— Минуту, Геннадий Андреевич, — решился перебить Олег. — Но что же все-таки такое Сопряженный Мир? Каков физический смысл этого понятия?

— Увы. — Ратомский развел руками. — Не могу ответить вам точно. Теорий Сопряженных Миров существует несколько, и каждая невероятно сложна. Мы научились проникать сюда по своему желанию, но мы до сих пор не знаем, куда именно проникаем. По одним теориям, Сопряженный Мир, или Фоксхол, как мы его называем для удобства — так кто-то когда-то окрестил, — это наша Земля, развернутая в ином измерении. По другим — симметричный мир, отраженный в гигантском зеркале Вселенной, расположенный невообразимо далеко и доступный вследствие искажения пространства. Лично мне больше импонирует теория, по которой Фоксхол — двойник Земли не в пространстве и не в дополнительных измерениях, а во времени. Любое перемещение в Фоксхол и обратно обязательно сопровождается временным скачком в будущее, причем не всегда одинаковым. Иногда это несколько секунд, иногда — месяцы. Но повторяю, мы не знаем, почему так происходит и каково положение Фоксхола в координатах мироздания.

— Понимаю, — заметил Олег, крайне заинтересованный словами Ратомского. — В сущности, человечество всегда сперва училось пользоваться физическим феноменом, а уж потом постигало его суть. Электричество, радиоволны, да что угодно.

— Вот именно, — подтвердил Ратомский. — Я рад, что говорю с настоящим ученым. Но как бы то ни было, Фоксхол не абсолютная копия Земли, не просто Земля-два, где только нет людей… Точнее, не было до нас. Многое здесь отличается. (Мальцев мгновенно вспомнил многоногую тварь с затаенным гипнотизирующим взглядом.) А главное то, что Сопряженных Миров, видимо, несколько. Мы столкнулись тут с локальными зонами физических аномалий, которые назвали мембранами. Пока мы не можем ни проникнуть в них, ни толком понять, что это такое. Наиболее логичным представляется вывод, что мембраны есть двери, ведущие дальше… Куда, как далеко, в какие измерения и миры — мы не знаем. Если это двери, пока их время от времени открывают только оттуда, с другой стороны. Нечто, не укладывающееся в человеческом сознании, появляется в Фоксхоле и уходит прочь. Оно не причиняет вреда… Сейчас, на данном этапе. Мы не можем сказать, замечает ли оно нас и вообще является ли продуктом разумной деятельности.

— Как это выглядит? — спросил Мальцев, начисто позабывший и о сигаретах, и о коньяке.

— Всегда по-разному. Иногда это похоже на техногенные объекты, вроде пресловутых летающих тарелок. Иногда — громадные безголовые фигуры… Их прозвали Черными Стражниками… Но чаще всего это непредставимое, ускользающее от взора, не оставляющее следа на фотопленках, возникающее везде одновременно и нигде конкретно, эдакое размазанное в пространстве гигантское квантовое явление. Я сказал, что прорывы мембран не причиняют вреда, но это не совсем так. Среди людей, вплотную столкнувшихся с Неведомым, очень высок процент нервных и психических расстройств… Но мы отвлеклись, а вас ведь интересует «Сторожка»?

— Меня интересует все, — горячо заверил Мальцев, нисколько не кривя душой.

Теперь Кремнев обладал мощным оружием против Булавина, и дело было лишь за применением этого оружия. Кремнев не терял времени даром. Он проник на виллу Булавина тем же путем, что и в первый раз. Ему пришлось подождать, пока Евгений Дмитриевич, расположившийся в комнате, где не так давно беседовал с Мартовым, закончит разговор с экономкой и отошлет ее. Для верности Кремнев выждал еще пару минут и перемахнул через подоконник.

Булавин сидел в мягком кресле с книгой на коленях (когда она полетела на пол, Кремнев боковым зрением заметил название — «Закат Европы» Освальда Шпенглера). Глаза Евгения Дмитриевича медленно вылезли из орбит и зафиксировались в таком положении.

— Здравствуйте, Иван Петрович, — приветливо сказал Кремнев, наводя пистолет в грудь Булавина. — Долго я ждал нашей встречи.

— Я не… — задавленно прохрипел тот и смолк.

— О, конечно, — кивнул Кремнев, — вас зовут не Иван Петрович. Я знаю, как вас зовут. Но так вас звали десять лет назад, когда вы отдали приказ похитить мою жену.

— Я не…

— Тьфу, какой у вас однообразный репертуар для интеллектуала. — Кремнев поддел носком ботинка «Закат Европы». — Вижу, вы тянетесь к звонку… Напрасно. Как бы оперативно сюда ни примчались ваши ребята, я успею выстрелить быстрее, нет? Уберите руку. Вот и хорошо… Вы способны что-нибудь нормально воспринимать?

Булавин наклонил голову — точнее, голова его бессильно свесилась на грудь.

— Вот и хорошо, — повторил Кремнев. — Я не убивать вас пришел. Напротив, я принес вам подарок — рукопись Иоганна Гетца.

Вытащив объемистый манускрипт из пакета, Кремнев положил его на стол. В потухших было глазах Булавина зажегся огонек надежды.

— Вы принесли рукопись? В обмен на… Иру Матвееву?

— Ну, не совсем… Иру вам так и так придется освободить. Просто я хочу кое-что рассказать вам об этой рукописи, а заодно о Владимире Сергеевиче Зорине, который, правда, мне известен как Мартов.

— Можно мне выпить? — жалобно попросил Булавин.

— Сделайте одолжение, — Кремнев сам налил Булавину коньяка из стоявшей на столе бутылки. — Только немного, вы мне нужны с ясной головой… Итак, я буду говорить, а вы будете слушать и при необходимости вносить уточнения. Потом я задам ряд вопросов, и если буду удовлетворен ответами, то — как знать! — возможно, оставлю вас в живых. Все ясно?

— Да.

— Отлично…

Кремнев уселся напротив Булавина, в грудь которого по-прежнему смотрел ствол пистолета.

— Начнем с вашего эксперимента, — сказал он. — Внушение на расстоянии или как там… Словом, тот, с телепередачей.

— Вы и это знаете?!

— Я многое знаю. Вот показания Калиновой, — он вынул из кармана диктофон, — где она утверждает, что получила от Зорина десять тысяч долларов за фальсификацию результатов эксперимента. Включить?

— Я верю вам, — просипел Булавин, — верю в то, что она так говорит… Но она лжет. Телекомпанию, передачу, время — все выбирал я сам перед началом эксперимента.

— Разве? — Кремнев иронически улыбнулся. — Разве Зорин согласился на первое же ваше предложение?

— Нет… Он по разным причинам… Убедительным… Отверг несколько… А слова выбирал компьютер… Генератор псевдослучайных чисел…

— Ну вот. Теперь понимаете? Их не так-то много, телекомпаний и передач в прямом эфире в определенное время. Зорин просто ждал, пока вы назовете нужную… И компьютер он запрограммировал заранее на те три слова.

Кулаки Булавина сжимались, бледнели и снова разжимались.

— При необходимости, — добавил Кремнев, — можно присовокупить и показания вашей Сивиллы, Зои Арсеньевны Богушевской. Вас провели как мальчишку, Евгений Дмитриевич.

— Проклятье! Но… зачем?

— Вот как раз к этому мы и переходим — зачем… Я видел ваш кабинет, экспонаты, книги. Вы, очевидно, мистически настроенная личность, и всякая чертовщина вам не чужда, так? Не отвечайте, без того понятно. что я прав. А Зорин всячески подогревал вашу веру в сверхъестественную чепуху такими вот лжеэкспериментами. Готовил почву для главной аферы — с книгой Иоганна Гетца.

— Какой аферы?

— Некоторые листы в этой книге подделаны, Евгений Дмитриевич, и очень искусно. Фальшивку разоблачили, вот доказательства… — Кремнев выложил перед Булавиным записи Игоря Зимина. — Полагаю, дело обстояло так. Сам ли Зорин или кто-то из его знакомых обнаружил где-то неизвестную рукопись Гетца — не важно. Но Зорин быстро сообразил, какие выгоды ему сулила эта находка. По его заказу были изготовлены поддельные листы, и он принес книгу вам. Однако вы не так уж легковерны, правда? Ваша вера в чертовщину нуждается в подтверждениях. Чья это была идея — отправить рукопись Стрельникову для экспертизы — ваша или Зорина?

— Моя.

— Ага. А Зорин с готовностью согласился, потому что знал — разоблачить подделку чрезвычайно трудно. Стрельников и не разоблачил ее, это произошло позже, на основании новейших научных данных. Заключение Стрельникова давало Зорину карт-бланш. Отныне, как он думал, вы были у него в руках, безоговорочно доверяя каждому предсказанию Гетца. А чтобы сделать картину совершенной, одно из предсказаний он решил исполнить на ваших глазах и организовал покушение на мэра Нижельска вкупе со взрывом на нефтеперерабатывающем заводе.