Комната, в которой поселили слепую старуху, находилась далеко. Сюда практически не долетали никакие шумы извне, но в ту ночь старуха проснулась сама и резко села на постели, уставившись в никуда белыми глазами.
— Девочки! — закричала она, протягивая руки вперед. — Девочки, ко мне!
Испугавшись неожиданного крика, послушницы вскочили. Из-за тесноты они спали в одной постели и сразу бросились к старой волшебнице.
— Девочки! — Она схватила их протянутые руки. — Что-то случилось! Только что?! Что-то… что-то невероятное! Скорее! Бегите и все узнайте! Бегите!
Путаясь в рукавах, девушки натянули балахоны и выскочили из комнаты.
Встав в круг, наставницы плели заклятие поиска. Обычно найти нужного эльфа не составляло труда — стоило заполучить его личную вещь или, что еще лучше, какую-нибудь часть тела — волос, каплю крови или слюны, срезанный ноготь. Отличным средством поиска был кровный родственник — в этом случае результат был почти мгновенным. Но сейчас не было ничего, ни одной зацепки. Или, вернее сказать, почти ни одной.
В центре круга испуганно хлопал сонными глазами один из медиумов. Как-то так получилось, что Орден остался практически без всех медиумов — многие пали в бою, по скольку, защищаясь от темноволосых, Видящие сначала вычерпывали досуха их жизненные силы. Уцелели единицы — те, кто в это время находился в замках самых дальних Островов, а также несколько мальчишек-недоучек, ибо только дилетант думает, что быть медиумом просто. На самом деле искусству медиума тоже учатся — правда, обучение длится всего несколько месяцев, в то время как на Видящую учат многие годы.
Выдернутый из постели, мальчишка только удивленно хлопал глазами. Ему ничего не объяснили — просто привели и поставили в круг, велев не шевелиться. Но, привыкнув доверять Видящим, тот не сопротивлялся бы, даже если бы его раздели догола, связали и бросили на алтарь, чтобы принести в жертву. «Медиум обязан служить Видящим до конца, отдавая всего себя. Это — единственное, чем он сможет расплатиться за то, что ему позволили быть в Ордене!» — этот постулат вдалбливали всем без исключения медиумам.
«Медиум должен быть послушен, ибо от его покорности зависит исход заклинания!»
«Медиум обязан быть спокойным, ибо только от его эмоций зависит, сколько сил он отдаст!»
«Медиум не должен быть любопытным, ибо это отвлекает его от исполнения своей миссии».
«Медиум обязан ежедневно благодарить судьбу за то, что он находится в Ордене».
«Медиум должен по первому слову Видящих пожертвовать своей жизнью».
Эти правила каждый медиум знал наизусть, их они повторяли вместо вечерней молитвы и утреннего молебна. Эти слова они писали в пергаментных свитках. Это был гимн медиумов, свод законов и правил.
«Сам по себе медиум — ничто. Только Видящая волшебница дает смысл его существованию».
«Медиум не должен нигде быть один, ибо одинокий медиум подобен пустому сосуду — в нем нет смысла, у него нет цели. Только Видящая наполняет его существование смыслом».
«Медиум сам по себе — ошибка природы, поэтому он не может существовать отдельно от Видящей. Медиум, лишенный связи с волшебницей, перестает быть».
«Единственное оправдание существования медиума — его жизненная сила, которую он должен отдать Видящим по первому требованию. Тот, кто отказывается это сделать, лишается права на существование!»
Оторванным от семьи мальчишкам внушали, что они — ошибка природы, выродки, что магия доступна только женщинам, а мужчина, у которого есть зачатки магии, не может считаться мужчиной. Он — средний род, он не сможет создать семью, он обречен погибнуть, если не уйдет в Орден, чтобы служить ему. Как альбинос не в состоянии выжить в дикой природе, так и медиум не сможет жить среди эльфов. Только в Ордене медиум сможет как-то существовать, ибо только волшебницы знают, как обеспечить медиуму долгую жизнь. Это вдалбливали всем медиумам без разбора, и тот, кого сейчас выслеживали Видящие, должен нести в своей душе ростки покорности и послушания. Надо только пробудить в нем это чувство — осознание своей полной беспомощности и безнадежности борьбы против могущественного, великого, заботливого и милосердного Ордена. Конечно, его сначала накажут за непослушание, но потом обязательно примут обратно. Он только должен вспомнить, что он — медиум, а значит, всего лишь сосуд жизненной силы, которую должен отдать Видящим без остатка.
Мальчишка в круге вдруг упал на колени и зарыдал, размазывая по щекам слезы. Его всего трясло, он завывал и бился, словно в припадке. С ним случилась настоящая истерика — он первым ощутил на себе силу призыва. Видящие усилили напор, и он подполз к ближайшей и обхватил ее колени, бессвязно бормоча какие-то слова. Неслышные отсюда, в своих постелях проснулись остальные медиумы и точно так же забеспокоились. Но призыв летел дальше, ища того единственного, кто мог и не отозваться.
Задремавший, он внезапно резко выпрямился и удивленно прислушался. Никогда не думал, что ему доведется еще раз услышать этот зов! Первый и последний раз призыв звучал для него тем памятным утром на заставе, когда Видящие спешно строились для отражения атаки темноволосых. Тогда его и остальных подняли с постели, они выбежали на крепостную стену, где сразу ощутили на себе всю «прелесть» и тяжесть магической атаки. И вот он опять слышит эти ноты, и все его существо отзывается на зов.
Юноша встал и, слепо шагнув вперед, наступил на мирно спящего Норрика. Тот вскочил мгновенно, по привычке лесного жителя, и сразу понял, что с его товарищем что-то не так.
— Эй! Ты чего?
Молодой маг сбросил его руку с плеча.
— Меня зовут, — протянул он, глядя в пустоту расширенными глазами. — Так странно… я так давно не слышал, чтобы меня звали… Я сейчас! Я иду!
Он сделал шаг, но альфар вцепился в него мертвой хваткой.
— Это они! — воскликнул он. — Видящие! Это колдовство! Ты что, не чувствуешь?
— Я — медиум, — пустым голосом произнес юноша. — Меня зовут. Я иду на зов. Медиум должен быть послушным, ибо от его покорности зависит исход заклинания!
— Они тебя заколдовали! — всплеснул руками Норрик. — Ну конечно! Я так и знал! Сначала ты, а потом я! Они нас нашли и теперь прикончат! Нам конец! Эй, ты чего? Вот так прямо и пойдешь? Ты с ума сошел!
— Я медиум, — повторил юноша, двигаясь к выходу. — Я не могу иначе!
Норрик чуть не плакал от досады и ужаса, но продолжал цепляться за Видящего.
— Ты с ума сошел! — твердил он. — Сам к ним лезешь! Что со мной будет? Ты подумал?
Молодой маг приостановился, лицо его исказилось от душевной боли. Глаза блуждали, как у помешанного, он раскраснелся и тяжело дышал, словно проделал огромную работу. Чтобы не упасть, он одной рукой оперся о плечо альфара, а другой схватился за стену.
— Я не могу не идти, — прошептал он. — Это сильнее меня. Это зов для всех медиумов! Я не могу ему не подчиниться!
— Да на кой тебе идти, если зовут всех? — чуть не взвыл Норрик. — Без тебя одного там что, не справятся?
Внезапно искра живой мысли промелькнула в глазах юноши. Он тверже оперся о плечо альфара.
— Ты прав! Если это зов для всех медиумов, то пусть все и придут!
— Чего? — не понял тот, но юноша уже зажмурил глаза и, прошептав: «Держи меня!» — стал заваливаться назад.
Норрик еле успел подхватить ставшее вдруг твердым, как каменное, и жестким, словно деревяшка, тело. Молодой маг оцепенел с поднятой рукой, чуть расставив ноги и запрокинув голову. Альфар, ругаясь сквозь зубы, осторожно уложил его на пол, стараясь не смотреть на его побелевшее лицо с оскаленными зубами и выпученными глазами. Он никогда не видел, как выглядит маг в глубоком трансе, и здорово перетрусил. Будь кругом привычные леса, он бы давно сбежал, бросив эльфа на произвол судьбы. Но тут бежать было некуда, и он забился как можно дальше, сжавшись в комок и стараясь стать невидимым.
