— Он отвечал на наши вопросы, но я поняла только одно — он лжет. Лжет, несмотря на боль и на то, что я… мм… проникла в его память.
— Хорошо, — кивнула Ллиндарель. — Тогда смотри и учись… сестра! Доставить его ко мне! Немедленно! Я сама с ним поговорю!
«И тогда посмотрим, нужна ли мне Видящая!»
Сколько себя помнила, Ллиндарель воевала всегда. Радужный Архипелаг — так они назывались, считая свои государства крохотными островами мудрости и света среди бушующего моря беззакония и невежества, — сражался много столетий. То с легионами Великого Врага, то подавляя восстания ренегатов и еретиков, то вразумляя людей, которые еще в позапрошлом тысячелетии пребывали во мраке дикости. Последнюю тысячу лет противниками были орки.
Сначала все шло вроде бы как хорошо — получив свободу и отстояв ее в бою, орки немедленно разделились на несколько княжеств, которые принялись ссориться между собой и с соседями. Эльфы только потирали руки, следя за непрекращающимися междоусобными войнами, и с готовностью брались за оружие, если им казалось, что военные действия чересчур близко подошли к границам Архипелага. Но потом, к их немалому удивлению, орки как-то сумели договориться между собой и заключили даже несколько договоров о ненападении с государствами людей. Эльфы, которым свободные орки были как кость в горле, уже начали готовить диверсию, дабы нарушить хрупкий мир и наконец-то раздавить «эту заразу», но тут объявился Верховный Паладайн. Он объявил себя Паладайном Золотой Ветви и сумел как-то объединить орков вокруг себя. На материке вот-вот должна была родиться новая империя.
Тогда-то эльфы и объявили священную войну за Золотую Ветвь. Они сумели завербовать себе в союзники людей и подземников, а также огров. Война шла тридцать девять лет — пока люди не запросили перемирия. Они нуждались в отдыхе, им просто надо было восстановить свою численность и кое-как подлатать дыры в хозяйстве. Тем более что прошел слух о гибели Верховного Паладайна в последнем сражении. Скрепя сердце эльфы согласились. Но семь лет спустя стало ясно, что Верховный Паладайн орков не погиб. Он вернулся, и Архипелаг снова взялся за оружие. И еще четырнадцать лет с тех пор легионам Островов не было покоя.
Как настоящая воительница, Наместница Ллиндарель не привыкла задумываться о будущем. Достаточно того, что они должны выиграть эту кампанию, уничтожить Верховного Паладайна, разрушить его империю и завладеть Золотой Ветвью. Победа будет означать возвращение старых времен, когда орки были рабами, а эльфы владели доброй третью материка. Как хорошо жилось тогда! И как будет прекрасно, если старые времена вернутся!
В те поры Ллиндарель была еще очень молода. В Столетия Восстания она была несмышленой девчонкой, ее юность пришлась на первые века раздробленности, когда она поступила в Отдельный женский легион и за четыре кампании дослужилась из рядовой до легата. Именно тут ее и заметил Наместник Шандиар, тогда еще просто Наследник Наместника. Она была прославленным воином, она была из знатного рода, у нее не было родных братьев, чтобы было кому оспаривать титул, и они поженились. И успели произвести на свет двух дочерей прежде, чем родился Верховный Паладайн орков.
«В честь победы я рожу своему супругу сына, — подумала Ллиндарель. — И назову его Палдариэлем. Или Палладаром».
Ее размышления прервало появление охраны — они доставили пленного. Орк держался на ногах достаточно твердо и, несмотря на то, что был связан, производил впечатление грозного противника.
— Оставьте нас одних, — распорядилась Наместница.
— Но, светлая госпожа…
— Я сказала, оставьте! Я сама знаю, что делать!
Начальник стражи — простой десятник — коротко отсалютовал и вышел. Орк и бровью не повел.
Ллиндарель подошла к нему вплотную. Несмотря на ее рост, орк был все-таки чуть-чуть повыше, и это странным образом подействовало на знатную эльфийку. Она дотронулась до шрамов на его груди под ключицами.
— Ты знаешь, что это такое? — спросила она. — И кто имеет право носить такие знаки? А знаешь ли ты, что они означают? И почему у тебя три черты, когда у моего супруга только две?
Орк молчал. Только моргал длинными ресницами. «Наверное, у него в роду были эльфы», — с неудовольствием подумала Ллиндарель. Ей было больно думать, что среди ее народа нашлись такие, кто соблазнился этой презренной расой… Хотя, надо полагать, среди орков тоже попадаются интересные экземпляры!
— Ты молчишь, — продолжала она, осторожно касаясь его плеч. Мускулы под смуглой кожей вздулись, перетянутые ремнями. — Не хочешь спросить, какая тебя ждет участь? Тебе все равно? Или ты немой?.. Открой рот!
У пленника дрогнули скулы, но он не пошевелился. Его напускное безразличие возмущало и притягивало Наместницу.
— Ты ничего не сказал Видящей на допросе. Надеешься молчанием купить себе легкую смерть? Не беспокойся — ты умрешь. Умрешь так, как много веков назад умирали твои сородичи, рабы! Я подарю тебе рабскую смерть, темноволосый… несмотря на три черты. Но сначала ты мне все скажешь. Я сумею сделать так, чтобы ты не молчал. Ты будешь кричать, умоляя меня выслушать. И я буду слушать… Где Золотая Ветвь? — вдруг выкрикнула она.
Орк вздрогнул.
— Ты не такой уж и бесчувственный, — улыбнулась Ллиндарель и провела языком по губам. — Что ж…
Воркуя, она незаметно оттеснила пленника подальше от входа и чуть вбок — не только для того, чтобы снаружи никто ничего не заметил, сколько для собственного удобства. Знатных эльфиек в Отдельном легионе учили не только фехтованию и метанию ножей. И теперь орк не успел среагировать — вернее, успел, но со связанными руками ему было трудно сопротивляться. Легкий тычок с разворотом, подсечка — и он рухнул плашмя на низкое ложе. Еще миг, и Ллиндарель оседлала его, упираясь руками в голую грудь.
— Вот так! — воскликнула она. — А теперь приступим! И не вздумай сопротивляться! Я сумею тебя заставить…
Сжав коленями его бедра, она приподнялась, торопясь избавиться от нижней части своего обмундирования. Форма Наместницы хороша тем, что позволяет быстро избавиться от лишней части одежды и совершенно не стесняет движений. Потом она занялась его штанами. Руки ее дрожали от волнения и сладкого предвкушения. Под выделанной кожей штанов явственно ощущалась мужская плоть. Сейчас… еще немного и…
— Пусти, — вдруг сказал орк хрипло. — Я сам.
От неожиданности Ллиндарель застыла, хлопая глазами. Черные глаза смотрели на нее в упор.
— Вот как? — Она опять облизнула пересохшие губы. — Оказывается, ты умеешь разговаривать…
— Развяжи, — черные глаза пленника сверкнули, — и я все сделаю сам.
Что-то такое было в его голосе, в его взгляде, даже в его напрягшихся членах, чему Ллиндарель не смогла сопротивляться. Она была полуголой, но один сапожок еще оставался на ноге вместе со штаниной, и она потянулась к голенищу, достала стилет и осторожно — лезвие-то отравлено! — перерезала ремень, стягивавший грудь пленника. Он резко выпрямился, спеша избавиться от остальных.
— Помоги, — сквозь зубы бросил орк, и Ллиндарель, торопясь и путаясь, как юная девушка, кинулась помогать пленнику освободиться от ремней.
Едва последний ремень упал с него, орк рванулся к женщине, сгребая ее в объятия. Ллиндарель только пискнула — она не ожидала такого напора. Сильные жесткие руки сдирали с нее остатки формы. Она не успела опомниться, как осталась совершенно голой, и орк подмял ее под себя. Восставшая плоть уперлась ей в живот, и эльфийка застонала. Он ласкал ее грубо, жестко, как-то по-звериному, но — странное дело! — ей это даже нравилось. Забыв про все, она извивалась в сильных объятиях, мечтая только об одном…
— Сейчас, — словно угадав ее мысли, промолвил орк.
И его жесткие губы легли ей на рот.
А такие же жесткие руки — на горло.
Сначала она даже не поняла, что происходит. Голова сладко закружилась, сознание путалось и меркло, и когда перед глазами вспыхнул золотой свет и она все поняла, было уже поздно. Ллиндарель захрипела, рванулась, хватаясь за что попало руками, забилась, пытаясь освободиться, но свет все удалялся и удалялся, и наконец наступила тьма.
