Он никогда и никому не рискнул бы говорить вслух то, что сказал себе. Саша стеснялся высоких слов и в обыденной жизни, и на трибуне. На фронте, когда он вступал в партию, политрук продиктовал ему заявление, где было сказано: «Прошу принять меня в ряды членов великой ленинской партии большевиков, так как я хочу бить ненавистных фашистов с полным сознанием своего коммунистического долга и даю слово, что никогда не отступлю от святых идеалов партии». Пащенко попросил у политрука чистый лист бумаги и написал свое заявление: «Прошу принять меня в члены ВКП/б, так как мой кандидатский стаж истек, и я хочу быть коммунистом, как мой отец».

Но в какие-то минуты у него возникала потребность назвать своими словами то, что было для него самым дорогим и самым высоким. Сегодня причиной тому были, наверное, нелегкий день, неудача на его исходе, пустой, тихий и поэтому казавшийся особенно беззащитным, как спящий младенец, город и острое чувство личной ответственности за него, внезапно возникшее у Саши.

Тихо скрипнула калитка. Ягуар быстро и бесшумно проскользнул в образовавшуюся щель, будто он был не человеком, а каким-то бестелесным существом. Большой полутораэтажный дом погружен в ночную темноту. Ближе к калитке угадывается тело большой сторожевой собаки. Она мгновенно сдохла, проглотив приманку, брошенную Хорьком через высокую стену. Он был мастером по части приманок с таким дразнящим запахом, что устоять против него собаки не могли.

Следом за Ягуаром шли Жорж и Гоша. Если бы кто-нибудь увидел сейчас их лица, закрытые туго натянутыми черными шелковыми чулками, то, наверное, подумал бы, что это не люди, а какие-то исчадия ада. И он был бы не так далек от истины: то, что таилось в мыслях бандитов, ставило их вне всего человеческого…

Хорек опередил всех на широкой каменной лестнице, ведущей в жилые помещения дома. Замок двери веранды легко подался отмычке. Ступая на носках, Хорек переступил порог и прислушался. На веранду выходили двери трех комнат. В крайней справа явственно слышался храп. Хорек было испугался, что это храпит мужчина, а потом посмеялся мысленно над собой: какая разница — все равно храпит, значит, крепко спит и готов, не проснувшись, обрести вечный покой. В комнате, расположенной прямо напротив двери веранды, слышалось сонное посапывание.

Хорек отступил в сторону, пропуская вперед остальных. Гоша появился уже с ножом наготове и сразу двинулся направо, к крайней комнате. Ягуар чуть нажал на дверь, на которую кивнул Хорек. В свете довольно сильного ночника, стоявшего у изголовья кровати Ягуар увидел картину, которая не могла оставить его равнодушным как мужчину. На белоснежной широкой постели, привольно раскинувшись, спала пышнотелая женщина в, казалось бы, совсем ничего не прикрывавшем пеньюаре. Молодое гладкое бело-розовое тело почти сливалось с белизной постельного белья. Жгуче черные волосы раскинулись на подушке. Здоровый румянец подчеркивал нежность тонкого лица. Рот ее был полуоткрыт, на губах витала улыбка, навеянная каким-то приятным сновидением.

Ягуар сделал шаг по направлению к кровати, второй… Глаза его не отрывались от объятого негой тела женщины, похотливое желание поднималось, готовое уже захлестнуть сознание бандита. Но руки Ягуара, подчиняясь совсем другому — приказу воли, тянулись к горлу женщины. Она будто почувствовала движение в пространстве этого страшного орудия смерти, распахнула глаза и, увидев что-то черное, нечеловеческое, которое протягивало к ней руки в черных перчатках, вскочила и прижалась спиной к стене, оклеенной розовыми обоями. В глазах женщины был не ужас, нет: в них еще не было ничего, кроме безмерного изумления. Ягуар вовремя уловил мгновение, когда голосовые связки женщины, наконец, понявшей в чем дело, уже готовы были вытолкнуть в пространство вопль ужаса. Пальцы его, как всегда, безошибочно сошлись на горле женщины. Не отпуская его, Ягуар упал на свою жертву всем телом, чтобы погасить конвульсии. Но вот он разжал пальцы и вытер руки о простыню. Шорох, внезапно раздавшийся в комнате, заставил Ягуара метнуться к двери. Там он опомнился и совсем успокоился, когда услышал сонное почмокивание губ.

За портьерой, прикрывавшей довольно глубокую нишу в стене, в детской кроватке спал мальчик лет пяти, очень похожий на свою уже покойную мать. Руки Ягуара потянулись к ребенку и отпрянули назад, когда за спиной у него раздался шум.

— Скорее! — свистящим шепотом проговорил Жорж. — Задерживаться нельзя. Он уже был нагружен объемистым узлом.

Ягуару не хотелось оставлять ребенка в живых, но жадность толкнула бандита к столику, где он заметил несколько колец и других дорогих женских украшений. Опасение, что Жорж опередит его и успеет что-то припрятать для себя, и спасло малыша. Ягуар подбежал к статику, собрал драгоценности, что лежали сверху, принялся выдвигать ящики стола, выгребая оттуда все, что имело цену.

Проходя мимо ниши, Ягуар замедлил шаг, подумал о ребенке: «Пусть он на всю жизнь запомнит картину, которую увидит, проснувшись. Запомнит и испугается. Это даже лучше, чем прикончить его сейчас».

— Уходим! — сказал Ягуар Жоржу, который все еще стоял на пороге комнаты.

Калитка чуть слышно хлопнула, выпустив со двора бандитов. Узел Жоржа они разобрали, рассовав вещи за пазухи и по карманам. Ничего громоздкого не брали.

Город спал. Особняк, где только что совершилась трагедия, находился на левом берегу Терека, недалеко от центра города.

Шли, соблюдая предельную осторожность: прижимались к стенам домов, пробегали открытые пространства, освещенные редкими уличными фонарями.

Город спал, хорошо потрудившись, совершив великое множество больших и малых дел во славу и счастье людей. А эти — его враги, наносили удары в спину и трусливо уползали в темные, с затхлым запахом застоявшегося времени уголки, задернутые паутиной, сотканной из такого материала, как жестокость, алчность, ненависть ко всему доброму и светлому в человеке. Они крались сейчас по ночному городу в свое логово, чтобы спрятаться там до следующей вылазки.

Ягуар поднял руку, останавливая сообщников.

— Через Чугунный мост не пойдем, могут замести. Есть ли здесь где перейти?

— Есть, — ответил Жорж. — Пошли!

Бандиты резко взяли вправо и двинулись в сторону Терека. Чем дальше уходили они к реке, тем меньше становилось вокруг света и тем смелее становились их шаги.

Они были довольны собой — дело сделано: золото, деньги, облигации, дорогие вещи дадут им возможность продолжить приятное существование без труда и забот.

Одна из наиболее живучих иллюзий бандитов всех рангов и мастей — достичь жизни, полной удовольствий. Но даже самые радостные, самые, казалось бы, беззаботные моменты существования их отравлены страхом перед грядущей расплатой. Временами им удается загонять этот страх глубоко в себя и забываться, но он возвращается к ним с такой же неизбежностью, с какой рано или поздно приходит расплата…

— Ведьма старая, — жаловался Гоша. — Трепыхалась, как молодая. Замучился с ней совсем. А крови у стервы, на троих хватит.

— А какая баба была у Купца, ребята, — прищелкнул языком Жорж. — Ты там не…

Он не договорил, потому что Ягуар схватил его за ворот, приблизил к Жоржу свое лицо и так посмотрел на него, что язык у Жоржа будто враз окостенел. Ягуар отпустил его и пошел вперед. Жорж понял свою промашку: он назвал Резо Купцом, но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

Недалеко отсюда была Гошина хаза, но Ягуар не сомневался, что она уже провалена. Он размышлял о другом: Гоша для банды становится слишком опасным, и эту проблему надо решать, конечно, только с Хорьком. Ягуар очень хорошо запомнил все, о чем говорил ему в своем первом и последнем инструктаже Пауль. Суть его сводилась к тому, что высокопрофессиональный агент всегда должен быть одиночкой, в случае опасности за очень короткое время, не останавливаясь ни перед чем, отсечь все свои связи с сообщниками и уйти в заранее приготовленную нору. Но если опасность настигнет его и там, тогда настоящий рыцарь плаща и кинжала должен суметь поступить как скорпион.