всякий, поэтому бассейн, доверху наполненный свежей водой, считался верхом роскоши. Несколько деревьев в кадках, расставленные вокруг бассейна, давали не так много тени, но и того было достаточно, на большее наших средств в столице пока не хватало, ведь мы бросили все нажитое. Я и Ухарь полдня либо прятались от жары в комнатах, потягивали Щербет и лимонный сок, либо отмокали в бассейне, и лишь вечером, когда становилось прохладнее, брались за оружие и тренировались.
Господин Хашша, верный своему долгу организатора, несмотря на жару, уже несколько дней носился по столице и доставлял нам свежие новости и городские сплетни.
В благословенной Найредде тоже были свои школы гладиаторов — одну через подставных лиц содержал сам богоподобный кали. Бои устраивались на специальных аренах трижды в неделю, строго по часам, так что любители могли, полюбовавшись на бойцов в одном месте, успеть к началу другого представления, а там, по желанию, и третьего. Школы по традиции соперничали друг с другом, причем чаще всего победа доставалась Песчаному Змею — так называлась та школа, которую через подставных лиц содержал сам кали.
