— Ну что, Стрельникова, — ухмыльнулся Макс, — недолго погуляла?

Скованная ужасом девушка не смогла и рта раскрыть. Впрочем, ей бы не поверили, если бы она объяснила, что она не та, за кого ее принимают.

В руке Макса блеснула игла шприца, тут же вонзившаяся в предплечье девушки. Наркотик подействовал быстро. Не прошло и тридцати секунд, как по телу Иры разлились теплые волны блаженного безразличия.

— Все, она готова, — сказал Макс, заглянув ей в глаза. — Пошли.

Марина услышала стук закрывающейся входной двери. Она не решалась сразу выбраться из своего убежища, но ее выгнал страх. Если эти… налетчики все же сейчас поймут, что ошиблись и похитили не ту девушку, они вернутся. Или им подскажут…

Неловко выкарабкавшись из-под кровати, Марина встала сначала на колени, потом на ноги. Ее шатало как пьяную, тело сотрясала неостановимая дрожь. Тошнота подступала к горлу, еще более сильная от запаха нагретого металла в теплом воздухе… И какого-то другого неприятного, страшного запаха.

Девушка добрела до кабинета, опираясь о стены, ахнула и закрыла лицо рукой. Юрий Дмитриевич Шатилов, человек, давший ей приют и надежду, лежал навзничь в луже крови. Чтобы констатировать смерть, Марине не требовался врач — в правом виске Шатилова зияло круглое отверстие в темном ореоле.

— Боже, — сдерживая рыдания, прошептала Марина. — Боже…

Шатилов погиб из-за нее. И та девушка, Ира… Пусть не сразу, но бандиты разберутся, увидят свой промах, и тогда… Что? Отпустят Иру восвояси? Едва ли. Уберут как свидетельницу, вот что они сделают. Марину трясло все сильнее. Господи, две ужасные смерти из-за нее, только из-за нее! Даже сдайся она бандитам в попытке спасти Иру, ту все равно бы убили, как Шатилова.

Теперь надо бежать, не важно куда, лишь бы подальше от этого дома, превратившегося в театр кошмаров. Разум девушки полностью отключился, она не отдавала себе отчета в своих поступках, не могла подумать о том, что будет после. О Кремневе она даже не вспоминала…

Как-то она оказалась у входной двери, крутанула ручку замка и побежала вниз по лестнице. Она еще не оправилась от последствий автокатастрофы, быстрые движения причиняли боль, но панический ужас гнал ее прочь.

С Кремневым она не встретилась Он возвратился, когда Марина уже свернула за угол.

Распахнутая настежь дверь и абсолютная тишина за ней мгновенно подсказали Кремневу: что-то неладно. В прихожей из его рук выпал полиэтиленовый пакет с двумя бутылками водки, и Кремнев рванулся в гостиную, потом влетел в кабинет.

Он молча стоял над телом Шатилова, не веря тому, что видит. Только могучим усилием воли он заставил себя стряхнуть оцепенение и позвать:

— Ира! Марина!

Молчание. Кремнев заметался по квартире, открывая все двери, заглядывая в шкафы, под кровать… Все места, где можно спрятаться. Девушек нигде не было, ни живых, ни мертвых. Тогда Кремнев вернулся к Шатилову, опустился на колени перед телом друга.

— Вот так и увиделись, Юра, — тихо проговорил он и беззвучно заплакал. — Вот так и увиделись…

Подобно Марине, он забыл обо всем на свете, но профессиональные рефлексы не позволили ему утонуть в глубинах отчаяния. В квартире была стрельба, значит, вот-вот явится милиция… В их глазах Кремнев станет главным подозреваемым. Сидя в следственном изоляторе, сумеет ли он заниматься поисками Иры и убийц Шатилова? Даже если его и выпустят вскоре на свободу, он потеряет драгоценное время. Нет, дожидаться милиции было бы роковой ошибкой.

Кремнев встал и выпрямился:

— Обещаю тебе, Юра… Я найду их. Обещаю.

Никто не слышал его слов. Но если бы рядом находился человек, знакомый с Кремневым лично и различающий оттенки его интонаций, он не усомнился бы ни на минуту: обещание будет выполнено.

Старинный русский город Нижельск, основанный едва ли не раньше Москвы, прозябал в течение столетий и начал бурно разрастаться лишь в шестидесятых годах нашего века, когда здесь построили крупный нефтеперерабатывающий завод. К сентябрю 1998 года население Нижельска перевалило за сто тысяч и продолжало расти. Из достопримечательностей в городе имелось несколько церквей (из тех, что не успели порушить большевики), краеведческий музей и с десяток зданий, отнесенных к памятникам старины. Мэром Нижельска (правда, он предпочитал именовать себя не мэром, а главой города) был избран бывший директор того самого завода Виктор Борисович Черкасов.

Обычно Черкасов выходил из дома в половине восьмого утра, усаживался в ожидающую его черную «Волгу» и ехал на работу одним и тем же маршрутом. Так было бы и этим утром, если бы некие посторонние силы не внесли существенные коррективы в планы мэра.

Напротив нового дома, где жил Черкасов, простирался пустырь, а за ним возвышалась полуразвалившаяся церквушка, на восстановление которой у города не хватало денег. Ровно в семь утра в развалинах появился крепко сложенный молодой человек с кожаным чемоданчиком. Судя по его уверенному поведению, он был тут не впервые. Свободно ориентируясь в каменных нагромождениях, образовавшихся из-за плачевного состояния стен и перекрытий, он прошел к лестнице, ведущей на чудом уцелевшую колокольню, и стал подниматься наверх.

Никаких колоколов, разумеется, давно не было. Дом Черкасова представал с высокой площадки как на ладони. Молодой человек раскрыл чемоданчик и приступил к сборке винтовки с оптическим прицелом. Оружие было изготовлено к стрельбе в 7.23.

Нефтеперерабатывающий завод располагался на противоположной окраине Нижельска. Огромная территория охранялась, но выставить людей на каждом метре протяженности бесконечных заборов не было никакой возможности, да и надобности раньше не возникало.

Впрочем, обыкновенный потрепанный грузовик, застрявший в грязи у ограждения, вряд ли вызвал бы подозрения у охранников, даже если бы они его заметили. Из кабины выпрыгнул шофер в телогрейке, так же по-рабочему одетый пассажир выбрался с другой стороны. Оба огляделись, никого не увидели поблизости и зашагали к бетонному забору, который только выглядел монолитным. После каких-то манипуляций шофера у самого подножия бетонной плиты открылся заранее вырезанный люк. Двое выгрузили из кузова пузатый серый баллон, подтащили к забору и исчезли в люке. На территории завода они провели минут пятнадцать, и, когда возвратились в кабину грузовика, часы пассажира показывали 7.21.

Грузовик тронулся с места, как по волшебству высвободившись из якобы заставившей его остановиться трясины грязной лужи, и покатился прочь, наращивая скорость.

В 7 часов 29 минут 30 секунд пунктуальный мэр вышел из подъезда, направляясь к машине. Засевший на колокольне снайпер сноровисто прицелился. Пуля разбила лобную кость мэра ровно в 7.30.

В ту же секунду не отрывавший взгляда от часов пассажир грузовика нажал кнопку на пульте радиоуправления взрывным устройством. Под одним из крупнейших резервуаров нефтеперерабатывающего завода прогремел мощный взрыв. Этот взрыв и последовавший за ним пожар сами по себе причинили громадный ущерб, но главное было не в этом. Бомба разнесла на осколки серый баллон, содержавший отравляющий газ высокой концентрации. Смертоносное облако двинулось к рабочим кварталам города. Прежде чем оно рассеялось, погибли триста восемьдесят три человека, и еще полторы тысячи обитателей Нижельска получили тяжелые отравления.

Во всех выпусках новостей катастрофу в Нижельске, странным образом совпавшую с убийством мэра, назвали крупнейшей трагедией со времен чернобыльской аварии и землетрясения в Спитаке.

Виновные, как всегда, обнаружены не были.

Кремнев сунул голову под кран с холодной водой. Спиртного ему пить не следовало, а он выпил, да еще превысил меру. Отчаяние диктовало условия: он не знал, с чего начинать поиски, у него не было мало-мальски стоящей идеи.

Закрутив кран после того, как вода немного привела его в чувство, Кремнев вытер волосы полотенцем и вышел из ванной. Пистолет «дженнингс», который он взял в кабинете Шатилова, лежал на журнальном столике рядом с полупустой бутылкой виски и перегруженной пепельницей. Кремнев задумчиво взвесил оружие на ладони, вытряхнул из рукоятки магазин с одним-единственным патроном, вставил на место.