Келлегор невольно втянул голову в плечи. Как большинство его сородичей-эльфов, он не переносил подземелий. Если бы не шагавший впереди драур, он бы десять раз подумал, прежде чем соваться сюда даже ради дяди. Подземелья — вообще не место для разумных существ! Вон, даже предки горцев-орков оказались равнинными жителями!
Он по-детски ойкнул и втянул голову в плечи, когда стенки туннеля ощутимо дрогнули. Послышался нарастающий треск, на головы посыпалась мелкая каменная крошка. Что-то захрустело в недрах горы, как будто ломались огромные кости.
— Что это?
— Т-тревога! — Фрозинтар прибавил шагу, и Келлегору пришлось перейти на бег.
Еще дважды гору тряхнуло. На третий и последний раз откуда-то издалека послышался резкий звон, словно ударили в гигантский гонг. Услышав его, наемник выматерился и припустил вперед сломя голову.
Спустя минуту или две сумасшедшего бега они оказались на террасе, откуда открывался великолепный вид на невероятных размеров пещеру, в центре которой высился пирамидальный город-замок. На стенах его тут и там вспыхивали огни, в их свете были видны фигурки гномов. Эхо доносило отголоски чьих-то криков. Бурлила и переливалась огнем опоясывающая город река лавы, словно природе передалось беспокойство обитателей этих мест. А далеко впереди высилась стройная башня, над которой в воздухе безо всякой опоры висел огненный шар.
Острый глаз наемника заметил невдалеке узкий мостик, перекинутый от соседней террасы до самой башни.
— Н-нам туда, — распорядился он, подталкивая Келлегора в нужном направлении.
— С чего ты взял? — В том, что касалось страха высоты, подросток оказался более человеком, чем эльфом. Но все равно забеспокоился.
— А с т-того, что все Повелители мира селятся в п-подобных башнях — подальше от черни и мирской с-суеты! Держись!
Обхватив своего спутника поперек туловища, наемник внезапно сделал громадный прыжок.
Келлегор зажмурился. Он оценил расстояние между их террасой и мостиком — никто в здравом уме не смог бы его одолеть. С заклинанием левитации — еще туда-сюда, но…
Но у его спутника все получилось. Тяжело приземлившись на мостик (тот дрогнул и пошатнулся), Фрозинтар побежал к башне, как ребенка, волоча за руку юного мага.
Удар гонга, эхом отразившийся от стен пещеры, отозвался ломотой в усталых мышцах. Некоторые каторжники выпрямились, опуская кайло, но гномы-надсмотрщики тут же устремились к нарушителям дисциплины. Сторожевые пситтаки зашипели, обрывая поводки. Зверей кормили редко и плохо, а если и давали пищи вдоволь, то лишь натравливая их на обреченных на заклание, умирающих от побоев и усталости заключенных. В сознании ящериц каторжники были пищей, и они всякий раз живо реагировали на чью-либо кровь.
— Работать! Работать всем! — сквозь свист кнутов пробились злые голоса. — Время для нас!
Один из каторжников — человек — внезапно стремительно выпрямился, замахиваясь кайлом. Сил в усталом теле было не так уж и много, их хватило бы всего на один удар, но и этой попытки сопротивления оказалось достаточно, чтобы надсмотрщики, заорав на разные голоса, накинулись на него всем скопом. Обреченный на смерть каторжник с силой, которую дает лишь отчаяние, опустил-таки свое кайло на чью-то голову. Гном упал, обливаясь кровью.
— Ачча! Ачча! — зазвучали команды, и шипящие от нетерпения пситтаки атаковали жертву.
Надсмотрщики еле успели убраться с пути голодных тварей. Лишь одному не повезло — тому самому, с разбитой головой. Схватившись за виски, он покачнулся, сделал неверный шаг, и первый же пситтак набросился на него, привлеченный запахом крови. Это дало восставшему человеку лишние несколько секунд, которые он использовал, напав еще на одного гнома. Впрочем, на этом его удачи и кончились — отчаянный, но слабый выпад был парирован, и копье с хрустом вошло в живот чуть ниже ребер.
Облепленный грызущими его пситтаками гном был еще жив и пронзительно кричал, пытаясь сорвать с себя вцепившихся в него тварей. Остальные надсмотрщики бросились на крики, спеша спасти своего товарища. На малое время заключенные оказались предоставлены сами себе. Побросав инструменты, они прижались к стене пещеры, вытаращенными глазами глядя на разворачивающуюся бойню. Такое тут происходило практически каждый день. Почти ежедневно кто-то из каторжников не выдерживал нагрузок и становился пищей для голодных пситтаков. Порой надсмотрщики сами провоцировали некоторых заключенных на активные действия, если им казалось, что вот этот человек, эльф или гном, может представлять опасность. Но чтобы сторожевые ящерицы вышли из-под контроля и атаковали не того — такого еще не было.
— Бежим.
Акко даже вздрогнул, когда тонкая костистая рука схватила его за запястье.
— Что?
— Бежим, — глаза Карадора светились в темноте, — пока они не опомнились!
С молоком матери впитавший послушание установленным порядкам, молодой гном заартачился, но эльфа неожиданно поддержали орки:
— Живей! Нечего ждать!
— Куда? — чуть ли не застонал Акко. — Вы с ума сойти! Это…
Но все слова замерли на его губах, когда орки с двух сторон подхватили его под локти, рванув прочь следом за эльфом.
— Бежим! Бежим! — раздались за спиной голоса других каторжников.
Опомнившиеся охранники бросили оттаскивать пситтаков от тела своего товарища и поспешили задержать беглецов. Но сперва пришлось согнать в кучу самых нерасторопных, дабы помешать удрать еще и им. Это дало основной массе беглецов драгоценные минуты.
Конечно, в кандалах не больно-то побегаешь. Руки у беглецов были свободны (надо же кайлом махать!), а вот ноги — нет. Каторжники могли делать только маленькие шажки, передвигаясь куда как медленнее надсмотрщиков. Но беглецов было много, и они рванули в разных направлениях — каждый надеялся только на себя и на то, что скорее погонятся за остальными, оставив в покое именно его. Многие просчитались: отбежав от пещеры, которую они раскапывали, большинство заключенных поспешили забиться в первую попавшуюся на пути щель, чтобы, затаившись, переждать шум и суматоху, после чего спокойно снять кандалы и уйти подальше от опасного места. Увы, на таких-то одиночек и повели охоту надсмотрщики.
Четверку беглецов спасла случайность — висевший на руках орков мертвым грузом гном должен был замедлить и без того неуклюжее продвижение. Но семенивший первым эльф внезапно споткнулся и с воплем покатился куда-то вниз. Орки, мигом оценив обстановку, сами сиганули следом.
Идущий под наклоном ход закончился в длинном низком туннеле, передвигаться в котором с комфортом можно было только на четвереньках, что Карадор и сделал, довольно резво улепетывая в темноту. Кутх и Хрост какое-то время ползли за ним, по очереди волоча Акко, но в конце концов менее сдержанный Кутх вытолкнул альфара вперед.
— Ты, — прорычал он, — или ползи сам, или оставайся тут!
— Нельзя его бросать, — возразил Хрост. — Особенно теперь. Он на нас погоню может навести!
— Ты, недомерок, — Кутх ткнул кулаком Акко, в темноте не особо заботясь, куда попал, — чего выбираешь?
Акко только скрипнул зубами, когда удар пришелся ему в грудь.
— Вы не понимать, — всхлипнул он. — То, что вы совершить, это… это…
— Незаконно, да? Нам надо было терпеть и ждать, пока не подохнем на ваших каторжных работах?
— Наказаний без вины не быть, — почти простонал Акко. Ну как им объяснить!
— Оставьте вы его в покое, — неожиданно из мрака долетел голос Карадора. — Они по-другому воспитаны! Менталитет не тот…
— Мен-тен… Чего? — скривился Хрост. — Еще раз так выразишься…
— Блин, ну, воспитание. — Эльф, судя по голосу, подполз ближе. — Меня вот воспитывали, как лорда. Его — как послушного члена общества, готового подчиняться любым правилам, поскольку он сам слишком молод, чтобы иметь свое мнение. Вас воспитывали как-то еще. Все мы разные, у всех свое отношение к жизни. Но, если хотим отсюда выбраться, должны действовать сообща. Кто «за»?
