«Нет. Герман один не справится. Тебе придется это сделать», — сказала себе разведчица. Герман, пока она разворачивалась, уже перешёл к седьмому щупальцу. Несколько раз он случайно коснулся наполовину призрачной плоти, и теперь едва мог передвигаться — все тело онемело. И скафандр не помог.

— Кусто. Прости меня, но иначе мы все умрем, — сказала Тиана, и вдавила гашетку, одним плазменным шаром снося сразу шесть нитей. Вопль, который издал тихоход, чуть не разорвал барабанные перепонки. Похоже, это действительно было слишком больно. Но девушка не позволила себе расслабиться. Стрелять приходилось непосредственно в Кусто — только там, где нити касались поверхности, они становились материальными.

— И еще раз! — снова выстрел. Три щупальца оторвались и бессильно повисли.

— Кусто! Хватит причитать! — пробился через вопли тихохода голос Германа. — Ты подумай, как Тиане твои вопли слушать! Да и я не бесчувственный, между прочим.

— Тиана, сделай это быстрее! Не слушай моих криков! — ликс с трудом говорил членораздельно. — Я перетерплю, правда! Они больше не говорят, что мне будет хорошо, они говорят, что я буду умирать очень медленно и мучительно!

— Так это хорошо! — обрадовался Герман. — Значит, нам удалось их разозлить. А ты, вместо того, чтобы кричать, отвлекись на что-нибудь. Петь там попробуй, я не знаю.

Через десять минут все щупальца были разрушены, а шкура Кусто покрылась болезненными опалинами. Тиана так торопилась, что один раз чуть не расстреляла Германа, но он не стал ругаться — похоже, даже не заметил опасности, настолько увлеченно рубил очередную ленту.

Надежда, что стоит последнему щупальцу отцепиться, и Кусто начнет двигаться самостоятельно, не оправдалась.

— Мне больше не больно! — обрадовано сообщил тихоход, как только последнее щупальце отлетело подальше. — Но я все равно плохо себя чувствую, и не могу лететь.

Пришлось исполнять план Германа, который он успел предложить, пока она вызволяла Кусто.

— Герман, заходи внутрь. Я сейчас попробую сдвинуть Кусто.

— Не, нифига, — отказался Герман. — Посмотри, сколько там этих тварей. Сверху, снизу… в смысле, со всех сторон. Управлять полетом ты не сможешь, так что мне придется их срубать, если снова прицепятся.

Напарник был, как всегда прав. Разведчица осторожно подвела техническую машину в центру туши, и начала плавно поднимать мощность двигателей, с удовольствием заметив, что Кусто попытался немного обхватить ее нос собой. Чтобы легче было толкать. Все-таки он начинает возвращать контроль над телом!

Перемещение предметов значительно большего, чем сам корабль, размеров, процедура очень далекая от специализации космических истребителей. Тут скорее подошёл бы какой-нибудь шахтер, да и то… Кусто слишком велик для любого шахтера. Поначалу казалось, что ей вообще не удастся сдвинуть ликса. Тиана помнила, что до границы потока, когда она еще была в слиянии, было не так уж далеко. Около двухсот тысяч километров — Кусто в здоровом состоянии и не заметил бы этого расстояния. Но теперь…

— Вроде поехали, — Герман догадался, что она ничего толком не видит, и стал сообщать о том, что происходит. — Если так пойдет, за сутки доберёмся.

Сутки! Девушка снова испугалась. Целые сутки неизвестности. Все это время ей придется оставаться на месте — истребитель не оставишь без присмотра. Самое отвратительное, как только они начали двигаться, вновь возобновилось давление на разум. Даже усилилось. Тиана по-прежнему управляла собой, понимала, что происходит, но на большее ее способностей не хватало. Да и медузы изменили тактику. Ее больше не стыдили, не убеждали, что ей будет лучше. В голове постоянно тяжелым набатом звучал приказ умереть. «Умри! Ты — ничто. Твой разум станет пищей для нас, твои мысли, твоя непрожитая жизнь. Умри! Ты причинила нам боль. Ты должна умереть!» Каждая фраза отдавалась болью в голове. Не очень сильной, но назойливой, как зуд от укуса насекомого.

Пока что ей удавалось не обращать на эти приказы внимания, но что будет через час? Через десять? Тиана решила, что будет терпеть, сколько сможет. Герман непрерывно что-то говорил, будто пытаясь дополнительно заслониться от атак медуз, однако скоро его выкрики стали все более отрывистыми. Зато вопли и приказы голосов в голове только усилили напор. И еще их будто стало больше.

— Герман, что происходит?! — не выдержала девушка.

— Да все в порядке, — ответил напарник. Голос у него был такой, будто он здорово запыхался. — Мне в голову все время орут, что я должен немедленно сдохнуть — у вас тоже так? Мы вроде как набираем скорость… по ощущениям, как будто на мотоцикле через густой лес едем. Только ветки потолще… короче, большая часть щупалец соскакивает, но некоторым удается зацепиться. Приходится их по-быстрому отрубать. Хрень еще в том, что они не сразу материальными становятся, и нужно немного подождать, пока они… ну, напитаются, что ли. Короче, Кусто уже, кажись, не в адеквате совсем… Видать ему прям сильно больно.

— Я в адеквате, — прорезался голос тихохода, который до этого действительно долго молчал. — Просто пою. Но вам на динамики звук не передаю, чтобы не мешать. Герман был прав, петь действительно помогает.

— Ты лучше тогда передавай, — предложил напарник. — А то я вот, уже и не пою. Глюки на меня, походу, больше не действуют, потому что я сильно занят. А так хоть не такая тоска будет.

— По диким степям Забайкальяааа, где зооолото моют в гораааах, — затянул ликс. Тиана порадовалась, что тихоход не сошел с ума, но предпочла бы, чтобы пел Герман. У него песни тоже мрачные, но хоть не такие протяжные и печальные. От той, что пел сейчас тихоход, хотелось завыть и побиться головой об стену. К тому же Кусто, несмотря на все свои достоинства, почему-то не обладал музыкальным слухом и пел откровенно фальшивя. Истинное мучение! Тиана даже рассмеялась тихонько, удивившись своим переживаниям.

— Герман, если мы уже разогнались, я могу перестать толкать, и помочь тебе из орудий истребителя.

Парень ответил не сразу — видимо был занят, или думал.

— Давай еще немного ускоримся. Буквально минут десять. Я, ты знаешь, не очень-то понимаю, с какой скоростью мы летим, но мне кажется, что если мы еще немного прибавим, медузы не так часто цепляться станут, — предположил Герман.

Тиана согласилась подождать десять минут, хотя сидеть без дела было тяжело. «Жаль, что я не знаю никаких песен, — подумала девушка. — Почему у киннаров их нет? Только музыка».

Ровно через восемь минут, — она запустила таймер на экране скафандра, — Герман сказал:

— Всё, не сработала моя идея. Как цеплялись, так и цепляются. Только знаешь, сдается мне, если сбивать одинокие щупальца плазмой, у нас когда выберемся, не тихоход будет, а головешка.

— Я переживу, — прервал очередную протяжную песню Кусто. — Ничего страшного.

— Ага… — хмыкнул напарник. — То-то ты так вопил, когда она счищала с тебя эту гадость!

— Ну да, это даже больнее, чем когда ты срубаешь их мечом, но я же понимаю, что нужно терпеть, — ответил тихоход.

— Я просто помню, что у нас где-то был лазган… тьфу, то есть лазерное ружье. Помнишь, мы у василисков выменяли на пару моих метателей? По-моему, это было бы в самый раз. Зря сразу с собой не взяли. И для меня бы тоже взять, а то я уже зашиваюсь тут переползать от одной стороны до другой!

— Конечно! Сейчас.

Девушка аккуратно отвела истребитель, посадила его возле пассажирского входа. Сможешь открыть, Кусто?

— Смогу! — обрадовал ее тихоход. — Я уже почти восстановился! Совсем скоро даже лететь смогу. Наверное, они не успевают меня отравить, когда цепляются так ненадолго!

Кусто внутри почти восстановился. Затянул кое-как отверстие, прорезанное Германом — придется обработать это место заживляющей пеной, но в целом было более-менее нормально уже сейчас. Ничего не проваливалось, гравитация тоже почти полностью пришла в норму, и скафандр даже сигнализировал, что температура и состав атмосферы позволяют снять шлем — а ведь перед тем, как они с Германом выбрались наружу, эти параметры тоже начали портиться! И все равно девушка не стала поднимать забрало. «Нескоро я теперь смогу почувствовать себя здесь как дома!» — поняла девушка. И от этого только сильнее расстроилась. Нельзя не доверять своему ликсу, и Кусто ни в чем не виноват, но разведчица ничего не могла с собой поделать. Теперь ей здесь было неуютно.