— Парни, очень на вас надеюсь! Не подведите. Этот жук Джоханссон фрукт еще тот. Он мне двух оперов изуродовал при задержании. — Соломин посмотрел на начальника конвоя: — К вам отдельная просьба. Никаких поблажек. Наручников не снимать.

— Так ведь по инструкции не положено больше двух часов, — резонно возразил начальник конвоя, — руки затекут. Мне же потом и отвечать.

Соломин вздохнул.

— Я вас очень прошу. Поймите, он обманул все посты наблюдения, переоделся несколько раз. Один бился с восемью операми. Причем не очень хилыми, поверьте. Не дай бог нам его упустить!

— Ну, я не знаю, — развел руками офицер и хитро стрельнул глазами. — Можно, конечно, применить старый проверенный способ…

Соломин заинтересовался:

— Это как?

— Дать ему снотворного и отобрать все шмотки. Пусть себе дрыхнет голышом пару дней. По такому морозу никуда не сбежит.

Соломин на мгновение ушел в себя.

— Что ж, если вы берете на себя ответственность, то я сделаю вид, что ничего не знаю.

Он оглядел присутствующих офицеров. Похоже, это устраивало всех.

Опекун

Ти Джей очнулся среди ночи. Голова странно гудела, а глаза не хотели разлипаться. Он потянул руку. Цепь была отстегнута. Сел на кровати и снова повалился навзничь. Он не мог ориентироваться в ночном мраке.

«Что же это такое?!»

Он попытался восстановить события предыдущего дня и постепенно начал соображать, что предыдущего дня просто не было.

«Сколько же я спал?»

Он помнил посадку на корабль. Затем он поужинал, принял душ, сходил в туалет и лег спать. Но это было явно не вчера, а скорее позавчера. Он принялся медленно, глубоко и ровно, строго по системе йогов дышать, восстанавливая силы и сознание, но лишь спустя три или четыре минуты сумел чуть-чуть прийти в себя.

Ти Джей откинул одеяло и встал. Теперь ко всем прочим напастям прибавилась еще одна. Он был абсолютно голым. Ти Джей огляделся, но одежды рядом не наблюдалось. Он обшарил руками постель, пол возле койки. Пусто. Тогда Томми завернулся в простыню и двинулся к двери. Двое конвойных мерно похрапывали. Они, похоже, были уверены, что пленник будет спать еще как минимум до утра.

«Мелатонин, скорее всего, это простой мелатонин…» — подумал Ти Джей; будь лекарство посложнее, его организм вряд ли с ним справился бы вот так, вопреки расчетному графику конвоиров.

«Но зачем?»

Ответ был один: его держат за дурака. Ибо если бы его и впрямь везли менять, то зачем такие крайние меры?

«А на самом деле куда? На Соловки?»

Ти Джей многое читал об этих ужасных русских островах, куда убирают всех, кого нельзя осудить по закону, но вот попадать в каменный мешок на всю оставшуюся жизнь Ти Джей не желал. Он снял контрольную защелку, дважды повернул верхний замок и трижды специально установленный дополнительный запор. Толкнул дверь и очутился в узком коридоре нижней палубы. Тут и раздался рев сирены.

«Сигнализация…»

Ти Джей рванулся вперед и, шлепая босыми ступнями по ледяному металлу переходов, проскочил на палубу, вывалился наружу и замер. Простыня развевалась как парус, голые ноги мигом примерзли к стали под ними, а в лицо ударил соленый морозный ветер.

«И что теперь?»

Позади, на нижней палубе, засуетились. Захлопали двери, закричали люди, и Ти Джей, не останавливаясь и не задумываясь, рванулся к фальшборту, приготовился перемахнуть через него, и в этот момент сзади послышался окрик:

— Torn! Icke gør det!!!

Ти Джей резко развернулся. Это был адвокат Павлов. Томми напрягся, поднял лежащий возле борта черенок не то лопаты, не то швабры. Еще несколько секунд, и снизу подбегут чекисты. Нужно было принимать решение. Павлов стоял спокойно, сложив руки. Он даже не пытался останавливать своего подзащитного. Если бы он попытался схватить Томми, тот не раздумывая, во-первых, ударил бы, а во-вторых, прыгнул. Но адвокат просто стоял в свете тусклого палубного фонаря и просто смотрел чуть в сторону от Хоупа — за борт, где с шумом пенилось холодное море. Он и говорил не то сам с собой, не то с этим шумным темным морем:

— Какой смысл погибать за несколько часов до освобождения? Это глупо!

— Освобождение? Какое освобождение! Чушь! Ложь!! Я не верю вашим друзьям! Никто меня не освободит.

— Если вы прыгнете, вас неизбежно ждет смерть. Вода плюс 3 градуса. Даже тренированный человек выдержит пять-семь минут. Затем неизбежная смерть.

— Какая разница?! Меня и так везут на смерть.

— Никто не хочет вашей смерти. Наоборот, вас берегут. Вы что, не видите?

— Ха-ха! Берегут?! А зачем же было поить меня снотворным? А?! Ответьте.

— Вот он! — заорали со всех сторон, и Томми угрожающе выставил вперед свое деревянное оружие.

— Не надо! — призывая погоню не наседать, поднял руку адвокат. — Не торопитесь!

Он посмотрел в глаза Ти Джею.

— Торн, послушайте! Я даю вам честное слово, что сегодня до конца дня вы будете свободны. Не спрашивайте как. Просто поверьте! Ну же, скорее!

— Это нереально! Меня никто не освободит! Я же не пошел на сотрудничество!

— Этого и не требуется. Вас будут обменивать.

— Обменивать?! На кого? Им не на кого меня менять! Чушь! Блеф! Обман!

— Вас меняют. Это точно! — Павлов сделал шаг ближе, посмотрел в бешеные глаза Хоупа и добавил: — Это так же верно, как и то, что вы Томас Джонатан Хоуп, двоюродный правнук Сиднея Рейли. Не повторяйте ошибок вашего предка!

Ти Джей отшатнулся и выронил палку:

— Как? Откуда? Кто вам сказал? — Он был ошеломлен.

Павлов подошел еще ближе и потянул его за кончик простыни:

— Идемте! Скажите, что просто заблудились. Не могли прийти в себя. Какое-то странное состояние. Идемте же.

Адвокат настойчиво потянул его обратно в душный коридор нижней палубы. По железной лестнице уже стучали каблуки горе-конвоиров, а Томми вдруг обмяк и закатил глаза. В мгновение он превратился в некое подобие лунатика, возвращающегося после ночного похода в кровать. На дрожащих ногах, неуверенными шажками, схватившись за Павлова одной рукой и придерживая сползающую простыню другой, он зашлепал вместе со своим адвокатом навстречу преследователям. Казалось, что заботливый опекун ведет с прогулки невменяемого подопечного.

Шпицберген

Корабль готовился к заходу в бухту Баренцбурга, последнего русского оплота на Шпицбергене. Капитан Бусурин курил трубку и отдавал короткие приказы. В это же время в его каюте кое-кто продолжал выяснять отношения:

— Вы не имели права опаивать его этим дурманом! Я вынужден буду подать жалобу на неправомерные действия в отношении моего подзащитного.

Павлов изо всех сил старался говорить не эмоционально, но это не получалось: слишком уж многое связывало его с новым оппонентом.

— Подавай! Бумага все стерпит.

— Юрий Максимович, я вас предупреждаю официально как руководителя оперативно-следственной бригады, — Артем говорил негромко, но очень четко и резко.

Сидящий за столом без галстука, с засученными рукавами, в несвежей рубашке и мятых брюках Соломин равнодушным пустым взглядом гипнотизировал треснувший плафон на потолке капитанской каюты, которую он занял по праву руководителя экспедиции. Весь его вид говорил, насколько его не трогают слова бывшего товарища, который теперь явно ищет удобного случая подставить ему подножку и вконец испортить и так не заладившееся с самого начала дело. Соломин нарочито громко и протяжно зевнул, потянулся и ответил в пустоту:

— Что воля, что неволя. Все равно.

— Юра, что с тобой? — подался в его сторону Артем, и Соломин моментально среагировал и отодвинулся вместе со стулом подальше.

Артем покачал головой и отступил к двери:

— Знаешь, Юра, а ведь совсем скоро все это закончится. Не будет ни Торна, ни дела, ни следствия. Как дальше-то жить будем, Соломин? А? Подумай…

Соломин сдвинул брови.

— Сам подумай, Павлов! Тебя это также касается.