Перрон являл собой обычную насыпь из щебня, огороженную бетонными блоками со стороны рельс, чтобы щебень не рассыпался. У противоположной от края стороны ютились три жалких деревянных лавочки, должно быть поставленных ещё в девяностых. Не смотря на ветхость, станционные работники ежегодно красили их в синий цвет. Краска была нанесена не ровно, местами образуя застывшие кляксы и капли. Мазнув по лавочкам взглядом, я пошел вдоль перрона, к тропке, ведущей параллельно железнодорожным путям. Дачники часто пользуются этой тропой, потому за годы трава на ней почти перестала расти, а почва спрессовалась, приобретя каменную твердость. Метров через пять тропка уходила в сторону и вела перпендикулярно, прямо в видневшийся от железнодорожной платформы смешанный лес.
Темные, должно быть столетние ели соседствовали рядом с широкими березами. Путь по лесу занимал порядка часа, затем выводил в деревню, после которой вновь шел лес. И только за ним находилась точка моего назначения. Моя дача.
Настроение поднялось на недосягаемую высоту. О даче не знала даже моя дочь, о чем уж тут может быть речь! Главное не баловаться Силой, благо Лайла меня итак ощутит — то, что я устроил в больнице, послужит ей маяком, задавая направление.
Тропка, по которой я двигался к лесу, проходила через широкое подобие шоссе — однопутную глиняную дорогу, которую в дожди знатно развозит, превращая в абсолютно непроходимую на машине. У края дороги разместилось два десятка домов — небольшая деревушка подле станции. Залаяли собаки. Как всё это было приятно — не описать словами. Обычная жизнь обычного человека…
«Скоро и у нас с Лайлой будет такая жизнь на Гьялхе…» — я улыбнулся своим мыслям. Перейдя дорогу, я прошел через небольшое поле и углубился в лес. Темный, прохладный… живой. Солнце не попадало сюда, потому пахло сыростью и хвоей.
До дома я добрался только через час, когда солнце полностью взошло над горизонтом. Заросший за полтора года огород, дом с чердаком, баня и летняя кухня в отдельном прямоугольном сарайчике. Я приблизился к своему участку. Лет десять назад у меня были соседи, но все побросали участки — ехать из города по три часа и потом ещё час идти пешком не хотел никто. Я был лишь рад их выбору — одиночество мне нравилось больше. Так я и стал жить в компании зайцев, трусливых лисиц, белок да тетеревов с дроздами. Изредка оставлял рыжим плутовкам хлеб, который они с радостью утаскивали — особенно им нравился серый.
Я отпер массивный замок на дверях дома и прошел на просторную прохладную веранду. Прямо напротив входа стояла массивная лестница на чердак. Слева от нее — вход в домик. Справа — небольшой столик у панорамного окна во всю стену, открывающего вид на запад и когда-то картофельное поле на десять квадратных метров. С противоположной стороны точно такое же окно, демонстрирующее остальной участок. Ещё два находятся на просторном чердаке, где у меня стоял письменный стол и удобное старое кресло, в котором я любил раньше читать книги. Крыша находилась в трех метрах от чердачного пола, потому это был скорее второй этаж. А ещё всюду была пыль. Пыль и мышиный помет. Я прошел в домик.
Печь в дальнем правом углу. Двуспальная кровать в левом, «ногами» обращенная к топке. Справа от кровати, вдоль окна, выходящего на восток, стул и обеденный стол. В левом от входа углу — завешанное зеркало. И вновь пыль и помет. Быстро переодевшись — на крючках справа от двери, а также на чердаке, у меня было много старой одежды, которую не жалко испортить, запачкать или порвать — я принялся за уборку. Натянув резиновые перчатки, так как прекрасно знаю, какие болезни можно заработать от крысиного или мышиного помёта.
Закончил я лишь через пару часов. Теперь можно было сделать хоть что-то поесть, предварительно сходив за водой — в ста метрах от дома, в небольшом логу посреди леса, обступившего мой участок со всех сторон, находился родник, пересыхающий к августу.
Скинув кроссовки, я сунул голые стопы в простые сланцы, отыскал когда-то темно-синее, а ныне выцветшее голубое пластиковое десятилитровое ведро, — стояло под столом на веранде — и с улыбкой направился к источнику. Не передать очарование, встретившее меня в лесу. Лучи солнца почти не пробивались через густую листву, создавая вечные сумерки. Где-то вверху тихо перекликались птицы.
Возле ручья было холодно. Из-за влаги, здесь было полно комаров, с тихим гудением тут же устремившихся к моей плоти. И никакая сила Тэнно меня от них не спасала. Лениво отмахиваясь, я спустился в ложбинку, к роднику. Давным-давно он был заключен в деревянные стены, образуя своеобразный бассейн, из которого по каналу, вмонтированному в одну из стен в верхней части, вода устремлялась наружу, образуя своеобразный водопадик и небольшим ручьем утекая дальше в лес. Я поставил ведро под водопад и присел подле на корточки. Ноздри ощутили аромат прелых листьев, застарелого мха и лесной сырости — совсем не обычной, не затхлой. Это был волшебный аромат.
Ведро набралось быстро. Отставив его в сторону, я припал к ручью и осторожно набрал воды в рот. От холода застывали зубы, но в тоже время вода была невероятно вкусной. Прополоскав десна, немного согрев воду, я сглотнул и довольно улыбнулся. Можно было возвращаться.
Ну а на участке, в сарайке-кухне, я раздобыл чайник, кастрюлю, пару имевшихся там кружек, ложки с вилками и одним ножом. Отнеся их в раковину с умывальником, наполнил последний добытой водой и тщательно промыл утварь. И только после этого вернулся на кухню, наполнил оставшейся водой чайник с кастрюлей и поставил оба на газовую плиту. Всего горелки было две. Слева от плиты стоял пятидесятилитровый газовый баллон темно-красного цвета, подключенный к ней длинным резиновым шлангом. Провернув вентиль на баллоне, я активировал подачу газа и сдвинул по кругу регулятор мощности на плите. Быстро пройдя по шлангу, газ достиг горелки и вспыхнул от предварительно зажжённой спички.
Пока вода грелась, я достал свои запасы. Под столом, слева от входа на кухню, стояли пластиковые, чудом не погрызенные за полтора года, баллоны с крупами. Да, мяса нет, но это и не важно. С голоду не умру — крупы есть, вода есть, соль есть. Такому отшельнику как я и не нужно остальное.
Я весело хмыкнул и тихо буркнул под нос:
— Это тебе не пищевой синтезатор, да?
Еще через час гречневая каша была готова, а чай заварен в чайнике. Так как заварки как таковой не обнаружилось, то сделал по собственному старому рецепту. Собрал лепестки роз, уже начавших опадать, что говорило мне о том, что сейчас как минимум середина июля, так как в августе розы у нас уже опадают полностью. Добавил листьев иван-чая и черной смородины. Незамысловато, но вкусно. Подобный чай хорошо пить в жару, так что об отсутствии заварки я не пожалел.
Солнце уже высоко взошло на небосклоне, показывая середину дня, — часа два-три — потому становилось жарковато. Отобедав, я отнес снедь в домик — там прохладнее, чем в сарайке. Всё из-за того, что окно, выходящее на восток, было занавешено и солнечные лучи не проникали внутрь, тем самым не имея возможности нагреть помещение. Деревянные бревенчатые стены солнцем не нагревались, потому летом в доме было прохладно, а зимой, после того, как печь хорошенько протопить, всегда тепло. Поставив трехлитровую кастрюлю на холодный пол, а чайник на печь, я запер двери на веранду, а в домик оставил открытыми настежь. Разделся и рухнул на кровать, с блаженной улыбкой зарываясь в прохладное одеяло. Сон накатил почти моментально.
Я не знал, что уже сейчас по моему следу выдвинулся отряд неких инопланетных ищеек, желающих убить некого нарушителя — меня. Не знал я и о том, что Лайла уже несколько месяцев летит в сторону Земли, лежа в капсуле безопасности — в Бездне произошло искажение времени, потому в реальном мире прошло гораздо меньше времени. Равно я не знал и о том, что по моему следу, окромя ищеек, идет ещё один отряд.
По лесу шли обычные дачники. Пожилой полноватый мужчина лет пятидесяти. Серые седые волосы, полное лицо укрыто щетиной. Крупные надутые губы и мелкие, глубоко посаженные свиные глазки создавали стойкую ассоциацию с вышеуказанным парнокопытным. Одет он был в широкие штаны цвета хаки, заправленные в резиновые черные сапоги, и темно-синюю футболку с белыми полосами. За спиной висел объемный рюкзак, который он поддерживал руками, продев мясистые большие пальцы под лямки. Рядом шла жена. Полная, дородная женщина с покрасневшим от жары широким лицом. С нее градом стекал солёный пот, а телеса скрывались под просторной оранжевой блузой, — или её подобием — с черным цветочным орнаментом. Светло-русая коса ниже плеч бухала по лопаткам, меж которыми темнело пятно пота. Вокруг женщины, для чувствительных к запахам, разносился удушливый «аромат». Она тяжело дышала, выдавая, как ей тяжело ходить — явственные проблемы с сердцем.
