— Ну… я сражаюсь двумя мечами, — начал я.

— А у меня — глефа! — промолвил будущий противник с таким восторгом, что захотелось щелкнуть его по макушке и обозвать котенком. — И мой любимый прием…

— Меня не интересует, — охладил я его энтузиазм. — Ухарь, принеси мечи. Будем репетировать.

Мы выехали из дома загодя, и не только потому, что хотели как можно скорее добраться до арены. Просто по узким улочкам Найредды передвигаться было трудно. Боялись застрять где-нибудь в пробке. Ох, если бы я знал, что повлечет за собой эта спешка!

Прославленные гладиаторы почти никогда не ходили пешком — сомнительная честь топтать ногами улицы и глотать пыль оставалась ученикам и новичкам. Ездить верхом на лошади или муле было привилегией свободных людей, так что для меня годилась только колесница, на которой вместе с возницей и мной ехал Ухарь. Господин Хашша рысил рядом на муле, а темнокожие «охранники» трусили позади. Продвигались мы не спеша, переходя с шага на рысь, так что у меня имелось время как следует рассмотреть город.

Вообще-то, улочки тут были не такие уж маленькие, как казалось — самая узкая имела ширину в три моих маховых сажени, — просто на них было так много народа, что в глазах начинало рябить от пестрых одеяний. Люди брели куда-то по своим делам, останавливались на перекрестках, где непременно журчали небольшие фонтанчики, возле которых собирались большие толпы. Некоторые жители сидели прямо на земле у заборов и пытались заработать на жизнь всеми доступными способами — от рассказывания различных сказок желающим послушать до банальной торговли. Возле них тоже иногда останавливались люди и альфары… Альфары?

Я не поверил своим глазам и даже протер их кулаком, заметив в толпе темно-рыжие волосы и торчащие из них кончики острых ушей. Нас, эльфов, часто называют ушастыми, а мы обижаемся потому, что уши светлых альфаров по размерам и остроте значительно превосходят наши. И вот сейчас я своими глазами видел обладателя такой пары острых ушей. И более того, знакомого мне обладателя.

— Горо… Горо!

Услышав мой крик, альфар обернулся, и наши глаза встретились. В следующий миг я одним прыжком перескочил через борт колесницы и, не обращая внимания на протестующий вопль господина Хашши, ринулся навстречу оруженосцу. Он в свой черед рванулся ко мне, и я крепко обнял друга.

— Горо, ты жив…

— Милорд!

— Не зови меня милордом, я все потерял. — О Покровители, как же приятно снова говорить на родном наречии! — Как ты тут оказался?

— А вы откуда взялись, хозяин?

Нас с двух сторон окружили «охранники», толкая всех локтями, вперед протиснулись и господин Хашша с Ухарем.

Я выпрямился, продолжая одной рукой прижимать к себе альфара. Горо со своей стороны вцепился в меня.

— Что тут происходит?

— Господин, — я чуть-чуть склонил голову, — простите нас. Встретил старого друга. Был уверен: он погиб много лет назад.

Округлое лицо господина Хашши вдруг расплылось в понимающей ухмылке:

— Старого друга, говоришь? То-то вы вцепились друг в дружку!.. Неужели ты «весельчак»?

Я впервые услышал это слово из уст своего «хозяина» и честно ничего не понял, но Горо, подергав меня за рукав туники, несколькими словами объяснил, в чем дело. Ну да, у нас, эльфов, тоже встречаются экземпляры, вместо девушек предпочитающие иметь дело с мальчиками и юношами. Мы называем таких «ласкунчиками», но за ложное обвинение можно поплатиться. Хорошо, если отделаешься вызовом на поединок, а то ведь бывало и похуже. Но у меня за плечами накопился такой большой опыт потерь и разлук, что я кивнул, не медля ни минуты:

— Да, я…

К моему удивлению, милейший господин Хашша рассмеялся, упер руки в бока.

— Теперь мне понятно, почему ты шарахаешься от девчонок! А я-то, глупец!.. — отсмеявшись, выговорил он. — Ну, боги милостивы. Свиделись — и ладно! Поехали! Нас ждут. Прощайтесь и следуй за мной!

Мы с Горо переглянулись, продолжая держаться друг за друга. Я не мог поверить: только-только встретились — и опять должны расстаться?

— Горо, я…

— Не надо, милорд, я все понимаю…

— Не называй меня милордом. Я теперь… мы теперь равны. Не оставляй меня, Горо!

На плечо альфара опустилась чужая рука.

— Эй, ты, нелюдь! — произнес человек за его спиной. — Пошли!

— Горо? — Я еле поймал дернувшегося альфара за локоть. — Что это?

Мой бывший слуга опустил голову и покраснел до самых кончиков ушей.

— Это… это… простите меня, господин, — прошептал он.

— Кто он? Этот человек? — Я впился взглядом в калимшанина, который пытался увести друга. — Как его зовут? Я могу что-нибудь сделать?

— Нет, господин. — Горо попятился. — Я рад узнать, что вы живы, но… вы уже ничем не сможете мне помочь!

— Проклятье Покровителям! — вырвалось у меня. — Да что же это такое?

Ухарь, все это время молча стоявший в стороне, коснулся рукой моего локтя. Полукровка не произнес ни одного слова, но не отпускал моей руки до самой арены.

Меня привезли вовсе не туда, где я выступал вчера. Сегодняшнее помещение больше всего напоминало чашу, на «стенках» которой были устроены сиденья для зрителей, отделенные от круглой арены высоким барьером, так что сражались гладиаторы как бы на дне ямы. Строго напротив входа для бойцов установили помост, украшенный навесом, — ложа богоподобного кали. Это была его личная арена, где он частенько наблюдал за своими гладиаторами. Кроме самого кали, присутствовать на поединке могли лишь самые знатные и богатые люди столицы, так что зрительских мест было немного — что-то около сотни.

Оставив меня, уже облаченного в доспехи, в небольшой комнатке, Ухарь резвой рысцой сбегал к одному из запасных выходов, чтобы «из-за кулис» подсмотреть, что там происходит. Вернулся, потирая ладони.

— Ну, выступление обставлено по полной программе! — восхищенно говорил полуорк. — Сейчас там акробаты кувыркаются, огонь глотают и все такое… Потом, если я правильно понял, пойдет парад диких зверей, дальше парочка схваток между гладиаторами-новичками, а вас, как гвоздь программы, решили оставить напоследок.

— Ну-ну, — покивал я. — И долго мне еще ждать?

— Около часа, никак не меньше!

Господин Хашша вертелся тут же, то исчезая по своим делам, то возникая опять. Всякий раз он отдувался, вытирал с лысины пот, сопел, пыхтел, потел, ворчал и вообще изображал страдание, занятость и вселенскую скорбь. Я молча терпел, прислушиваясь к далекому шуму арены и пытаясь по звукам угадать, что там сейчас происходит. Мы, эльфы, умеем ждать — когда у тебя впереди по меньшей мере полторы-две тысячи лет, ожиданию обучаешься с младенчества. Достаточно сказать, что первые шаги ребенок-эльф делает к двум годам, первое слово произносит года в три, а зависеть от матери перестает годам к пяти… Но, простите, я отвлекся. Кажется, наступила моя очередь.

— Глашатай только что вас объявил! — завопил Ухарь, врываясь в комнатку. — Ну, вперед!

Он звучно шлепнул меня между лопаток, подгоняя.

Раскатистый шум трибун плыл навстречу, усиливался при каждом шаге. Крики достигли апогея, когда мы с Серым Барсом одновременно шагнули из двух боковых выходов. Прославленный боец был почти обнажен, как и я: кроме наголенников, наручей, стальных наплечников и поддерживающих их ремней, на нем ничего не было. Шлем с кольчужной сеткой вместо маски он нес в опущенной руке и, поймав мой взгляд, еле заметно кивнул. Я ответил ему таким же кивком, после чего мы, плечом к плечу, прошли через всю арену к покрытой белым полотном ложе, где ждал богоподобный кали — полноватый мужчина средних лет, тоже закутанный во все белое. На белизне яркими мазками выделялись золотые туфли и золотой пояс. Округлое, обрамленное коротенькой завитой бородкой лицо выглядело довольно умным, а черные глаза — живыми и внимательными.

Мы одновременно преклонили колена, и Серый Барс звучно произнес:

— О солнце Калимшана, богоподобный и лучезарный кали, свет мудрости и добродетели которого осияет всех, кому выпало счастье жить под одним небом с тобой! Твои гладиаторы приветствуют тебя и просят соизволения усладить твой взор показом своего искусства!