По словам Хаука и других орков, так одевались только свободные женщины их племени, чьи мужья или отцы (если женщина не замужем) были достаточно богаты, чтобы иметь собственных слуг. Но пока именно Ласкарирэль исполняла роль служанки.
— Давай помогу! — послышался знакомый голос.
Девушка невольно улыбнулась. Парнишка-орк, тот самый, который приставал к ней в первый день, подошел и взялся за деревянную ручку ведра. Его звали Эйтх, и с некоторых пор он относился к светловолосой более чем уважительно. Причина была в Хауке — только позавчера со щеки Эйтха сошли последние следы синяка, оставленного его кулаком. Хаук тогда не сказал ни одного слова — просто врезал парнишке, застукав его в опасной близости от Ласкарирэли, но этого оказалось достаточно для того, чтобы не только Эйтх, но и все остальные стали держаться от нее подальше.
Проходя вслед за Эйтхом в казарму, Ласкарирэль невольно оглянулась на улицу. Она была пуста, и сизые вечерние тени уже выползали из всех щелей. Хаук несколько часов тому назад ушел на дежурство в княжеский дворец. Он уходил так не первый раз, примерно каждую третью ночь, но именно сейчас у девушки появилось тревожное предчувствие. Что-то случится этой ночью. Что-то важное и… опасное! Что-то, о чем она уже получила смутное предупреждение в самый первый день.
Только работа могла отвлечь ее от тягостных дум, и девушка принялась тереть пол с таким усердием, словно от этого зависела по меньшей мере судьба всего мироздания. Но ночью, когда она осталась одна и задернула полог на своем ложе, тревожные мысли снова атаковали ее и прогнали сон.
Хаук тоже не спал, но совсем по другой причине. Уперев кулаки в бока, он стоял на часах на галерее. Стоял там, где его поставил разводящий, стоял, не сходя и шага с места и лишь иногда позволяя себе перенести вес с одной ноги на другую. Дворец постепенно засыпал. Несколько раз мимо орка промелькнули слуги. Где-то слышались голоса и шорох шагов. Все звуки были знакомы. Он слышал их много раз, и полузвериное чутье, которое и делало из орков таких отличных телохранителей, молчало.
Совсем рядом шумел пир. Князь Далматий пировал почти каждый день — князь просто обязан хоть иногда приглашать к себе самых знатных своих подданных и кормить-поить за свой счет. Эти пиры никогда не длились особенно долго — когда у тебя за спиной прожитые годы, а рядом молодая жена, позволительно убраться с надоевшего мероприятия чуть-чуть пораньше.
На дальнем конце погруженного во тьму коридора хлопнула дверь. На миг в темноту и тишину галереи ворвались голоса, музыка и яркие краски пира, но потом все пропало. Простучали легкие шаги.
— Кто здесь? — послышался женский голос. — Назовись!
— Хаук, госпожа. — Орк сделал шаг вперед.
Из темноты выступила женская фигурка, кутающаяся в длинный, подбитый мехом плащ. Хорошо видящий в темноте орк уже успел узнать молодую княгиню Иржиту.
— Хаук, — повторила она дрогнувшим голосом. — Проводи меня, Хаук! Я иду к себе.
— Как прикажет госпожа, — кивнул он и, повернувшись, зашагал впереди.
Не обменявшись ни единым словом, они дошли до порога ее покоев. Приоткрыв дверь, княгиня Иржита подняла на него глаза.
— Ты всегда такой молчаливый, Хаук? — промолвила она.
— Мне надо вернуться на пост, госпожа. Прикажете удалиться?
— Нет, не прикажу! Мои служанки не дождались меня. Ты поможешь мне приготовиться ко сну. Иди за мной!
Она широко распахнула дверь. Хаук остановился на пороге. Перед ним была женская половина, где ни разу не был никто из орков (по крайней мере, они так говорили).
— Ну что ты медлишь? — Княгиня притопнула ножкой. — Иди сюда! Я так велю!
Он переступил порог и вслед за княгиней прошел до ее спальни. Иржита остановилась перед широкой постелью. На ней поверх узорчатого полога и медвежьей шкуры лежала ночная сорочка из полупрозрачного полотна, покрытая по вороту узором из серебряных нитей. В двух подсвечниках горели свечи, на столике стояла ваза с фруктами и кувшин с каким-то напитком. Рядом на скамье все было приготовлено для умывания — зеркало, таз, еще один кувшин с водой, полотенца, ароматные масла в баночках и гребень. По углам теснились сундуки.
— Ну что же ты? — Княгиня Иржита вновь притопнула ножкой. — Иди сюда и помоги мне раздеться!
— Госпожа, — усмехнулся Хаук, — все мои женщины раздеваются сами!
Если он рассчитывал, что после этих слов его прогонят, то сильно просчитался.
— Да как ты смеешь! — опять притопнула ножкой княгиня Иржита. — Твои женщины! Но я не твоя женщина! И ты не смеешь…
— Ты — моя женщина, княгиня, — усмехнулся Хаук, подходя к двери и запирая ее на засов. — Ты стала ею, когда позволила мне переступить порог твоей спальни!
Молодая женщина глубоко вздохнула. Что ж, она сама того хотела, когда задумывала этот шаг.
— Хорошо, — проворчала она и начала раздеваться.
Получалось это у нее неловко и ужасно медленно. С узелком на плаще, который ловкие пальчики Ласкарирэли распутали бы в несколько секунд, она возилась минуты три, от напряжения высунув кончик языка. Потом, сопя, долго стаскивала с ног чулки и отцепляла от подола пряжки. Затем завела руки назад и стала копаться в широком ожерелье.
— Помоги, — раздраженно бросила наконец. — Я не вижу, что делаю!
Хаук пожал плечами и легко сломал пальцами хрупкий замочек. Тяжелое ожерелье упало на руки княгине. Вслед за ним настал черед верхнего платья, расшитого жемчугом и золотыми нитями. Запутавшись в рукавах и наступив на подол так, что он угрожающе затрещал, Иржита высвободилась и из него. Уже раздраженная, сдернула с головы убор и зашипела сквозь стиснутые зубы от боли, когда выяснилось, что на заколках осталось несколько волосинок.
Проще всего оказалось выбраться из нижнего платья и легкой тонкой сорочки. Оставшись нагая, она повернулась к орку.
— Ложись, — распорядился он и стал не спеша снимать оружие и мундир.
Иржита наблюдала за ним, сгорая от нетерпения. Вот сейчас произойдет то, о чем она мечтала с тех пор, как от одной придворной дамы услышала о необыкновенных талантах орочьей расы. Будет фантастическая ночь любви, стоны страсти и слезы счастья. Она испытает то, чего ни разу не ощущала за все два года замужества. Она наконец…
Она даже застонала от разочарования, когда тяжелое, пахнущее мускусом и зверем тело взгромоздилось на нее. Не было животной страсти, не было никакой романтики. Орк действовал спокойно и уверенно, как простой мужчина, который честно отрабатывает супружескую обязанность. И ничего такого, о чем стоило бы рассказывать, замирая от восторга! А нужна ли этому мужлану вообще женщина? Как он там сказал? «Мои женщины раздеваются сами!» Ну конечно! Наверняка у него столько любовниц, что ему уже порядком надоели эти кувыркания на простынях! А тут она со своими претензиями! Она для него просто еще одна шлюха, которую надо удовлетворить — и идти дальше по своим делам!
На глаза Иржиты навернулись слезы, но орк этого даже не заметил. Он размеренно делал свое мужеское дело, даже не догадываясь о чувствах женщины. Спору нет, он был неутомимее и сильнее ее старого мужа, который в последнее время все больше мял и тискал ее тело, шепча на ушко какие-то нежности и банальности. Иржите порядком надоели его и без того нечастые визиты, но, оказывается, есть вещи и пострашнее — это когда с тобой обращаются как с неживым предметом.
Впрочем, одно хорошее в этом все-таки есть. Орк — молодой и сильный мужчина. И, если он поможет ей зачать младенца, она, в конце концов, получит то, чего хотела. «Если я сумею забеременеть от этого чурбана, — думала Иржита, лежа под орком, — я прощу ему все. Это даже хорошо, что он так мало внимания уделяет моим чувствам, значит, в случае чего не станет требовать встречи с сыном!» В том, что у нее родится именно сын, княгиня не сомневалась. Ей еще в детстве предсказали, что ее единственный ребенок будет непременно мальчиком, и она свято верила предсказанию.
