— Goodbye! See you later.[1]

Профессор Смирнов удовлетворенно повесил трубку. Последнюю произнесенную фразу он помнил еще из далекого детства, ее произносили в английской спецшколе в районе метро «Первомайская», где он жил с бабушкой. Каждый день, прощаясь с учителями, они так и говорили: «See you later!» — и про себя добавляли нехитрую английскую рифму: «Alligator!» Ну, а особо продвинутые ученики, к которым Коля Смирнов в то время не относился, щеголяли витиеватым продолжением: «For a while, crocodile!»

Ныне Смирнов законно гордился тем, что может разговаривать с партнерами на чистом английском языке. Ну, так ему казалось, и никто не старался его разубеждать. Да и некому было его просвещать относительно правильного употребления времен и артиклей — своих проблем хватает.

Николай Иванович вздохнул. Знать бы тогда, что английский язык поможет ему в самые сложные моменты жизни… наверное, он учился бы за троих. Так, чтобы быть не только одним из лучших физиков страны, но и прекрасным англофоном. Хотя и полученных в средней школе знаний вполне хватило — даже для этого сложного контракта. Благо хоть британцы взяли на себя все трудности технического перевода.

Смирнов открыл настольный календарь и пометил красным карандашом всю следующую неделю, от понедельника до пятницы. Делегация Королевского столичного университета Лондона, как правило, проводила всю неделю, включая уик-энд, в Москве. Им нравилось ходить вечерами в театр, по выходным в галереи и музеи. Британцы умели получать удовольствие от жизни.

То, что дело нечисто, Артем чувствовал давно, начиная с этого странного задержания, ну, а когда уже к четырем утра в разговоре с дежурным офицером рокового отделения он услышал фамилию Проторов, невидимые пазлы в голове сложились — в считаные мгновения.

«Юра?..»

Кроме самого Артема, только Юра да его спутница слышали в ресторане, что у Сони есть какие-то проблемы с Проторовым. Так что вероятность участия во всех этих чудесах контрразведки, учитывая совокупность улик, была очень велика.

— Ну-ну…

В пять утра Артем знал о Проторове все, что должен знать его налоговый инспектор. В шесть он позвонил рано встающему однокашнику и узнал неафишируемое приложение к уже начавшему складываться в голове делу. К семи утра он почерпнул в Интернете две-три детали о наклонностях Проторова, так что к восьми, когда олигарх прибыл в свой офис в центре Москвы, Артем был готов к любому разговору.

— Зачем вам участие в этой подставе? — прямо поинтересовался он. — Не из-за денег же, на самом деле…

Проторов капризно пожевал губами.

— Ну, у меня тоже есть самолюбие… обещала одно, а как дошло до дела…

— Я был рядом, когда вы ей звонили, — прямо сказал Артем. — Вы были нетрезвы, и ваши предложения были далеки от всяческих приличий.

— Вы что… слышали?.. — засомневался олигарх.

Артем кивнул.

— И не только я. Второй свидетель — полковник госбезопасности Соломин Юрий Максимович. Дать вам его телефон? Он подтвердит. И, кстати, он тоже обещал ей поддержку в том случае, если вы…

Проторов умоляюще выставил руки вперед.

— Все-все… не надо.

Артем немного подождал и, видя, что Проторов ни на что не может решиться, покачал головой:

— Я знаю, что вы пошли на это не из-за денег. Но и не из-за давления же налоговых структур? Подумайте сами… ну, если они вам что-то и сделают, то не из-за женщины же… нереальный какой-то расклад!

Проторов молча жевал губами. У него определенно было какое-то самооправдание, что-то вроде того, что с ним поступили нечестно. Теперь, когда обнаружились целых два конкретных свидетеля его звонка, все выглядело совсем уж некрасиво…

— Ладно, — вздохнул он, — я заберу заявление. Когда вы хотите?

— Немедленно, — поднялся Павлов, — нельзя терять ни секунды.

Он действительно так считал, более того, Артем всей шкурой чуял: вокруг происходит нечто действительно значительное.

На всякий случай Томми проделал операцию по отрыву от возможного «хвоста» еще раз, только с точностью до наоборот. Проехав три остановки по Арбатско-Покровской линии, он спокойно вышел из вагона, прогулялся до ближайшей колонны, обогнул ее и вернулся к закрывающимся дверям. Поставил ногу, зажав пытавшуюся захлопнуться створку, подождал, пока последний пассажир войдет в вагон, а перрон опустеет, и убрал ногу. Затем перешел на противоположную сторону платформы и снова проделал ту же процедуру, убедившись, что за ним никто не наблюдает, — с той разницей, что теперь вошел в поезд и наконец поехал в нужном направлении.

Вообще трюки в подземке Томми обожал и мог придумывать новые и новые. Особенно если речь шла о таких сложных системах, как американская. Нью-Йоркский метрополитен позволял даже переходить из вагона в вагон и комбинировать поездку в метро с наземным передвижением. А французские системы, на выходе заставлявшие вас обязательно прокомпостировать использованный при последней поездке билетик, иногда становились непреодолимым препятствием для соглядатаев. Во время поездки Томми сам либо с помощью надежного помощника, сопровождавшего его чуть в отдалении, успевал добыть билет своего незваного спутника и лишить его возможности законного выхода из метро. Нескольких минут растерянности и замешательства на выходе было достаточно, чтобы уйти от слежки.

Московское метро было несказанно проще, но простота компенсировалась множеством пересадочных узлов и несколькими абсолютно пустыми платформами, где каждого пассажира было видно, как пальму в Аравийской пустыне. Так что примерно в девять вечера Томас Джонатан Хоуп, абсолютно уверенный, что за ним никто не наблюдает, вошел в квартиру, арендованную для него за несколько месяцев до визита у надежного человека.

Квартира находилась в переулочках Старого Арбата и имела три подхода, два подъезда и окна на три стороны света на втором этаже. Именно такой должна быть квартира тайного агента, шпиона, разведчика, резидента или врага народа. Никаких телефонов, телевизоров и радиоприемников. Минимум мебели, максимум газет и журналов. Хороший разведчик должен читать и анализировать. Основное оружие и капитал агента — информация и выводы.

К десяти утра Томми переоделся в легкий спортивный костюм, столь популярный в среде новых русских, нацепил очки и кроссовки, погрузился в пуховик с капюшоном и вышел на улицу. Через пять минут быстрой ходьбы до Смоленской площади он свернул в «Макдоналдс» и, заказав два бургера и колу с картошкой, сел в дальний угол кафе, откуда мог контролировать всех поздних посетителей. Помимо очков он надел седой парик, подклеил бачки и седые усики. И когда он доедал уже второй бутерброд, то почувствовал чей-то взгляд.

Способность чувствовать взгляды посторонних развивалась в клане МакФлеймов на генетическом уровне от поколения к поколению, и Томми обладал ею в полной мере. Он повертел в пальцах маленькое карманное зеркальце в виде брелока и осмотрел через него зал, сидя вполоборота и прикрывая свои действия пакетиком картошки и стаканом газировки.

«Вот он!»

Молодой симпатичный брюнет с элегантными усиками и в модном кепи смотрел в спину Ти Джея, раздумывая о чем-то. Худощав, с узкими плечами, в модных отглаженных брюках и начищенных ботинках, в плаще не по сезону легком, но элегантном. Видимо, подъехал на большой хорошей машине, так как ни складок, ни помятостей на его одежде не наблюдалось. Томми подвинул пакетик картошки на край стола и, кашлянув, уронил его на пол. За соседним столиком гоготнули малолетки, а чернявый сощурил глаза и двинулся к Томми, подсел на свободный стул, затем привстал, наклонился и поднял пакетик:

— Вы уронили еду.

Пароль был произнесен.

— Спасибо, но я думаю, что не смогу есть с пола. Не приучен, — отозвался Томми и, не поворачиваясь, жестом предложил усаживаться рядом.