Кремнев пожал плечами:

— Это было не так уж трудно. — Он уселся на затрещавший под ним стул. — Я говорил вам, что некогда служил в КГБ? Ну вот, остались кое-какие контакты… Мне помогли. Круг ваших знакомств, Игорь, был определен быстро и четко. А потом я сам проделал определенную работу, и вот…

— Если вы нас нашли, — перебила Марина, — то же самое могут сделать и те, другие…

— Гм… Не думаю. Скорее всего, у них нет аналогичных возможностей. Конечно, поручиться трудно, поэтому на всякий случай я захватил с собой пистолет.

— Где вы — там перестрелка, — вздохнул Зимин.

— Необязательно, — заверил его Кремнев.

— Александр Андреевич, — вмешалась Марина, — мы с Игорем считаем, что должны рассказать вам о книге…

— Хорошо, что вы так считаете. Но сперва чаю бы предложили… Устал за рулем. Местные дороги доконают кого угодно.

Войдя в летнюю кухоньку, Марина поставила чайник на электроплитку. Пока она там возилась, Игорь хмуро разглядывал Кремнева. В глубине души он полностью признавал правоту Марины в изменившихся обстоятельствах, но ему нелегко было перестроиться сразу.

Вернулась Марина, села на ветхий диванчик.

— Вижу, вы тут изучали эту рукопись, — сказал Кремнев, глядя на стол.

— Да, — кратко и неохотно ответил Зимин.

— Игорь, — произнесла Марина, распечатывая новую пачку сигарет. — Наверное, Александру Андреевичу будет интересно узнать все с самого начала.

— С начала? — Зимин усмехнулся. — В начале было Слово, и Слово было Бог…

— Перестань паясничать, — прошипела Марина.

— Ладно, ладно. — Игорь стал серьезным. — Назвался груздем — полезай в кузов, правильно?

Он подошел к запыленному окошку, долго смотрел в сад и наконец заговорил почти лекторским тоном:

— Начать, видимо, следует с личности автора данной рукописи. Иоганн Гетц — фигура загадочная, противоречивая. О жизни его известно довольно мало, даже о точной дате рождения идут споры — не то 1529-й, не то 1531-й. Родился он в Германии, потом жил во Франции, потом в Испании, где и умер, дотянув чуть ли не до девяноста. Он занимался алхимией, астрономией, астрологией. Возможно, король Франции Генрих Второй обращался к услугам Иоганна Гетца как врачевателя и ясновидца. Вообще, — продолжал Зимин, увлекаясь, — некоторые историки считают Гетца фигурой, не уступающей самому Нострадамусу. Однако если «Центурии» Нострадамуса, впервые изданные в 1555-м, переиздавались многократно и стали всемирно известными, то с Гетцем картина иная. Сам он не публиковал своих рукописей, коих после его смерти было обнаружено всего четыре. Они впервые увидели свет в Германии в начале семнадцатого века. Но так как Иоганн Гетц писал значительно запутаннее и туманнее, чем Нострадамус, разобраться в его откровениях и понять, что он, собственно, имел в виду, оказалось не так-то легко. По одним толкованиям, многие из его пророчеств сбылись, по другим — нет. Иоганн Гетц не столь эффектен, как Нострадамус. Частью массовой культуры он так и не стал, оставаясь прерогативой специалистов… Вам не скучно, Александр Андреевич?

— Ничуть, — отозвался Кремнев. — Я слушаю вас с величайшим вниманием.

— Рукопись, которую принес мне профессор Стрельников, получается, пятое, доселе неизвестное творение Гетца, и, пожалуй, самое интересное. Я не знаю, откуда ее взял профессор, кто и где ее нашел. Но ее принадлежность Гетцу несомненна, несмотря на некоторые отличия от других его работ.

— Какие отличия? — спросил заинтересованный Кремнев.

— Во-первых, обычно Гетц писал на немецком языке. В этой же рукописи — кстати, она никак не озаглавлена и не имеет датировки, что тоже нехарактерно для Гетца, — встречаются фрагменты, написанные по-французски, по-испански, по-гречески и на латыни. Не знаю, зачем он это делал. Возможно, не хотел, чтобы отдельные места его рукописи были понятны каким-то конкретным людям… А во-вторых, стиль Гетца становится здесь более строгим и ясным… Для специалистов, конечно.

— Да, я понимаю… А содержание рукописи?

— Оно многообразно. Там и алхимические опыты, и астрологические наблюдения, и рецепты врачевания. И пророчества. Вот пророчества-то для нас интереснее всего, потому что именно в эту часть рукописи вставлены поддельные листы.

— Поддельные листы? — Кремнев даже приподнялся со стула.

— Да. Подделка очень хороша, стиль автора имитирован безупречно, не говоря о технике исполнения. Я сумел распознать ее по одной-единственной детали, научному факту, который не мог быть известен фальсификаторам, потому что сведениям о нем еще не опубликованы.

— И о чем говорится в поддельных листах?

— Там сбывшиеся предсказания. Убийство Столыпина в 1911-м, покушение на Ленина, гибель Кеннеди, взрыв «Челленджера».

— Как? — удивился Кремнев. — В рукописи якобы шестнадцатого века так и написано: «Американский космический челнок „Челленджер“ взорвется там-то и тогда-то»?

— Разумеется, нет, — Зимин позволил себе снисходительную улыбку. — Даты, места и характер событий вычисляются с помощью астрологической математики. Никаких имен и названий, конечно, нет, но, накладывая расшифровку на картину реальных исторических событий, отбрасываешь всякие сомнения.

— Вот почему отец был так взволнован, — вставила Марина, — вот почему придавал рукописи Гетца такое значение. Он считал всю ее безусловно подлинной, но хотел многократно проверить и перепроверить правильность расшифровок. Представляете масштаб открытия, если бы это подтвердилось?! Обнаружена рукопись абсолютного пророка, который не ошибается!

Она встала и вышла на кухню за чайником.

— Одно событие особенно меня потрясло, — говорил Зимин, часто затягиваясь сигаретой. — Вы слышали об убийстве мэра Нижельска и катастрофе на нефтяном заводе?

— Да.

— Это случилось, когда рукопись Гетца была уже у меня, но тогда я не знал еще, что часть ее — подделка. Катастрофа была предсказана… Представьте себе мое состояние! Но стало много хуже, когда я разоблачил фальшивку. Выходит, кто-то организовал это чудовищное преступление с одной целью — доказать, что пророчества Гетца продолжают исполняться!

В эту минуту в комнате появилась Марина с обшарпанным пластмассовым подносом, на котором дымились три чашки и стояла вазочка с вареньем. Девушка молча поставила поднос на край стола, но никто не спешил пить чай.

— И что там ЕЩЕ предсказано? — спросил Кремнев подчеркнуто спокойно, но с сильным нажимом на слово «еще».

— Понимаю, о чем вы… К счастью, больше никаких ужасов на ближайшее время… Правда, смутно намекается на некие грядущие перемены в России, но точную дату не смогли вычислить ни профессор Стрельников, ни я. Возможно, ее вообще нельзя вычислить, если таковы были намерения фальсификаторов.

— Марина, — Кремнев повернулся к девушке, — вы знали от отца… И рассказали Шатилову о том, что это за рукопись?

— Да, знала и рассказала.

— Так, Шатилову, а кому еще?

Марина бросила растерянный взгляд на Зимина, точно сомневалась, стоит ли говорить об этом в его присутствии, но тут же решилась:

— Был один человек… Он… Как бы это сказать… Ухаживал за мной, что ли… Мы познакомились в кафе вскоре после того, как у отца появилась рукопись. Я доверяла ему… Потом он исчез.

— И что вы ему рассказали?

— Все то, что слышала от отца. О рукописи пророка, предсказания которого, по всей вероятности, точны… Ведь тогда мне и в голову не могла прийти мысль о подделке! Александр Андреевич, происходит что-то ужасное… Вы сами понимаете что-нибудь?

Кремнев неторопливо взял чашку с подноса, сделал глоток и только тогда ответил:

— Думаю, кое-что понимаю, а о многом другом догадываюсь. По крайней мере, ясно, почему преступники воспользовались научным авторитетом вашего отца. Им необходимо было подтверждение подлинности рукописи и расшифровка части сбывшихся пророчеств, исходящая от крупнейшего ученого. Они создавали пророка на самом высоком уровне…

— Но зачем, бог мой?!

— Пока не знаю, — задумчиво сказал Кремнев, — но надеюсь очень скоро узнать… Игорь, я попрошу вас сделать вот что. Пожалуйста, изложите на бумаге ваши доказательства подделки, а также укажите, какие именно фрагменты рукописи были сфальсифицированы. Отдельно — русский перевод текстов пророчеств и методику расшифровки.