Розыгрыш, думал Сретенский. Превосходно. Но какой-то потусторонний ураган утащил его и Аню из тайги, перебросил из ночи в день. ЭТО не розыгрыш. Их действительно утащило… Куда, в Подмосковье? Ладно, оставим, ведь это известно лишь со слов, скажем так, местного населения. Или Аня и Сретенский с самого начала были вовлечены в некий грандиозный спектакль? Впечатляющие декорации, свет и звук, миражи, голограммы, виртуальная реальность. Интересно, во сколько миллионов обошелся бы такой спектакль… И все ради того, чтобы посмеяться над участниками маленькой самодеятельной экспедиции?

Машина остановилась. Пленников (или арестованных?) грубо выволокли на бетон квадратного двора, окруженного с четырех сторон высокими серыми стенами. Узкие окна в этих стенах были забраны решетками, как в настоящей тюрьме… А почему бы, черт возьми, этому зданию и не быть НАСТОЯЩЕЙ тюрьмой?!

Конвоиры сопроводили Сретенского и Кудрявцеву внутрь здания, предъявив документы часовым у дверей. Их долго вели по ярко освещенным коридорам, живо напомнившим Андрею Ивановичу «Министерство Любви» из романа Джорджа Оруэлла «1984». «Мы встретимся там, где нет темноты…»

Железная дверь перед лицом Сретенского распахнулась так внезапно, что он не успел заметить, кто и как ее открыл. Его толкнули в спину, он полетел на каменный пол, и дверь захлопнулась.

— Аня! — отчаянно крикнул Сретенский. Его зов остался без ответа… Впрочем, не совсем без ответа. Откуда-то из-за стены послышался странный звук, напоминающий тихое хихиканье.

Прижимая ладонь к разбитой губе, Сретенский встал и осмотрелся. Он находился в крохотном каземате, не более метра в ширину и двух метров в длину, без окон. Под высоким потолком палили две электрические лампы, ватт в сто каждая. Никакой мебели, ровно оштукатуренные стены… Если это тюремная камера, то не слишком комфортабельная. Присесть даже негде.

— Эй, кто-нибудь! — громко сказал Сретенский и явственно услышал какую-то возню за стеной, царапанье, поскрипывание. Потом он различил бормочущий человеческий голос, повторяющий одну и ту же фразу, но какую — Сретенский разобрать не смог. Эта фраза звучала снова и снова с одинаковой понижающейся интонацией. Андрею Ивановичу вдруг пришло в голову, что так мог бы пытаться петь человек, начисто лишенный музыкального слуха… Сретенский прижал ухо к стене. Теперь ему показалось, что он понял несколько слов. «Удушья припадок рядом с экраном…» Нечто вроде этого. Гм… Больше похоже на сумасшедший дом, нежели на тюрьму.

Сретенский постучал кулаком в стену. Безумное пение оборвалось, и вместо него тот же голос истерично выкрикнул:

— Они поймали черного стражника! — и затем тише: — Черные стражники захватили контроль…

Без всякой надежды на вразумительный ответ Андрей Иванович спросил:

— Кто вы? Что это за место?

Опять хихиканье — и тишина, на сей раз долгая, не нарушаемая более ни единым звуком.

Вдоль стены Сретенский сполз на пол, вытянул ноги.

— Черный стражник, — пробормотал он. — Удушья припадок… Веселенькое местечко, доложу я вам. Торквемаде бы понравилось.

Часов у Сретенского не было, и он не мог определить, сколько времени его продержали в тесном карцере. Вероятно, часа два или около того… Потом загремели засовы, и на пороге появились двое в такой же форме, как и у тех на станции.

— Выходи, — приказали ему.

— Где Аня? — сразу спросил он.

— Иди, иди…

Снова потянулись залитые светом коридоры, ряды дверей. Сретенского привели в кабинет — самый обыкновенный, заставленный обветшалой конторской мебелью, с решеткой на единственном окне. Андрея Ивановича усадили на стул перед письменным столом, за которым сидел низкорослый плотный мужчина лет пятидесяти с равнодушным выражением лица. Конвоиры застыли за спиной Сретенского.

Мужчина за столом неожиданно улыбнулся.

— Давайте знакомиться, — сказал он. — Я старший следователь НКВД Зеленцов Борис Геннадьевич. Ваше имя?

— Андрей Иванович Сретенский.

— Когда и где родились?

— Четырнадцатого января тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года, в Москве.

— Профессия, род занятий?

— Я биолог, доктор наук.

Ответы Сретенского никто не записывал, из чего тот заключил, что либо в кабинете установлен скрытый магнитофон, либо протоколы ведутся в соседнем помещении, где с помощью техники наблюдают за допросом. Андрей Иванович твердо решил до поры ничему вслух не удивляться и не расспрашивать ни о чем.

— Хорошо, — кивнул Зеленцов. — И как же вы, Андрей Иванович, оказались на станции Красный Путь?

Вопрос был совершенно естественным и ожидаемым, но так ли просто на него ответить?.. Попробуем пока ограничиться полуправдой, подумал Сретенский.

— Видите ли, Борис Геннадьевич, — начал он, — я не только биолог, но и председатель уфологического объединения…

У Зеленцова глаза на лоб полезли.

— Председатель ЧЕГО?!

— Уфологического объединения, — повторил Сретенский немного недоуменно, хотя, в общем-то, мог представить подобную реакцию. — Уфология. От английской аббревиатуры UFO — неопознанные летающие объекты. В широком смысле — изучение различных аномальных явлений.

— Ах, вот как. — Зеленцов зловеще усмехнулся. — Английской, значит. Хорошо… И какие же аномальные явления вам было угодно изучать близ станции Красный Путь?

— Там неподалеку заметили необычные световые эффекты, ночью… Мы с моей сотрудницей решили исследовать этот феномен… Заблудились…

— Вы бывали за границей? — внезапно спросил следователь.

— Бывал. — Андрей Иванович пожал плечами. — В Англии, Швеции, Бельгии, Египте…

— Когда?

— Припомнить точные даты?

— Скажем, в последний раз?

— Два года назад… В Лондоне, летом девяносто пятого.

— Два года назад, — задумчиво протянул Зеленцов. — Именно два, летом девяносто пятого… Интересно. И что же хорошего вы видели в Лондоне летом девяносто пятого?

Андрей Иванович растерялся:

— Простите, Борис Геннадьевич… Мне не совсем понятен смысл ваших вопросов.

Следователь грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнула пепельница и задребезжал абажур лампы.

— Зато мне прекрасно понятен смысл ваших ОТВЕТОВ! — заорал он, — Душевнобольным прикидываетесь, до трех не можете сосчитать?! Два года! Два года назад — а не три! — вы побывали в Лондоне… В городе, полностью разрушенном атомной бомбардировкой в шестьдесят втором году!

Вздрогнув, Сретенский уставился на Зеленцова, а тот продолжал:

— Отлично, симуляция психического расстройства — любимый прием шпионов… Но наши доктора вам помогут прийти в себя. Впрочем, вы можете избежать встречи с ними, если приготовите честные ответы. Вот факты. Вы появились невесть откуда, в этой странной одежде, без документов… И начинаете плести мне про летающие объекты?! Одно ясно — с такого объекта вас и сбросили. А вот откуда он прилетел и зачем — вам все же придется ответить…

После краткой передышки следователь обратился к парням в униформе:

— Отведите его в четыреста четырнадцатую, накормите. Пусть до завтра подумает. Не станет умнее, тогда…

Он сделал отсылающий жест.

Камера, в которой заперли Сретенского, в лучшую сторону отличалась от бокса, где он сидел раньше. Она была довольно просторной, имела окно (правда, своеобразной конструкции, позволяющей видеть только синий квадратик неба). Меблировку составляли топчан, деревянный стол и металлический стул, на который Андрей Иванович сразу упал.

Закрыв лицо руками, он со стоном помотал головой, точно пытаясь прогнать наваждение. Нет, все, что с ним происходит, действительно розыгрыш, спектакль, и ничем иным быть просто не может. Пусть пока нельзя определить, кто его устраивает и с какой целью, но это единственное объяснение. Что там намекал этот Зеленцов насчет трех лет? Хотел убедить Сретенского, что сейчас девяносто восьмой год? Чепуха. Даже если они с Кудрявцевой переместились не только в пространстве, но и во времени, при чем тут какая-то бомбардировка Лондона в шестьдесят втором?!