В монастыре Эрна прожила гораздо больше двух лет. Фашистские правители довели маленькую Литву до полного разорения. У Юстуса дела шли плохо, и он, чтобы не лишиться последних сбережений, вынужден был закрыть свой магазин. Потом вообще, с точки зрения Эрны, произошло что-то невероятное. Литовский народ сбросил свое буржуазное правительство и установил Советскую власть. Молодая Литовская Советская Республика была принята в Союз Советских Социалистических Республик.

В монастыре, где жила Эрна, обо всем этом говорили с ужасом. Туда иногда тайком приходили какие-то мужчины в штатских костюмах, но с выправкой военных людей, и их немедленно провожали к настоятельнице монастыря. Эрна, и так молчаливая от природы, еще больше углубилась в себя. Настоятельница давно приметила эту тихую и исполнительную послушницу, приблизила ее к себе и поручила ей вести свою библиотеку. Нередко Эрне приходилось бывать теперь в городе, относить какие-то записочки по различным адресам, получать деньги, которые она должна была доставлять настоятельнице. Но где бы она ни была, что бы ни делала, жила она одним и тем же видением: «Открывается калитка в тяжелых монастырских воротах, и во двор входит он, ее Людвиг».

В конце июня 1941 года по улицам Вильнюса с грохотом промчались немецкие бронетранспортеры, загрохотали танки с рогатыми крестами на башнях. И вот однажды в монастырские ворота постучались. Эрна была во дворе. Привратница отворила калитку, и во двор вошли трое немецких офицеров. Эрна не поднимала глаз на посторонних мужчин, но голос, спрашивающий, как пройти к настоятельнице, показался ей знакомым. Она подняла глаза и обомлела: прямо на нее в мундире лейтенанта шел ее Людвиг.

— Здравствуйте, Людвиг! — прошептала она, когда офицер поравнялся с ней.

Лейтенант посмотрел на нее недоумевающим взглядом.

— Вы не узнаете меня, Людвиг, — прошептала Эрна. — Это же я, Эрна, дочь Антанаса Юстуса. Я так ждала вас!..

— Пройдите вперед! — приказал лейтенант своим спутникам, а сам задержался около Эрны.

— Мы с вами увидимся, моя дорогая, скоро увидимся, — сказал ей Ренау, — но сейчас я очень занят важными военными делами.

Ренау долго пробыл у настоятельницы. А потом к ней поочереди стали вызывать монахинь. Вызвали и Эрну. Настоятельница хотела было представить ее лейтенанту, но тот сказал:

— Мы хорошо знакомы с фрейлейн Эрной. Она подойдет. Я думаю, что самое лучшее будет, сегодня же отправить ее в дом отца.

Настоятельница кивнула Эрне, давая знать, что та свободна, и девушка вышла, не понимая, что все это могло означать.

Все стало ясно потом. Гитлеровским разведчикам требовались глаза и уши в стране. А питомиц католического монастыря не нужно было многому учить. Иезуиты всегда умели служить всемогущему папе и тем правителям, которых папа осенял своим благословением, Но кое-какая профессиональная подготовка была, конечно, необходима. И эту подготовку Эрна прошла вместе с другими монахинями.

Ренау видел, что эта экзальтированная и вместе с тем на редкость сдержанная девушка по-прежкему любит его какой-то жертвенной, всепоглощающей любовью. И он сказал Эрне, что путь к их соединению, о котором он тоже молит бога, лежит через истребление всех коммунистов, через те дороги, по которым немцы должны победоносно пройти, чтобы завоевать мировое господство.

Эрна ответила, что будет ждать его хоть всю жизнь и готова ему слепо повиноваться. Эрна быстро поняла, что от нее требуется. При первом же свидании она сообщила Ренау, что встретила на улице мастера, который налаживал в магазине ее отца швейные машины, и что она знает о том, что этот мастер коммунист. Ренау ласково потрепал ее по щеке и, так как в соседней комнате послышались шаги старого Антанаса, ограничился тем, что коснулся губами ее лба.

Эрна, как и многие жительницы Вильнюса, прилично владела, кроме своего родного, литовского, еще немецким, польским и русским языками. И Ренау, который во время поездки в Ригу обзавелся там красавицей-переводчицей фрейлейн Луизой Дидрих, счел за лучшее отправить Эрну в качестве переводчицы в один из женских концентрационных лагерей, где она под руководством опытных гестаповцев завершила свое шпионское фашистское воспитание.

Когда дела фашистской Германии близились к роковой развязке, Ренау вспомнил об Эрне Юстус, — разыскал ее и, снабдив документами зверски замученной русской радистки Елены Черемисиной, спрятал Эрну в семье ревностного католика-немца, который был связан с гестаповцами и получил задание проявить «полную лояльность» по отношению к наступавшим советским войскам.

Лояльность немец проявил, но с едой у него самого было туговато, и он держал Эрну на голодном пайке. К тому моменту, когда местечко заняли советские войска, Эрна дошла до такой степени истощения, что без посторонней помощи едва могла передвигаться. Вот тогда-то немец и сообщил начальнику медсанбата Советской Армии, временно расквартированному в их местечке, что он прятал советскую партизанку и что она тяжело больна. Так Юстус-Черемисина оказалась в медсанбате. Через того же немца Ренау сумел передать Эрне задание следовать в Советабад, устроиться там и ждать, пока он установит с ней связь.

Часть третья

Паутина

Вспомни, читатель, весну тысяча девятьсот сорок пятого года. Она пришла в громах кровопролитных сражений, молниях взрывов и ливне раскаленных осколков и пуль. Но это была великая очистительная гроза, которую с трепетной надеждой ждало истомленное страшной войной человечество. Это шло неотвратимой поступью священное возмездие за кровь отцов и братьев, за горе и слезы вдов и матерей, за разрушенные мирные очаги, сожженные поля, за годы неволи и рабства. Возмездие настигало гитлеровских захватчиков на их земле, на тех исходных рубежах, откуда они начали, подгоняемые бесноватым фюрером, свое чудовищное нашествие на мирные города и села европейских стран, на священную землю нашей Советской Отчизны. Коричневой чумой называли люди германский фашизм. Коричневой краской метили картографы на политических картах Европы гитлеровскую Германию. Теперь легли на карты красные стрелы, обозначавшие наступление Советских Вооруженных Сил. Широкие у основания, эти стрелы брали свое начало на севере, на юге и на востоке и острием неотвратимо упирались в Берлин, в логово фашистского зверя.

С запада наступали войска союзников. Второй фронт, которого так долго ждали, был, наконец, открыт, открыт тогда, когда в страшных схватках Советская Армия вынесла на себе всю тяжесть беспримерных боев, сломила хребет фашистского зверя и силой своего мужества и оружия решила вопрос «кто кого?». Союзникам легко было наступать. Почему? На этот вопрос отвечают неопровержимые документы. Мы позволим себе, читатель, в этой книге привести некоторые из них.

Взятые 16 апреля 1945 года в плен в районе действия войск Первого Белорусского фронта немецкие солдаты показали: «Офицеры утверждают, что все силы будут приложены, чтобы не допустить взятие Берлина русскими: из двух зол будет выбрано меньшее, то есть, если сдавать город, то только американцам…», «… Против русских надо драться со всем упорством с таким расчетом, чтобы американцы раньше них вошли в Берлин».

Но, может быть, немецкие солдаты лгали, выполняли злую волю тех, кто пытался поссорить нас с нашими союзниками? Нет, не лгали. Гитлеровский генерал Шернер свидетельствует об этом словами собственного приказа: «Генерал-лейтенант Гайгер, — говорится в приказе, — получил от меня приказание обеспечить, согласно договору Верховного командования вооруженными силами, передачу указаний о переходе частей на территорию, занятую англо-американцами, и самому с командованием отправиться на запад». Но, может быть, лгал и гитлеровский генерал? Нет, не лгал и он. Девять лет спустя после окончания войны, в 1954 году, бывший премьер-министр Великобритании Уинсон Черчилль, выступая в Вудворде перед своими избирателями, открыто заявил, что «в то время, когда немцы сдавались сотнями тысяч», он направил фельдмаршалу Монтгомери приказ, предписывая ему «тщательно собирать германское оружие и складывать, чтобы его легко можно было снова раздать германским солдатам, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советской наступление продолжалось».