— Что ж, допустим. Дальше.

— Мог кто-то из банка. Сумма солидная. Могли стукнуть.

— Н-да-а…

Подполковник опять заходил взад и вперед. Майор машинально следил за его движениями.

— А не смотрел кто рядом-живет из бывших?

Майор покачал головой.

— Вот и нужны на это люди…

— Смени пластинку, — подполковник насупился, — давай дальше.

— Третье. Могла кому-то проговориться жена.

— А хозяин?

— Утверждает, никому ничего не говорил.

Подполковник, опустив голову, долго молча расхаживал по кабинету. Леонов не спускал с него глаз. Наконец Мухамедзянов остановился.

— Это все?

— Все, — Леонов вздохнул.

— А четвертого нет?

— Нет.

— Не исключай. А в общем я одобряю все твои версий. Какая наиболее вероятна?

Мухамедзянов, выдвинув стул, облокотился на спинку.

— Какая-какая, — Леонов застучал пальцами по столу, — если бы я знал… Думаю, первые две наиболее вероятны. Хочу начать с первой.

— С первой, с первой, — подполковник выпрямился. — Ты же говорил, что Васильев исключает.

Майор покачал головой.

— Вы не так меня поняли. Он сказал, что не может кого-либо подозревать.

— Да, существенная поправка.

Подполковник улыбнулся.

— Я считаю, — сказал майор, — исключать этого нельзя.

— Я тоже так думаю, — поддержал Мухамедзянов.

Зазвонил телефон. Михаил Омарович взял трубку:

— Да. Я. Слушаю… Нет. Пока нет… Работаем… Да-да… Я говорю, принимаем меры. И по второму. Говорю, и по второму… Ясно? Хорошо. До свидания.

— Исполком интересуется, — он повернулся к Леонову. — Подавай убийство, давай Васильеву. Поучают. Ну, ладно… Им там видней, что нам здесь делать. Итак, хочешь начинать с первой?

— Да, товарищ подполковник.

— Ну, что же, как говорили в старину: с богом!

VIII

Бригаду Леонов нашел, как и говорил Васильев, в бывшей гримерной старого Дома культуры, где бригада вела ремонт.

Густой табачный дым ел глаза, выбивая слезы, как на химкомбинате. На небольшом столе среди бутылок из-под кефира и газировки, немытых стаканов, кусков недоеденной колбасы и хлеба валялась разбросанная колода карт. На краю стола, опираясь на одну ногу, сидел сумрачный обросший брюнет. Его широкие плечи были вяло опущены. Одет он был в пеструю грубой домашней вязки кофту. Остальные члены бригады, — кто лежа, кто сидя на чем попало, — вели какой-то разговор. При появлении Леонова они замолчали, неприязненно глядя на него. «Семеро. Все на месте», — отметил про себя Леонов.

— Здоровеньки булы, — постарался придать веселость своему голосу.

Ему не ответили.

— Кто будет старший? — спросил майор, глядя на брюнета и ничуть не смущаясь от такого приема.

— А тэбэ зачэм? — сказал тот, опуская ногу, словно готовясь к прыжку.

— Дело есть, — спокойно сказал Леонов.

— Какоэ?

— Да хочу работенку предложить.

— Нам этой хватает, — сказал, поднимаясь сухощавый хлопец с густыми нечесаными волосами льняного цвета.

— Ты что рубишь? — повернулся к нему сидевший на корточках напарник. — Может, дело скажет, а ты… Хватает… Говори, зачем пришел.

— Ведут себя спокойно. Тревоги, вроде, не видно. Может, не впервой, пообвыкли? Таких и не заметишь, — стучало в голове.

— Да я хотел на дом… пионеров позвать.

— А, — как-то разочарованно сказал парень, доставая из кармана пачку сигарет. — Будешь? — он ловким движением выбил сигарету и протянул пачку Леонову.

— Не курю, — с сожалением сказал тот.

— Утрами, поди, бегаешь? — парень сунул сигарету в рот.

— Как придется.

— Молодец! Давай-давай. Здоровеньким помрешь, — с насмешкой сказал парень, чиркая зажигалкой. Затянувшись пару раз и выпустив густые клубы дыма, продолжил: — Мы там бывали. Гроши жалеют. А сделать можно. Для детей, — в последних словах Леонов уловил иронию.

— Гроши, говоришь, жалеют? — майор подошел вплотную к парню и потеснил его на свернутом матрасе, на котором тот сидел. Парень молча подвинулся. Затягивался он с каким-то наслаждением, словно демонстрируя величайшее удовольствие от самого процесса курения. Сделав несколько глубоких затяжек, он возобновил разговор.

— А я не хочу лишать себя удовольствия. Много ли его выпадает на нашу долю? Молчишь? То-то! А насчет жизни… Дед у меня до сих пор махру потягивает, и ничего. Врачи все врут.

— В Америке многие теперь бросают курить, — Леонов помахал рукой, разгоняя клубы дыма.

— А что Америка? Америка! Мы сейчас, по-моему, все у ней перенимаем. А толку-то что? У нас свой путь…

— Хорошее-то почему не взять? — Леонов поддернул на коленях брюки.

— А мы все берем. И хорошее, и плохое. А я пока буду курить.

— Пока… кури, — Леонов засмеялся. Улыбнулся и парень. Посмотрев на остатки сигареты, он затянулся поглубже и положил сигарету на кирпич, который был утыкан окурками, как подсолнух семечками.

— Ты про старшего спрашивал, — повернулся он к майору. — А старшего у нас нет. Был и пропал. Сами с утра ждем.

Парень подбросил зажигалку, поймал ее на лету и спрятал в карман.

— Исчез падла куда-то, — вступил в разговор другой с льняными волосами, зло ворочая глазами.

— Гроши бы не слямзил, — поддержал его курильщик.

— Слышь! — соскочил со стола брюнет. — Мэнэ гроши нужны! Гдэ оны?

Леонов молча пожал плечами, не спуская глаз с брюнета.

«Морда такая разбойничья, — подумалось Леонову. — Может, он?..»

— Слышь, друг, ты на меня не при. Гроши у тебя есть.

— Гдэ есть? — брюнет зло сверкнул глазами.

— Без денег по лавашным не лазят. А я, вроде, тебя там вчера видел под вечер, — майор говорил спокойно, уверенно.

— Мэня? — взгляд брюнета стал остервенелым.

— Вроде, тебя.

— Э! — махнул брюнет рукой. — Глазами смотри. Скажи ему, Сэма.

— А что сказать, — тот, которого назвали Семой, лениво повернулся, — мы вкалываем… Если кто и отойдет на минутку… Делов-то…

— Сэки, — сказал брюнет.

— Да мне-то что, — майор обратился к курильщику, словно ища у него поддержки, — куда нас поперло… Я не за этим пришел. Тут уж увольте. Гроши свои ищите сами. Ну, так что, не договоримся? — Леонов поднялся.

Брюнет загородил ему дорогу.

— Ты хто будэшь?

— Я? Завхоз.

— Э! — махнул рукой брюнет и сел на место. От резкого толчка крышка стола поднялась, загремели по полу бутылки.

— Осторожно, Спартак! — прикрикнул курильщик и стал собирать посуду.

Леонов решил больше не задерживаться.

— Ну, бывайте, — сказал он и пошел к выходу. С порога добавил:

— Эх, вы! Для детей не хотите добро сделать.

Сему словно ударило током. Он подскочил и заорал:

— Ты! Завхоз! Мать твою… Ты повкалывай, как мы, с утра до ночи. Тогда я посмотрю, как будешь грошами разбрасываться. А то мы им будем помогать, а аппаратчики себе дачи за счет трудяг строят. Пусть эти деньги детям и отдадут. Так вот, хрен я тебе свою копейку отдам!

— Ты что-то, Сема, разошелся! — курильщик опять подбросил зажигалку. Резко повернувшись, щелкнул зажигалкой перед самым семиным носом.

— Иди ты, — выругался Сема и, махнув рукой, отвернулся.

— Слышь, завхоз, это он у нас так… Горячий. Утрясется. Да, Сема?

Сема что-то пробурчал, опускаясь на лежанку.

— Вот видишь, завхоз, все улаживается. Ты погодя приходи. Покалякаем. Смотришь, и наш бугор притопает. Авось и договоримся.

— Ну, бывайте! — Леонов прикрыл за собой дверь.

Он шел медленно, припоминая и обдумывая каждое слово. Не ясна была роль Спартака. По оценке Васильева, он был работягой, рычагом бригады, но жаден до денег. Сейчас же выглядел абсолютно пассивным. К тому же вчера, похоже, никуда не отлучался. Не вызывали подозрений и остальные. Они даже не пошевелились, безразлично наблюдая за происходящим. Что это? Игра? Неужели что-то почуяли и стараются себя не выдать? Или, хуже, спугнул? И для чего бригаде воровать собственные деньги? Потом еще раз сдернуть с вожака? Трудно в это поверить, но и исключить нельзя. Кто-то один из них хотел взять себе долю побольше? Опять-таки не исключено. Но — кто? Спартак? Сема? Нет, этот — горлопан и трусоват. Курильщик? Не похоже. Урвать он может, совершить маленький подлог… Но большое дело?.. Вряд ли. Остальные? По их безразличным физиономиям можно без труда прочитать, что на такое они не способны? Кто? Опять выплывает Спартак. Или все же кто-то из бригады, и он просто ошибается? Но что-то удерживало Леонова от таких выводов.